Впрочем, отступать Катукова вынуждала и сама выбранная им тактика. Повторять танковые засады на одном и том же месте было бы глупо. Новая позиция у Первого воина подходила отлично – с высоток открывался хороший обзор в южном направлении, откуда шли немцы, а многочисленные кустарники и рощи позволяли маскировать танки.
Рано утром 6 октября дозорные сообщили, что со стороны Орла движется более сотни танков и бронетранспортеров противника. Они атаковали батальон капитана Кочеткова, занявший позиции на одной из высоток. Немецкие танки уже утюжили их окопы, когда Катуков разрешил своим танкам открыть огонь и бросил четвёрку «тридцатьчетвёрок» под командованием старшего лейтенанта Лавриненко на помощь пехоте.
Экипаж Дмитрия Лавриненко
Танки Лавриненко появились из леса и ударили в борт передовой группе немецких танков. Прежде чем те пришли в себя, «тридцатьчетвёрки» скрылись в маленьком овражке и через несколько минут вдруг появились левее, из-за пригорка и снова вступили в бой. Позднее записали рассказ об этом бое членов экипажа одной из тех Т-34: «Вражеский снаряд попал в левый борт танка Любушкина и пробил броню. Внутри машины вспыхнул разрыв. Танкистов ослепило и оглушило… Федотов нажал на кнопку стартера. Двигатель заработал, но ни одна скорость, кроме задней, не включалась: оказалось, были выбиты фиксаторы в переводных стержнях кулисы. Федотов включил заднюю скорость, и танк покатился…Тем временем дым и газ рассеялись, и Любушкин снова открыл огонь по гитлеровской колонне. Вскоре одна за другой факелами заполыхали еще три вражеские машины. Тут подал слабый голос радист Дуванов, пулемёт которого молчал:
– Мне оторвало ногу».
За этот бой командиру танка старшему сержанту Ивану Любушкину было присвоено звание Героя Советского Союза.
Потеряв за несколько минут 15 танков, 4-я дивизия вермахта отступила. Ближе к ночи Катукову сообщили, что немцы снова накопили силы на шоссе и собираются повторить атаку. Ночной бой мог стать большой проблемой, поскольку при темноте исчезали все преимущества Т-34 в бое на большой дистанции. Решение свалилось словно с неба – на КП бригады явился капитан Чумак, прибывший от генерала Лелюшенко.
– Командир дивизиона гвардейских миномётов, – козырнул он. – Приказано подбросить на вашем участке огоньку. Один залп.
– Почему только один? – удивился Катуков.
– Не волнуйтесь, этого хватит.
Ни Катуков, ни его танкисты знаменитых впоследствии «Катюш» раньше не видели. Он описал в своих мемуарах впечатление от первого залпа: «Когда несколько минут спустя мы вылезли из щели, то увидели внизу, в лощине, пляшущие языки огня. С каждой секундой пламя ширилось, разливалось, и вскоре перед нами бушевало огненное море. Пораженные невиданным зрелищем, мы стояли не в силах произнести ни слова. И не сразу до нашего сознания дошло, что снизу доносится гул сотен моторов. Потом мы услышали взрывы – это рвались машины с боеприпасами. Я взглянул в бинокль – там в языках пламени метались тени… Но вот оцепенение прошло, и среди командиров поднялось радостное возбуждение. Многие просто не знали, как выразить свой восторг. Капитана Чумака дружески хлопали по спине, пожимали ему руку. А он, довольный произведенным эффектом, только улыбался. Многим казалось, что новое оружие вызовет коренной перелом в войне».
Позднее «катюши», или «сталинские органы» как прозвали их немцы, часто и успешно использовали против танков. Выяснилось, что для уничтожения немецких танков Т-I и Т-II снаряду даже не обязательно было прямое попадание, разрыв ракеты в пределах 5-10 метров переворачивал лёгкие немецкие танки. Согласно донесению Катукова, всего в тот день немцы «недосчитались 43 танков, 16 противотанковых орудий, 6 автомашин и до 500 солдат и офицеров. У нас же сгорело на поле боя только два танка. Четыре подбитых удалось вернуть в строй. Серьёзные потери в людях понёс мотострелковый батальон».
Головлёво. Ложный передний край
Поздно ночью 7 октября бригада Катукова отступила по шоссе на рубеж Ильково-Головлёво-Шеино. Бои, бессонные ночи, грязь, слякоть и бесконечный дождь вымотали людей. Днём пошел мокрый снег – и шинели, которые негде было сушить, тут же промокли насквозь.
– Ты как в эти дни бойцов вдохновляешь? – спросил Катуков у своего комиссара.
