– Тут что-то стганное пгоисходит, из дома с белым флагом и поднятыми ввегх гуками вышли габы и стоят на кгыльце! Мы чуть было их не подстгелили, но тепегь пытаемся понять, что всё это значит и в чём подвох. Смотгите в оба, может, это отвлекающий маневг и бандиты сейчас попытаются убежать. Как слышно? Пгиём.

Не отрывая взгляда от осаждаемой многоэтажки, я потянулся к рации и ответил:

– Слышно хорошо, будьте осторожны, это может быть ловушка, чтобы заставить вас подойти к окнам. Не высовывайтесь в окна и спросите, чего они хотят. Я бы им не доверял, они могут быть отвлекающим маневром, либо вообще переодетыми бандитами, поэтому поговорите с ними, не показывая себя, а я пока проконтролирую, чтобы никто под шумок не ускользнул. Приём.

– Я тоже подумал, что дело тут нечисто, сейчас наши любители поогать с ними пегеговогят, оставаясь за стенами. Пгиём.

– Хорошо, как станет понятно, что происходит, сообщи мне, конец связи.

Я закончил сеанс связи и задумался, пытаясь понять, что придумали бандиты. Думаю, они прекрасно понимают, что живыми им не уйти, поэтому отпускать заложников, которые могут выступить живым щитом, было очень неразумно с их стороны. Значит, где-то скрыт подвох, и мы пока не можем понять, где именно. Это очень давит на нервы – когда противник сделал какой-то хитрый ход, а ты не можешь предугадать его замыслы и тебе не понятно, с какой целью он его сделал.

От нервного напряжения у меня начали подрагивать руки и сильно хотелось курить. Я неотрывно следил за домом напротив, периодически поднося к глазам бинокль и наводя его на окна, пытаясь хоть что-то в них рассмотреть. Все мои попытки были напрасными, ни единого движения я не смог обнаружить. Рация молчала, выстрелов больше не было. Проклятая неизвестность и резко наступившая тишина давили на нервы и сводили с ума.

Супруга тоже нервничала и внимательно смотрела на улицу. Рация ожила вновь лишь спустя 15 минут тишины, которые для нас тянулись целую вечность. Из рации вновь раздался голос Артёма, на этот раз он был каким-то непривычно удивлённым. Заторможенно произнося слова, словно его мысли были заняты чем-то другим, он сообщил:

– Вы не повегите, что тут пгоизошло! Можете смело бгосать свою позицию и идти к нам, всё кончено, Акапулько.

Прежде чем ему ответить, мы с женой недоумевающе переглянулись, явно не понимая, что происходит. Голос в рации несомненно принадлежал Артёму, а прозвучавшее в конце кодовое слово, придуманное специально для подобных ситуаций, было подвыражением того, что он говорит по своей воле, а не принудительно, под дулом автомата.

Всё это было очень странно, но, если Артём сказал возвращаться, значит дальнейшее наше пребывание тут не имело смысла. Артёму я доверял, как самому себе, поэтому ответил в рацию:

– Я тебя понял, мы возвращаемся. Вы на старом месте? Приём.

– Мы во двоге, пните по воготам, как подойдёте, вам откгоют.

– Принял, пнуть по воротам, конец связи. – проговорил я и, убрав рацию в подсумок, сказал жене:

– Ты всё слышала, пойдём посмотрим, что там случилось. Ни за что не поверю, что бандиты сдались или пустили себе пулю в лоб, наслушавшись страшилок, которые выкрикивал Витя.

– Да, как-то это странно, но, раз Артём сказал кодовое слово, то поводов для сомнения нет.

– Всё верно, хватай рюкзак и пойдём быстрее. Нам теперь желательно ещё успеть вернуться домой в светлое время суток. Если с бандитами покончено, то оставаться ночевать тут нет смысла. – произнес я, и мы, собрав свои рюкзаки и оружие, отвязали веревку из простыни, которая удерживала дверь в плотно закрытом положении, и вышли из квартиры.

Осколки разбитых лампочек, разбросанные мною на лестничной клетке, действительно громко хрустели при каждом шаге, не зря я их раскидывал, хоть и не пригодились. Опять противно заскрипела давно не смазываемыми петлями железная подъездная дверь, заставив двух мертвецов неподалёку повернуть голову на источник шума и обрадованно начать ковылять в нашу сторону. Правда, недолго радовались красноглазые твари, уже привычным движением сначала одному, а следом второму монстру, я пробил череп топориком. Обогнув дом сбоку, мы подошли к железным воротам, за которыми слышались тихие голоса людей. Я несильно постучал кулаком по калитке и прикрикнул:

– Сова, открывай, медведь пришёл.

