Как известно, процессу рождения предшествует зачатие, для которого нужен отец. Отец требовался заботливый и в меру породистый. Не русский выжига, спускающий деньги на тотализаторе, а добропорядочный молодой англичанин. Не красавец, не олигарх – Анна умела, когда нужно, быть реалисткой – а улыбчивый простачок, который приведет ее в тихий дом на Лонгхерс-роуд, усадит в гостиной на диван, а сам подойдет к телефону, чтобы набрать номер родителей и сообщить в трубку: «Я женюсь». Таким простачком и оказался Стивен, который в одно прохладное воскресное утро имел счастье зайти в «Харродс», чтобы выбрать на юбилей матери подарок.

После расставания с авантюристом Анна работала посудомойкой в пакостном ресторане на Глостер-роуд. Платили там гроши, но зато не требовали никаких документов. Не спрашивали, кто ты и откуда: бери фартук, резиновые перчатки и ступай работать. Зарплату выдавали наличными, в черную, – вот тебе и законопослушная Европа! Изучение языка тоже сдвинулось с мертвой точки: команда в ресторане была интернациональная, все между собой общались на ломаном английском и, обсуждая лондонское житье-бытье, понемногу обогащали словарный запас друг друга.

С одной из поварих у Анны вышла ссора. Та как-то пожаловалась менеджеру, что в часы пик на кухне не хватает чистых тарелок. При этом нагло показала пальцем на Анну – якобы вот она, самая нерасторопная среди посудомоек. Когда менеджера вызвали в зал, Анна взяла из раковины вилку, подошла к плите и, приставив зубцы вилки к горлу поварихи, прижала кляузницу к стене. «Я бывшая серийная убийца, – проговорила она сквозь стиснутые зубы. – На мне восемь трупов в России. Если ты еще раз скажешь обо мне плохое, я истыкаю тебя этой штукой от пяток до макушки. Поняла, сука?» В тот же день повариха уволилась из ресторана, а за Анной прочно закрепилось прозвище «Killer Queen⁴». Как оказалось, нелегальное трудоустройство тоже имело свои плюсы. Здесь люди больше всего ценили не умение тереть тряпкой пол, а силу характера. На вспыхивающие конфликты смотрели с пониманием и даже интересом. Победителю прощалось все. Поверженный враг уходил навеки.

По выходным Анна отправлялась в «музеи» на Оксфорд-стрит. «Next», «Marks & Spencer», «Gap», «River Island» – за неимением денег все эти магазины превратились для нее в выставочные залы и экспозиции куда более привлекательные, чем те, в которых висели полотна Ренуара и Пикассо. Наиболее боготворимым местом был «Харродс». По его сияющим хрусталем и позолотой залам Анна ходила как по сказочному дворцу. Там к воздуху были примешаны особые молекулы удовольствия, а роскошь окутывала со всех сторон, как волшебная мантия. Раздавались негромкие голоса пожилых респектабельных леди, фонтанировали светом театральные люстры над головой, а в ювелирном отделе у искрящегося драгоценными камнями прилавка стоял он, Стивен, тогда еще незнакомый молодой человек с мягкими чертами лица и широкими плечами. Он неуверенно разглядывал колье, которое держал перед ним на бархатной подушечке продавец. Анна встала рядом, перехватила растерянный взгляд доброго великана и, кивнув на колье, сказала:

– Очень мило.

– У мамы день рождения, – объяснил Стивен.

– Мои поздравления, – сказала Анна, радуясь тому, как хорошо, без акцента ей удается говорить.

Следующую фразу Стивена она не поняла. И последующую. Но, глядя в его круглые коровьи глаза, смекнула, что от нее это и не требуется. Никто не ждет от новорожденного понимания. Все просто приветствуют его появление на свет. Из «Харродс» они вышли вместе. На юбилее тоже были вдвоем. Выходные провели в Брайтоне. А через неделю Стивен сделал ей предложение.

Родители Стивена были шокированы. Диковатая красотка, едва разговаривающая по-английски, обладательница сомнительного визового статуса, чужестранка без образования – разве о такой партии для сына они мечтали? Пусть он не хватает звезды с небес, не шагает семимильными шагами по карьерной лестнице, не обладает внешностью Марлона Брандо, но он добр, образован, трудолюбив, он один из тех, у кого со временем все получится. И вдруг «Королева-убийца»! Чего хорошего ожидать от такого союза?..

