3

В ту ночь, лежа рядом с Пином в постели господина Кая (лейтенант разрешил новобрачным остаться особняке, поскольку это была их первая ночь), Юн осмотрела свою грудь. Вокруг ее сосков начало припухать. До сегодняшнего дня девушка объясняла это тем, что стала лучше питаться после того, как Красная армия добралась до Наньцзицунь, но теперь понимала: этому есть и более правдоподобное объяснение – ее беременность. После бесцеремонных слов, брошенных Хай-у, она еще долго пыталась убедить своих товарищей, что не беременна. «У меня всего две недели назад были месячные», – выпалила она, желая доказать свою правоту, на что Хай-у заявил, что у беременных тоже порой случаются кровотечения, особенно в начале. Юн отмахнулась от этого довода, сославшись на его ненаучность. «Да где ты вообще обучался медицине?» – запальчиво спросила она. Лейтенант Дао велел ей успокоиться и подчеркнул, что беременность – это хорошая новость, которую следует отметить отдельно. Все за нее выпили, пожелав Юн родить упитанного мальчугана. К концу празднества она уже не пыталась ни с кем спорить, а когда Пин спросил, действительно ли ему предстоит стать отцом, потребовала, чтоб он убрал со своего лица столь дурацкое счастливое выражение.

Юн села и потерла поясницу. Кровать оказалась слишком мягкой, и теперь у нее ныл позвоночник. Пин, храпевший, как дикий кабан, свернулся калачиком, занимая на постели столько же места, сколько в своем уголке пещеры. Юн расстроилась из-за своей беременности, тем самым очень озадачив Пина. Чтобы не портить ему настроение еще больше, она не стала задавать ему очевидные вопросы, вертевшиеся у нее на языке. Как им растить ребенка? Что им делать с малышом? Они ведь служат в действующей армии!

Когда она закрыла глаза, перед ее мысленным взором предстала молодая беременная жена господина Кая, которая стояла с табличкой на шее «Подстилка мироеда». Впервые Юн задумалась, а не слишком ли сурово поступает отдел пропаганды. Господин Кай, конечно же, заслуживал самой суровой проработки, но почему вместе с ним должны были страдать его жены? Это ведь не они облагали крестьян непосильным поборами, не они давали кров вражеским солдатам. Да их даже, наверное, никто не спросил, когда выдавал замуж за этого старика. Почему тогда эти бедняжки должны расплачиваться за преступления, которые не совершали? Юн вспомнила про первого императора Китая Цинь Шихуанди. После его кончины его жен и слуг заживо похоронили вместе с ним. И вот сейчас отдел пропаганды точно так же поступает с женами Кая. Юн решила, что женщины заслуживают наказания только в том случае, если по доброй воле выходят замуж за эксплуататоров и ведут подчеркнуто роскошный образ жизни. При этом снисходительность следует проявить в первую очередь к беременной жене господина Кая, поскольку ребенок, которого та носит под сердцем, не совершал никаких преступлений. Юн твердо решила, что наутро она пойдет в управу, где разместился отдел пропаганды с агитбригадой, и сама поговорит с беременной.

4

Охранник у дверей управы оказался редким упрямцем. Его перевели в отдел совсем недавно, и Юн его видела впервые. Он отказался пропустить девушку, даже когда она сказала, что является внештатной сотрудницей агитбригады.

– Документ у тебя есть? – спросил он, а когда она ответила, что потеряла его еще в Тецзиншани, лишь покачал головой. – Извиняй. Без документа не пущу.

Юн обозвала охранника дураком и собралась уже прорваться в управу силой, как вдруг дверь отворилась и вышла Мэйши, заместитель секретаря агитбригады, которая когда-то помогла ей перевестись в Третий корпус. Она сказала охраннику, что Юн говорит правду, и девушку пропустили.

Окна управы кто-то замазал смолой, и основным источником света служили горящие свечи. Оказавшись внутри, Юн поняла, с чего такие меры предосторожности. На длинном деревянном столе громоздились стопки банкнот и серебряных монет. Бойцы агитбригады тщательно разглядывали каждую купюру с помощью увеличительных стекол, а монеты раскладывали по номиналу. В дальнем конце комнаты за круглым столом поменьше устроились мужчина с женщиной, наряженные в шелка, которые нанизывали кольца, браслеты и ожерелья на пояса и спицы от зонтика. Они собирались тайком переправить драгоценности в города, находившиеся под контролем гоминьдановцев, чтобы помочь подполью. Юн это знала, потому что сама участвовала в одной из подобных операций и в результате оказалась в Красной армии.

– Солдатам уже много месяцев не платят жалованье, – пояснила Мэйши. – Поэтому мы и замазали окна. Зачем напрасно народ искушать?

Юн завидовала Мэйши, высокой широкоплечей женщине с волевым подбородком. Она как-никак успела поучиться в престижной военной Академии Вампу, через которую прошли многие командармы и руководители партии, и была замужем за Хуан Дашу, офицером связи, который напрямую взаимодействовал с Политбюро.

– Я пришла, чтобы поговорить с беременной женой господина Кая, – Юн знала, что Мэйши нравятся люди, которые сразу переходят к делу, а не ходят вокруг да около.

– И зачем? – спросила Мэйши, усевшись в конце длинного стола, где пересчитала стопку серебряных долларов^[5] и записала сумму в блокнот.

– Можно начистоту? – спросила Юн. Она прислонила винтовку к стене и пододвинула к себе табуретку.

– Надеюсь.

– Ты считаешь, мы поступаем правильно, наказывая ее таким образом? Она не могла быть соучастницей преступлений господина Кая. Она просто оказалась не в том месте не в то время. И мне жалко ее нерожденного ребенка.