– Не вру им, – ответил Бойко. – Для морального состояния солдата хуже нет, чем когда сладенькая полуправда трещит по швам под напором реальных фактов. Стараюсь объяснить так, чтобы они понимали: победа или поражение – это не результат указаний свыше. Это твоя победа, твоё поражение.
После залпа «катюши» немцы два дня, 7 и 8 октября, вели себя очень осторожно – фон Лангерман считал, что перед ним находятся крупные силы. Катуков в это время бросил все силы на рытье ложного переднего края. Утром 8-го на КП к Катукову прибыл Лелюшенко. Он привез подкрепление – полк пограничников под командованием полковника Пияшева и приказал продолжать защищать Мценск, выигрывая время, пока его гвардейский корпус разворачивается за городом.
Пограничники сформировали небольшие диверсионные группы, по ночам переползали нейтральную полосу и кинжалами резали спящих немцев. Именно тогда, осенью 41-го, среди солдат и офицеров вермахта начало складываться убеждение, что война на Восточном фронте – другая, не такая как на западе. В тылу, в Германии они толком не могли объяснить, чем именно она другая, было лишь ясно, что в России всё намного хуже.
Утром 9 октября 50 пикировщиков «Штука» с душераздирающим воем сирен 15 минут забрасывали бомбами пустые окопы, вырытые бойцами Катукова. Зенитчики бригады сбили пять из них, а шестой всех удивил, угодив под траекторию полёта снаряда полевой пушки и рассыпавшись горящими обломками над окопами пехоты.
– Вижу прямо танки – двадцать! – закричал Катукову сидящий на дереве наблюдатель. – Танки справа – шестнадцать!
Фон Лангерман нанес свой главный удар на Шеино, пытаясь обойти оборону бригады с фланга. Около Шеино в засаде находилась группа «тридцатьчетвёрок» под командованием Дмитрия Лавриненко и рота танков БТ-7 под командованием лейтенанта Самохина. Бой там завязался очень ожесточённый. Катуков послал туда на помощь танки под командованием начальника штаба 1-го батальона лейтенанта Воробьева, старшего лейтенанта Бурды и старшего сержанта Фролова. Они обошли колонну немцев с фланга и незаметно вышли на расстояние прямого выстрела. Их появление стало совершенно неожиданным для немцев. Потеряв за несколько минут перестрелки 11 танков, они отступили. В этот момент Катукову протянули телефон – на проводе был Лелюшенко:
– Немцы прорвались на Болоховском шоссе, – сообщил генерал. – Всему корпусу грозит окружение.
Мценск. Самый длинный день
Утром 10 октября немцы вели себя как-то странно – небольшие группы танков и пехоты вяло атаковали передней край обороны Катукова, расположенный прямо на южных окраинах Мценска. Вскоре выяснилось, что они отвлекали внимание – главный удар был нанесен фон Лангерманом на левом фланге, где занимал позиции батальон Тульского военного училища. Увидев идущие на них танки, курсанты дрогнули и оставили свои позиции. В 11 часов дня на КП Катукову сообщили, что танки противника видели в центре Мценска, на площади колхозного рынка.
Катуков прозвонил Лелюшенко:
– Ситуация становится угрожающей – немцы прорвали мой левый фланг, зашли в Мценск и теперь в любой момент могут отсечь бригаду от моста через Зушу. Прошу разрешение на отступление.
– Отступает весь корпус. Ваша задача – продержаться в Мценске до темноты.
– По данным нашей разведки к Мценску по Болоховскому шоссе движется свежая дивизия противника. Мы можем оказаться в полном окружении, потерять людей и танки.
– Повторяю ещё раз: приказ на отступление я вам не даю.
«Бой – это целый комплекс сложных проблем, часто настолько связанных друг с другом, что порой трудно разобраться, где причина, а где следствие», – написал Катуков после войны в мемуарах.
К полудню немцы усилили нажим с фронта, их атаки становились все более яростными. Командиры частей докладывали комбригу, что держатся из последних сил и просили подкреплений. Но Катуков отправил свой единственный резерв – тройку КВ – в город. С каждым часом ситуация становилась всё более угрожающей для бригады Катукова.
– Новая немецкая танковая дивизия, которая движется по Болоховскому шоссе, в 30 километрах от города, – доложили ему в три часа дня. – Автомобильный мост через Зушу под сильным обстрелом, брод восточнее города занят немцами. Для отступления остается только железнодорожный мост, но мы не уверены, что наша техника по нему пройдёт.
В шесть часов вечера заместитель политрука Завалишин принёс первую за день хорошую новость.
– Танки по железнодорожному мосту пройдут.