Но Стивен был так ослеплен своим счастьем, что попытки вразумить его ни к чему не привели. Отец смирился первым, отчасти потому, что и сам не мог противиться обаянию крутых бедер, высокой полной груди и осиной талии Анны. Ему, кажется, льстило, что сын отхватил такую штучку, о которой большинству мужчин приходиться лишь мечтать. Жизнерадостное и немногословное поведение будущей невестки (продолжая буксовать в английском, Анна заменяла слова улыбками) ему тоже импонировало – его собственная супруга была чересчур болтлива.

Свадьба вышла не слишком пышной. Главным украшением стала невеста в белом платье и венский вальс, который, чуть сбившись при смене вращения, под возгласы и аплодисменты гостей исполнили молодые. После свадьбы начались хлопоты по интеграции Анны в британское общество. Пять дней в неделю она занималась на курсах английского, а по вечерам они со Стивеном ныряли в интернет и внимательно изучали программы лондонских колледжей. Во время поисков учебного заведения выяснилось, что у Анны нет никаких профессиональных интересов. Она с равным энтузиазмом кивала головой и на описании курса по английской литературе и на открытую Стивеном страничку факультета астрофизики. Чуть больше Анна оживилась на описании отделения модного дизайна, но от него пришлось отказаться, так как выяснилось, что Анна не в состоянии нарисовать не только платье, но даже простую чайную чашку. Она вообще испытывала какой-то панический страх перед чистым листом бумаги. К тому же – правда, Анна не отдавала себе в этом отчета – все наряды, которые ей представлялись, уже существовали в действительности, и их можно было запросто увидеть на витринах «Харродс».

Оставив в стороне мир модного дизайна, Стивен устроил Анне экзамен по математике. Его привлекала мысль о том, что супруга может стать его коллегой. В домашней контрольной Анна не справилась с квадратным уравнением, тщетно пыталась вспомнить, что такое логарифм, и допустила позорную ошибку в таблице умножения. Таким образом, на идее финансового образования тоже поставили жирный крест. В конце концов, смотрины колледжей привели их на факультет муниципального управления – выбор, от которого Анна была не в восторге. Ей почему-то представлялось, что по окончании курса ей придется стоять на платформе метро с палочкой в руке, отдавая поездам сигналы на отправление. Образ женщин в униформе настойчиво преследовал ее, несмотря на то, что в последний раз она видела их три года назад и не в лондонском метро, а в московском.

Обучение потребовало от Стивена не только финансовых, но и интеллектуальных затрат. Хуже всего его супруга справлялась с написанием эссе. Сказывалась ее нелюбовь к преобразованию гордости и восторга в скучные тексты о водоснабжении и коммунальных тарифах. У Стивена стало садиться зрение. Окулист прописал ему контактные линзы, очки для работы на компьютере и порекомендовал проходить ежемесячный осмотр. Стивен в очках Анне не нравился. Он становился похож на сумасшедшего профессора, который вечером в гостиной, ссутулившись, настукивает на компьютере очередную заумную статью. Она стояла рядом и с трудом сдерживала желание опрокинуть чашку горячего чая ему на голову.

«Почему ты не выбрал другую оправу? – спрашивала она Стивена. – Это какое-то уродство». Харт молчал, хотя ответ знали оба: легкие, титановые оправы стоили очень дорого, а лишних денег в семейном бюджете не было. Лондонские бухгалтеры, как оказалось, не так уж много зарабатывают. С плохо скрываемым возмущением раз за разом Анна выслушивала рассказы мужа о британских налогах, которые казались ей возмутительными и грабительскими. Слова Стивена о том, что во Франции работникам приходиться отчислять в казну еще больше, однажды вывели ее из себя. «В России вообще никто не платит налогов!» – выкрикнула она и сделала такой жест, словно разрубала налогового инспектора надвое.

Через два года жизнь со Стивеном свелась к неясному ожиданию перемен. Воспоминания о России вспыхивали фейерверком, окружающий Лондон серел скучливо и однообразно. Во время одиночных прогулок Анна часто приходила на Трафальгарскую площадь, усаживалась на гранитную скамью и смотрела на голубей на невзрачных серых плитах. Она вспоминала родной город, кавалеров на подержанных иномарках, сумасшедшие вечеринки с отвратительным шампанским, от которого ее мутило, заляпанные шоколадом и красной икрой диваны в VIP-ложах. От дурного шампанского ее не раз тошнило, и она стояла, согнувшись, над унитазом в уборной ночного клуба, но даже несмотря на эту муть и жуткие спазмы в пищеводе, ей было весело. Ее жизнь была полна безразличия к самой себе, к своим поступкам, к завтрашнему дню. Это была какая-то сумасшедшая, захватывающая гонка с огненными искрами из-под колес.