И замер, смотря на сверкающую глазами от любопытства супругу, в ожидании, когда нам откроют. Послышались шаги, затем звуки возни с замком, и, наконец, калитку открылась. Держа автомат в руках, я недоверчиво посмотрел на грязного мужика бомжеватого вида, одежда которого была перепачкана свежей кровью. Заглянув ему за плечо, я увидел стоящих во дворе своих приятелей, которые мирно беседовали с другими оборванцами, и немного успокоился.

Мы зашли в огороженный двор, мужик молча закрыл за нами калитку. Моему взору предстала странная и непонятна картина. На земле рядом с потухшим костром валялся труп, голова которого оросила округу кровавыми брызгами, а также фрагментами волос и костей. К тому же, у него отсутствовало полруки и рядом валялся перевернутый и заляпанный кровью закопчённый казан, еда из которого вывалилась на землю и смешалась с кровью. Вокруг тела стояли вперемешку члены моего отряда и неизвестные мне посторонние люди, среди которых было трое похожих на бомжей мужика и две очень даже красивые и ухоженные девицы. Несмотря на разность полов и то, что одни выглядели, как бомжи, а вторых можно было фоткать на обложки модных журналов из прошлого, всех из объединяло одно обстоятельство: все незнакомые мне люди были перепачканы в свежей крови. Сразу почему-то вспомнилось начало фильма «Блейд», когда на дискотеке с потолка, на радость вампирам, полилась человеческая кровь. Все эти незнакомые мне люди выглядели так, как будто только что вышли с той кровавой дискотеки.

Встав поодаль от незнакомцев, я не спешил убирать из рук автомат, слишком уж неестественно и непонятно было для меня происходящее. Поочередно рассматривая незнакомцев, я произнёс:

– Может, кто-нибудь введет меня в курс дела, что за непонятная хрень тут происходит?

Ко мне подошел радостный Кузьмич, по-дружески приобняв меня одной рукой за плечо, он проговорил:

– Расслабься и празднуй победу! А то стоишь весь такой напряжённый, как будто в туалет по большому сильно хочешь.

Проговорив это, он засмеялся над своей шуткой, достал очередную фляжку из своих неприкосновенных запасов и протянул мне, предлагая отметить победу, сделав пару глотков самогона. Я не мог разобраться в происходящем, поэтому не спешил предаваться веселью. Отодвинув рукой от себя любезно протянутую Кузьмичом фляжку, я отказался от предложения.

– Если ты мне сейчас не объяснишь, что тут происходит, я сильно разозлюсь! А когда я злой, то бью очень больные подсрачники всяким шутникам. А ты сейчас очень сильно похож на шутника, причём очень херового! – возмутился я недобрым голосом, пристально глядя в глаза Кузьмичу.

Престарелый пройдоха безошибочно чуял, когда лучше перестать паясничать. Вот и сейчас, услышав мой тон и видя недобрый взгляд, он сразу перестал улыбаться и немного обиженно ответил:

– Чё сразу херовый? Ну, раз ты такой серьёзный, то слушай, но бухнуть у меня сегодня больше не проси, не дам! – проговорил Кузьмич, обидевшись на то, что я дважды ранил его в самое сердце, вероломно отвергнув фляжку со спиртным и назвав херовым шутником. – Сначала всё шло по плану. Вы ушли, мы дали вам время, а затем начали постреливать и морально давить бандитов, красочно расписывая ожидающую их участь. И так продолжалось до тех пор, пока не открылась дверь подъезда и оттуда не показали белый флаг. Мы решили прекратить стрелять, из подъезда стали выходить люди, которых бандиты насильно держали в рабстве. Решив, что это отвлекающий манёвр, мы связались с тобой по рации и предупредили тебя. После, не высовываясь из окон, опасаясь ловушки, спросили, чего они хотят добиться, размахивая обрывком белой простыни, привязанной к швабре.