– Почему ты так решил? – спросил Катуков.
– Я не решил, товарищ полковник. Я прошёл.
Катуков снова связался со штабом корпуса и получил, наконец, приказ на отступление. В восемь вечера, когда полк пограничников уже переправился, Катуков собрал всех работников штаба и скомандовал:
– Независимо от званий и должностей – в колонну по два становись! Каждый работник штаба обязан всеми силами содействовать организованной переправе через мост. Если нужно, вместе с солдатами вытаскивать застрявшие грузовики и пушки.
Вместе с комиссаром Бойко он повел колонну к Чёртову мосту. Главная проблема там заключалась в том, что сапёры успели лишь наспех постелить настил – доски выдерживали вес техники, но постоянно разъезжались и в образовавшиеся щели проваливались колеса и ноги лошадей. Лошадей со сломанными ногами приходилось пристреливать и скидывать за перила, а технику солдаты и работники штаба бригада переносили на руках. В 11 часов вечера проливной дождь и мокрый снег вдруг прекратились, низкие тучи разошлись, и выглянула полная луна, ярко осветившая мост. Немцы открыли огонь. Вскоре к артиллеристским разрывам прибавились попадания пуль – немцы прорвались к Мценскому вокзалу и вели по мосту прицельный винтовочный огонь из станционных зданий.
Катуков послал туда танк сержанта Капотова.
– Стрелков выбей и зажги там все деревянные здания, – приказал он.
Минут через двадцать выстрелы стихли, а привокзальные здания запылали. Свет и дым этого пожара с одной стороны скрывал от немцев мост, с другой – освещал действия самих немцев.
В два часа ночи началась переправа двух последних танковых батальонов. Танки отходили, отстреливаясь от наседавшего на них врага. Уже светало, когда переправился последний танк бригады и Катуков дал приказ взорвать мост. Самый длинный день, как назвал в своих мемуарах Катуков 10 октября 1941 года, наконец-то закончился.
Чёртов мост, взорванный при отступлении
Итоги. Первая гвардейская
4-й танковой дивизии фон Лангермана понадобилось восемь суток, чтобы преодолеть по шоссе 60 километров от Орла до Мценска. За это время согласно подсчетам Катукова немецкая дивизия потеряла в боях до полка пехоты, 133 танка, 49 орудий, 8 самолётов, 15 тягачей с боеприпасами, 6 миномётов и много другой военной техники (впрочем, нужно учитывать, что поле боя постоянно оставалось за немцами, повреждённую технику они восстанавливали и в потери себе не записывали,так что картина боя в советских и немецких документах сильно отличается). Собственные потери бригады составили 23 танка, 24 автомашины, 555 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести.
Если о потерях можно спорить, то резкое изменение мнения Гудериана о Т-34 после боев под Орлом – это факт. В середине октября он уже не рассуждает в дневнике о «типичным примере отсталой большевистской технологии», а пишет о советском танке доклад в Берлин, в котором требует изменить все германское танкостроение: «Я в понятных терминах охарактеризовал явное преимущество Т-34 перед нашим Pz.IV и привел соответствующие заключения, которые должны были повлиять на наше будущее танкостроение».
Этого Гудериану показалось мало. В ноябре он собрал под Орлом совещание германских конструкторов, на котором присутствовал легендарный Фердинанд Порше. Гудериан привез его на поле боя у Первого Воина и предложил поговорить о советских танках с танкистами 4-й дивизии. Те выразились ясно: сделайте нам «тридцатьчетвёрку».
Точно такой же танк немцы конечно, делать не стали, они создали танк получше – PzKpfw V «Panther», в котором повторили многие конструкторские решения Т-34. Но все это мало помогло самому Гудериану, которого Гитлер счёл лично виновным в провале наступления на Москву. 26 декабря «Быстрый Хайнс» был снят с должности и отправлен в резерв. 4-я танковая дивизия, перезимовав в Подмосковье, потеряла все танки, а её командир, генерал фон Лангерман, погиб через год под Сталинградом.
Карьера полковника Михаила Катукова резко пошла в гору. В ноябре он стал генералом и получил орден Ленина из рук генерала Власова, тогда командующего 20-й армией. В мае 1945-го танки маршала Катукова первыми ворвались в Берлин.
Генерал Власов вручает Катукову орден Ленина
За бои под Мценском 4-я танковая бригада была отмечена в сводке и награждена особо: 11 ноября она первой в танковых частях РККА была удостоена звания «гвардейская», получила гвардейское знамя и новый номер: 1-я гвардейская танковая бригада. С неё началось формирование Танковой гвардии Красной армии.
О проекте
О подписке