В день получения британского паспорта она снова пришла на площадь и села на гранитную скамью. Вынула из сумки заветную книжечку с золотыми львами на обложке, пролистала жесткие страницы и задумалась. Достигнута ли ее цель? Проходивший мимо джентльмен в элегантном костюме выразительно посмотрел на ее голые колени. Она попыталась перехватить его взгляд, но он отвернулся и зашагал прочь. Вечером они со Стивеном напились, обмакивая в бокал угол книжечки с золотыми львами. А на следующий день после занятий в колледже она пришла в агентство «Мисафер». Там на нее внимательно посмотрели и предложили на выбор либо двухнедельное путешествие на Тайвань в компании пятидесятилетнего бизнесмена, либо пятидневную Вену с производителем холодильного оборудования. Точный гонорар не назвали, но намекнули на симпатичную сумму. Анна заполнила небольшую анкету, в основном антропометрические данные, и позволила себя сфотографировать выскочившему откуда-то сбоку юркому хлыщу с громадным объективом вместо правого глаза. Пообещала позвонить и сообщить о своем решении. Уходя, подумала, что даст себе на раздумья ровно один день. Но и через день, и через три ни на что не могла решиться. Какой-то густой туман окутал ее, и она плыла сквозь него, словно корабль без капитана. За последнее время в ней что-то изменилось. Раньше решения приходили сразу, падали, будто яблоки с ветки, стоило только подставить ладони. Теперь вместо прежней уверенности в голове роились трусливые сомнения, и откуда ни возьмись возникало пульсирующее, как красный сигнал семафора, слово «риск».

Злясь, нервничая, не узнавая саму себя, Анна металась по дому и гневно опрокидывала стулья на своем пути. В какой-то момент подумала, не отправиться ли ей в магазин за картами Таро? А может, поискать в газетных объявлениях предсказательницу судьбы? Но тут благоразумие вернулось к ней, и она, усмехнувшись, досадливо обругала себя «наивной слабачкой». На третий день позвонила в агентство и сказала, что выступить в роли эскорта не сможет. На том конце связи немного посокрушались и тут же предложили клиента для встреч в городе. Она согласилась.

Ее первого клиента звали Оливер, ему было пятьдесят четыре года. Его отличительными признаками были розовое лицо, табачно-мускусный запах и до смешного маленький в неэрегированном состоянии член. Оливер был специалистом по бракоразводным процессам. Он оказался вкрадчиво-тихим любителем персидских кошек и одержимо-яростным, балансирующим на грани истерики субъектом, когда дело касалось судебных заседаний и чужих постелей. Встречались они в номере отеля «Карма» на Грейт-Питер-стрит примерно раз в две недели. За четыре месяца Анна выудила из него приличную сумму, а в нагрузку еще и признание в любви до гроба. После третьей или четвертой встречи, обставленных по-спартански, – разделись, полюбились, оделись – Оливер начал приходить с букетами цветов, с коробками бельгийского шоколада, а также намекнул Анне, что, если она только пожелает, они перенесут встречи в дорогой отель. Анна оставила все как было. Букеты она «забывала» в гостиничном номере или в такси, шоколадом угощала одногруппниц из колледжа. После восьмого или девятого букета поняла, что несчастный юрист повержен. Оливер все больше и больше терял голову, а она все яснее осознавала, что рано или поздно вокруг имени двуличного правозащитника разразится скандал, и его карьере придет конец, а их имена попадут в прессу. Подобная популярность ей была ни к чему.