Мэйши отложила ручку.

– Наверное, ты права. Я тоже считаю, что девушка не заслуживает такой доли. Но, если подумать, в мире полно других людей, страдающих больше, чем она, и притом тоже без всякой вины. Тебе это известно лучше, чем кому-либо другому. У нас есть принципы, которым мы следуем. Возможно, они не во всем идеальны, но если мы их станем менять на ходу, то потеряем все, за что боремся. Неужто судьба какой-то третьей жены богатого помещика стоит того, чтобы ради нее поставить на карту благосостояние всего народа?

Юн хмыкнула.

– Я могу хотя бы с ней повидаться? Мне от этого полегчает.

Мэйши склонила голову набок, уставившись на Юн так, словно видела ее впервые.

– Что на тебя нашло? – спросила она. – Я не узнаю героя Цзи-ани. Где та девушка, которая словно тигрица в одиночку преградила путь отряду гоминьдановцев и спасла жизни пяти товарищей-разведчиков?

Юн вытерла нос большим пальцем и отвернулась.

– Так ты отведешь меня к ней или нет? – глухо спросила она.

Мэйши улыбнулась.

– Отведу, само собой, коли ты настаиваешь. Но только скажи мне честно, зачем тебе видеться с ней?

– Ты поднимешь меня на смех.

– Теперь я точно от тебя не отстану.

Юн пробормотала, что хотела бы поговорить с Мэйши в каком-нибудь укромном месте, а не в управе с замазанными смолой окнами, но потом сама же досадливо махнула рукой:

– Да пошло все к черту. Ты все равно рано или поздно обо всем узнаешь. Вообще-то я сама еще не уверена… Но… – девушка сделала глубокий вдох, – возможно, я беременна.

Мэйши сунула ручку в завязанные узлом волосы и заключила Юн в объятия.

– Поздравляю! И с чего ты взяла, что я стану над тобой смеяться?

– Не знаю, – чуть растерянно ответила Юн. С началом отступления Пин взял за манеру в шутку называть Юн «товарищем Мулань». Прозвище пришлось Юн по вкусу, и сейчас ей захотелось рассказать подруге, что собиралась заводить ребенка только после окончательной победы над гоминьдановцами. – У меня такое странное ощущение, словно мое тело мне уже не принадлежит… – пожаловалась Юн. – Мне так хочется, чтобы – раз! – и все стало как прежде.

– Я знаю, каково тебе. Поначалу, когда я вынашивала сына, чувствовала то же самое. – Мэйши взяла со стола курящуюся паром кружку чая и сделала глоток. – Но ты уж мне поверь, стоит тебе взять своего ребенка на руки, и ощущения тут же изменятся. Когда я родилась, моему отцу уже было сорок. Он мне говорил, что жалеет лишь, что я не родилась раньше – тогда бы мы провели больше времени вместе.

– Славно сказано, – кивнула Юн, хотя ей от слов подруги ни капельки не стало легче. Воображение услужливо нарисовало ей, как родной отец-рикша продувает ее в кости в игорном доме господина Чжу, а за ней и повозку, с помощью которой он на протяжении десяти лет зарабатывал себе на жизнь.

– И кто же счастливый отец? – спросила Мэйши. – Тот самый Ло, о котором ты мне рассказывала?

Юн долго молчала, уставившись в замазанной смолой окно. Оно было приоткрыто, и сквозь щель девушка увидела гнездо. В него спикировал воробушек, державший в клюве червяка для птенчика.

– Я так понимаю, отец не Ло.

– Я вчера вышла замуж, – тихо обронила Юн.

Мэйши от удивления вытаращила глаза:

– А меня чего не позвала? И кто твой избранник? Я его знаю?

Несколько секунд Юн собиралась с мыслями, прикидывая, как бы половчее обо всем рассказать.

– Все случилось очень неожиданно… – Девушка поведала старшей подруге, как Ло погиб в бою и как Пин, приходившийся ему лучшим другом, вытаскивал тело из-под огня. Потом она добавила, что Пин – оружейник и человек добрый, с широкой душой, таких она в жизни не встречала.

– Надо придумать малышу прозвище, – улыбнулась Мэйши. – Какое-нибудь погаже, чтоб на него не польстились злые духи. Например, Сяочун, Букашка, – она сунула руку в карман, достала серебряный доллар и протянула девушке. – На, держи. Считай это подарком на свадьбу.

– Спасибо, – Юн взяла монету и встала, собираясь откланяться, но тут вспомнила, зачем пришла. – Так ты разрешишь мне повидаться с беременной?

– Я думала, ты о ней забыла, – нахмурилась Мэйши.

5

Беременную звали Чо. Ее заперли в деревенском амбаре вместе с господином Каем и остальными его женами. Когда Мэйши открыла дверь, из амбара выбежала крыса. Три жены лежали в одном углу амбара на мешках с рисом, в другом углу трясся господин Кай. Изо рта у него шла пена. Его руки и ноги были связаны цепями, и потому старик не мог полностью выпрямиться.

– Чо, – Мэйши показала на беременную девушку. – Встань и иди сюда.

Та поднялась и поковыляла к дверям. Юн решила, что Чо отсидела ногу. Ее одежду, еще вчера красивую и чистую, покрывали пятна грязи и стебельки присохшего сена. На ее голове еще сохранялось подобие прически благодаря заколке из белого нефрита, удерживавшей волосы. Юн подумалось, что теперь девушка выглядит даже красивее, поскольку больше не строит из себя представительницу высшего класса.

Конец ознакомительного фрагмента.