Кузьмич прервался и сделал небольшой глоток из фляжки, смачивая пересохшее горло. Затем он закурил сигарету и продолжил свой рассказ:

– Я ожидал чего угодно, но только не того, что произошло. Оказалось, что уцелевшие бандиты, как мы и предполагали, сидели, дрожа от страха, в ожидании штурма. Мы перебили большую часть банды, и в здании оставалось всего четыре человека: два мужика и две девки, если быть более точным. Те, кого они почти полгода насильно удерживали тут, заставляя делать грязную работу, издеваясь и постоянно избивая, решили, что настало время поквитаться. Драка была быстрой и кровавой, шесть рабов, которых бандиты не считали за людей и не воспринимали как угрозу, внезапно их атаковали, используя в качестве оружия подручные предметы. Убивали они этих уродов люто, тела больше похожи на кровавые отбивные. Этот красавчик, наверное, даже лучше выглядит. – Кузьмич кивнул на тело без головы, которое валялось около потухшего костра. – Вот, собственно, и всё. Большую часть бандитов перебили мы, остальные получили по заслугам от тех, над кем в течение полугода постоянно издевались. – подвел итог своего рассказа Кузьмич и щелчком пальцев отправил сигаретный окурок в обезглавленное тело.

Я заметил на лице супруги удивление. Ещё бы, я сам ожидал чего угодно, но не такого поворота событий. Мне всё ещё не верилось, что все закончилось так легко и просто. Наверное, за последнее время я превратился в настоящего параноика, только что шапочку из фольги ещё не носил, пытаясь защититься от электромагнитного облучения, опасаясь, что инопланетяне из космоса попытаются меня облучить. Скрывать своё недоверие я не видел смысла, поэтому, не стесняясь присутствия людей, о которых шла речь, я спросил:

– И вы им вот так просто поверили?

Кузьмич отошел от меня и сказал Артёму:

– У него начался очередной приступ паранойи! Скажи ты ему, картавый, что всё нормально, пусть успокоится.

Артём сунул оттопыренный средний палец Кузьмичу под нос и ответил:

– Пока ты не начнёшь называть меня по имении, хген что я тебе скажу.

Кузьмич засмеялся, постоянно повторяя слово «хген». Закончив ржать, он смахнул рукой слезу и произнёс:

– А может, тебя сразу по имениотчеству звать, а, Артём Картавович? Тоже мне, шишка важная нашлась! В общем, сами объясните, что всё нормально, а то нашли крайнего. – произнес Кузьмич и демонстративно отошел подальше от нас.

Я обвел всех взглядом, остановив его на Викторе. Решив, что в данный момент он – лучшая кандидатура для получения ответов на вопросы, я спросил:

– Витя, может, ты мне нормально объяснишь, почему вы сразу поверили, что это именно бывшие невольники, которые расправились с бандитами? Может, это бандиты, которые убили рабов, напялили их одежду и стоят теперь, прикидываясь невинными овечками.

Виктор радостно сверкнул очками, как будто только и мечтал о том, чтобы с кем-нибудь поговорить, ответил:

– Ты заблуждаешься, считая, что мы сразу взяли и поверили этим людям! Сначала мы тоже не верили и предполагали подобное, но их рассказ – чистая правда, по ряду причин. Их видел и опознал Артём, когда они готовили пищу. Насчёт одежды ты прав, но посмотри на их ладони и на уцелевшую ладонь бандита.

Проговорил Виктор и сделал паузу, давая мне время обдумать сказанное и сравнить увиденное. Я посмотрел на руки людей в грязной окровавленной одежде. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что бедолаг содержали в скотских условиях и заставляли повседневно выполнять тяжелую и грязную работу. Ладони их рук были покрыты мозолями и порезами, неопрятные ногти обломаны и обгрызаны, под ними скопилась черная грязь. Уцелевшая рука убитого бандита была с аккуратно подстриженными ногтями, с чистой и здоровой кожей. Контраст действительно был сильным, такое никак за пару часов не проделать, передо мной стояли люди, которым не повезло попасть в плен к бандитам. К тому же, если Артём действительно их видел, когда они готовили еду на костре и смог опознать, то мои опасения напрасны.

Дать ответ Виктору я не успел, ко мне подошел Кузьмич и сунул в лицо оторванную выстрелом Артёма кисть бандита, произнеся:

– Можешь не благодарить за то, что я тебе даю возможность рассмотреть вторую руку бандита поближе.

Я поморщился и ударил Кузьмича по руке, в которой он держал оторванную ладонь, отчего та отлетела в сторону и упала на землю. Кузьмич принялся потирать свою ушибленную руку, тихо матерясь. Злобно посмотрев на него, я произнёс:

– Ещё одна дурацкая выходка, и тебе писец! За сегодня ты меня уже изрядно достал.