На юбилейном, десятом букете из лилий и тюльпанов Анна вонзила заранее отточенный нож в сердце немолодого «ромео». Слушая ее безжалостный приговор, Оливер стоял посреди номера с расстегнутой на брюках молнией и свисающими по бокам петлями подтяжек. Потом бухнулся на колени и вырвал клок седых волос у себя на груди. Анна пару минут слушала его мольбы, а затем шлепнула его по лысине и легкой походкой вышла из номера. Он был целиком в ее власти, и тут следовало поставить точку. В тот же день она пожаловалась Стивену, что на ее мобильный попадают по ошибке, и сменила номер. Она удалила из телефона записи с номерами Оливера, агентства и решила, что больше не ступит на эту тропинку. На следующий день самостоятельно написала эссе об организации парковых территорий в мегаполисах, погладила рубашки Стивена и приготовила ужин. Она решила, что нужно трудиться и стать лучшим в городе специалистом по муниципальному управлению. Пусть Лондон станет еще краше, и произойдет это не без ее участия. Окрыленная планами на новую жизнь, она отправилась на прогулку в Гринвич-Виллидж и купила там лампу с бумажным абажуром.

Вот она, эта лампа. Милая простецкая штуковина, за которую было отдано то ли двенадцать, то ли четырнадцать фунтов.

Стивен назвал лампу «никчемной безделухой» и отругал ее за покупку.

– Я заплатила за нее сущие пустяки, – сказала Анна.

Но он только сильнее нахмурился и ответил:

– Курочка по зернышку клюет.

Затем сел читать написанное Анной эссе. Исчеркал его вдоль и поперек. Выбросил половину, а оставшуюся часть переписал на свой лад. Анна смотрела, как он безжалостно кромсает ее сочинение, и чувствовала себя кем-то вроде Робинзона на необитаемом острове. И остров был так мал, что на нем поместились только стул и тумбочка, а из растительности – крохотная пальма с кроной из рифленой рисовой бумаги, та самая «никчемная безделуха». Анна держалась за ствол пальмы и нервно щелкала выключателем.

Вот так, в роли человека, который ведет невидимую всему свету борьбу с самим собой, она протянула еще два года: топталась на одиноком острове своих сомнений и наблюдала, как жизнь течет сама по себе, буднично гремя поездами метро, деловито стуча каблуками по Стрэнду, бесшумно хлопая дверьми заведений на Пикадилли.

Шапочка, которую предстояло надеть на присуждение степени бакалавра, Анне жутко понравилась. Она настояла, чтобы Стивен купил эту шапочку. Сколько можно брать напрокат знаковые, судьбоносные вещи? Свадебное платье тоже было взято напрокат, а это, между прочим, для девушки из России почти оскорбление… В тот раз она промолчала, но теперь хватит. Вместе с шапочкой пришлось покупать и мантию, ее потом использовали в качестве покрывала, когда ездили на пикник в Трент-Парк.

После окончания Анной колледжа Стивен расщедрился. Во время похода в памятный им обоим «Харродс» они купили Анне туфли, деловой костюм и кольцо с изумрудом. «Тебе нужно хорошо выглядеть на интервью», – объяснял Стивен, снова и снова протягивая продавцу кредитку. Вечером он, конечно, раскаялся. Сидя за столом в гостиной, смотрел на вынутые из разных карманов чеки и белел, как стенка. Анна сидела неподалеку на «робинзоньем острове».

С того момента промотался еще один год серой лондонской жизни. Итого шесть. Шесть лет с момента приземления в аэропорту Хитроу в компании азартного авантюриста и до сцены расставания с британским мужем в кафе сегодня утром.

Анна вспомнила одну важную деталь. Оливер. Сможет ли она его найти? Ведь если понадобится улаживать дела с разводом, то лучше него ей никто не поможет. Телефонный справочник отпадает, она даже не знает его фамилии. Остается агентство. Они помогут, ведь с ними теперь у нее полюбовные отношения.

Сделав глоток остывшего чая, она встала из-за стола. Прокатила по коридору чемодан на колесиках, открыла входную дверь и вышла на улицу. Справа что-то негромко бухнуло. Соседка стояла на прежнем месте, держа в руках горшок с полуувядшей геранью. Взглянув на Анну ничего не выражающим взглядом, старуха скривила рот и швырнула горшок в мусорный бак. В баке глухо звякнуло. «Прощай, молодость», – равнодушным тоном сказала старуха. Анна стащила по ступенькам громыхающий чемодан и зашагала к станции.

– Сегодня вторник, в «Пиг энд Вистл» караоке, – крикнула ей вслед старуха. – Я собираюсь исполнить песню «Любовь нельзя купить». Дурацкая группа эти «Битлз», но песня замечательная!

И сухо рассмеялась.

– Катитесь в ад, мисс Берч, – ускоряя шаг, бросила через плечо Анна.

По улице, пускаясь за ней вдогонку, прошелестел легкий ветерок.