Все, кто пришел сюда вместе со мной, никак не отреагировали на произошедшее, а вот бывшие пленники смотрели на меня и Кузьмича с недоумением и опаской. Чертов придурок, сейчас дошутится, и они на нас нападут, подумав, что мы тоже отморожение дебилы и ничем не лучше тех бандитов! Стараясь быстрее перевести внимание людей, я посмотрел на Виктора и сказал:

– Согласен, теперь я верю, что вижу именно тех, кто страдал от рук бандитов.

Взглянув на красивых девушек, которые, в отличие от мужчин, в плену выполняли роль явно не чернорабочих, я решил не акцентировать внимание, что не только от рук, но и других частей тела. И так всё было понятно, что красоткам тоже пришлось не сладко. Я бы даже сказал, ещё не известно, кому хуже. Тяжелая физическая работа, несомненно, выматывает, но быть в плену и подвергаться постоянному насилию ещё хуже и гораздо тяжелее для психики. Витя воспринял моё молчание по-своему, возбужденно сверкая очками, он произнёс:

– Вы можете смеяться, но сейчас мы стали свидетелями зарождения коммунизма в отдельно взятом трудовом коллективе. Да, да, именно так! Это как раз классический случай революции, когда рабочий класс объединился и скинул наглых эксплуататоров, которые присваивали себе результаты их труда.

Глядя на восторженного Виктора, которого понесло на красных волнах коммунизма в светлое будущее, я устало хлопнул себя ладонью по лбу и произнёс:

– Витя какой, на..й, коммунизм, что ты несёшь?! Сейчас точно не время и не место для подобных разговоров.

Виктор обиженно умолк, но сейчас мне было насрать на его обиды. Одна из прелестей нового мира, что вместе с цивилизацией рухнули искусственные рамки-ограничения. Теперь можно было не опасаться, что твоя точка зрения обидит собеседника и глубоко оскорбит его чувства. Эти дурацкие законы больше не работают! А то напридумывали херни об оскорблении чувств, причём, если ты на правильной стороне, то эти самые чувства под защитой закона. А вот если тебе не повезло, и ты, к примеру, атеист, то всем безразличны твои чувства и оскорбить тебя, с точки зрения закона, невозможно. В общем, весь этот бред остался в прошлом, теперь, если обиделся, то можешь поплакать – потом ссать меньше будешь.

Сейчас требовалось разобраться, что делать дальше с этими рабами, устроившими, как в старые добрые времена, восстание и убившими своих хозяев. Порыскать в поисках всяких ништяков, которые успела скопить банда. Дел ещё много и желательно всё это успеть сделать быстро и свалить отсюда, пока ещё на улице светло. Чтобы не терять время, я посмотрел на Витю, который стоял с грустным лицом, и сказал:

– Витя, ради красного знамени, не кисни, я твою теорию с удовольствием послушаю, но позже. Сейчас дел вагон и три вагона. Лучше покажите мне, что вы успели сами увидеть, пока я там, как дурак, сидел и пялился на дом с другой стороны.

Витя сердито посмотрел на меня и, всё ещё пребывая в обиженном состоянии, ответил:

– Ты не трогай Красное знамя! Это символ Великой Октябрьской социалистической революции, Великой Победы над фашизмом и всех достижений Советской эпохи! За него люди отдавали жизни и проливали кровь.

Решив, что Виктора сейчас лучше не трогать, я ответил:

– Ты прав, я не к месту его приплёл, извини.

И, повернувшись к Артёму, попросил:

– Пойдём, ты мне всё покажешь, пока я не получил нервный срыв, а то коллектив у нас непростой, даже нах послать некого.

Артём посмотрел на меня сочувствующим взглядом и ответил:

– Конечно, пошли.

– Я с вами! – произнесла моя супруга, на что Артём предупреждающе сказал:

– Ты увегена, что хочешь видеть последствия бойни, котогую устгоили бывшие габы?

– Да! – твердо ответила она и добавила. – Эти гады заслужили страшной смерти, поэтому меня не пугает перспектива увидеть их обезображенные труппы.

Артём молча кивнул и пошел в сторону подъезда с открытой нараспашку дверью, мы с женой направились вслед за ним.

На первый взгляд этот подъезд ничем не отличался от тех, в которых мы побывали до него. Всё те же давно покрашенные зеленой краской, обшарпанные от времени стены, на которых, как наскальные надписи, красовались матерные слова и рисунки. На побелке потолка вниз свисали черные горелые спички, всё это уже можно считать приветом из прошлого, от хулиганистых подростков. Зато в глаза сразу бросалась чистота и отсутствие толстого слоя пыли. Вряд ли это было заслугой бандитов, скорее, людей, которых они держали в неволе и заставляли делать всю грязную работу.