С утра Босх, даже не принимая душ, оделся и немедленно взялся за ремонт, чтобы отвлечься от навязчивых мыслей, не дававших ему покоя со вчерашнего вечера.
Но это оказалось не так-то просто. Натягивая старые, в пятнах лака, джинсы, он мазнул рассеянным взглядом по собственному отражению в растрескавшемся зеркале над бюро и заметил, что футболка на нем надета задом наперед. На груди красовался девиз убойного отдела: «НАШ ДЕНЬ НАЧИНАЕТСЯ, КОГДА ВАШ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ».
Девиз должен был находиться на спине. Босх стянул футболку, перевернул ее и снова надел. Теперь его отражение в зеркале выглядело как полагается. Изображение полицейского жетона чуть повыше сердца, а под ним мелкими буквами надпись: «УПЛА. ОРОУ». То есть «отдел по расследованию ограблений и убийств Управления полиции Лос-Анджелеса».
Он сварил в кофейнике кофе, снял с плиты и, захватив по пути кружку, вынес на террасу. Потом притащил туда же ящик с инструментами и купленную в строительном магазине новую дверь, которую планировал повесить в спальне. Когда все наконец было подготовлено к работе, а дымящийся черный кофе залит в кружку, Босх присел на край шезлонга и пристроил перед собой дверное полотно.
Старую дверь с мясом сорвало с петель во время землетрясения. Несколько дней назад он пытался повесить вместо нее другую, но она оказалась великовата и не вставала в проем. Надо было немного обстрогать ее сбоку. Босх взялся за рубанок и принялся энергично водить им по торцу взад-вперед, смахивая в сторону тонюсенькую, как папиросная бумага, стружку. Время от времени он останавливался, чтобы оценить прогресс и провести ладонью по гладкому дереву. Ему нравилось видеть зримый результат того, что он делает. Мало в каких областях его жизни он был настолько наглядным.
И тем не менее сосредоточения хватило ненадолго. В голову начали лезть те же навязчивые мысли, которые не давали ему покоя весь вчерашний вечер. Или все имеют значение, или никто. Так он сказал Инохос. Он сказал, это то, во что он верит. Но верил ли он в эти слова в самом деле? Что они для него значили? Может, это был просто лозунг вроде того, что красовался у него на спине, а вовсе не правило, в соответствии с которым он стремился жить? Все эти вопросы переплетались с отголосками его вчерашнего разговора с Эдгаром. И еще с одной мыслью, которая подспудно жила в нем всегда.
Он убрал рубанок и снова провел ладонью по торцу двери. Решив, что снял уже достаточно, он занес ее обратно в дом и положил на защитную пленку, которой застелил часть комнаты, отведенную под грязные работы, потом принялся шлифовать торец мелкозернистой наждачкой, пока дерево не стало безупречно гладким на ощупь.
Удерживая дверь вертикально на деревянном бруске, он насадил ее на петли и опустил в отверстия металлические штифты, после чего до упора вогнал их молотком. И сами петли, и штифты он заранее смазал, так что дверь открывалась и закрывалась практически бесшумно. Но главное, она точно входила в дверную коробку. Босх еще несколько раз открыл и закрыл ее, любуясь делом своих рук.
Впрочем, удовольствие было недолгим, поскольку, как только работа была закончена, в голову снова полезли непрошеные мысли. Они не давали ему покоя все то время, пока он сметал на террасе стружки в кучку.
Инохос советовала ему постоянно чем-нибудь себя занимать. Теперь он знал, что именно это будет. И тут он осознал, что, какие бы занятия он себе ни изобретал, над ним все равно остается висеть одно незавершенное дело. Он прислонил швабру к стене и пошел в дом переодеться.
Архивное управление и штаб-квартира авиаотряда УПЛА, известные под названием «Пайпер тек», располагались на Рамирес-стрит в деловой части города, неподалеку от Паркер-центра. Босх, облаченный в костюм с галстуком, подъехал к воротам без малого в одиннадцать. Не выходя из машины, он показал в окошечко служебное удостоверение и получил знак проезжать. Удостоверение было единственным, что у него осталось. Его вместе с золотым жетоном и табельным пистолетом забрали у Босха неделю назад, когда отстранили от работы, но потом вернули обратно, чтобы он мог попасть в офис ОПА, куда должен был ездить на психотерапевтические сессии к Кармен Инохос.
Припарковавшись, он направился к выкрашенному бежевой краской зданию архива, где хранилась вся история городского криминала. В этом строении, занимавшем четверть акра, в конечном счете оказывались все дела, когда-либо проходившие через УПЛА, как раскрытые, так и нераскрытые. Они отправлялись туда, когда ими никто больше уже не интересовался.
За конторкой служащая в гражданской одежде складывала пухлые папки на тележку, чтобы отвезти их обратно в недра хранилища, где им предстояло благополучно кануть в Лету. Судя по выражению ее лица при виде Босха, его коллеги нечасто удостаивали архив личным посещением. Все предпочитали звонить или присылать курьеров.
– Если вы за протоколами заседаний городского совета, это корпус А, напротив. Здание с коричневым карнизом.
Босх протянул ей удостоверение:
– Нет, мне нужно поднять одно старое дело.
Женщина подошла к конторке и наклонилась вперед, чтобы сквозь очки взглянуть на его удостоверение. Это была миниатюрная седеющая афроамериканка. Судя по значку с именем на груди блузки, звали ее Женева Бопре.
– Голливуд, – хмыкнула она. – Почему вы просто не попросили его вам выслать? С архивными делами нет никакой спешки.
– Я все равно был в городе, в Паркер-центре… Ну и вообще мне хотелось как можно скорее взглянуть на это дело.
– Номер-то у вас есть?
Босх выудил из кармана пиджака тетрадный листок с нацарапанным на нем номером 61–743. Женщина склонилась, чтобы посмотреть, и тут же с удивлением вскинула на него глаза.
– Тысяча девятьсот шестьдесят первый? Вы хотите запросить дело из… я даже не знаю, где у нас хранятся дела тысяча девятьсот шестьдесят первого года.
– Здесь. Я уже брал его тут. Тогда, по-моему, тут работал кто-то другой, но дело было здесь.
– Ладно, я посмотрю. Вы будете ждать?
– Да, я подожду.
Вид у женщины стал слегка разочарованный, но Босх улыбнулся ей своей самой дружеской улыбкой. Она взяла листок и исчезла среди полок. Босх несколько минут расхаживал по крохотному помещению, потом вышел на улицу покурить. Он нервничал, хотя почему именно, и сам едва ли мог бы сказать. Закурив, он стал ходить по двору туда-сюда.
– Гарри Босх!
Он обернулся и увидел, что к нему со стороны вертолетного ангара приближается какой-то мужчина. Его лицо было Босху знакомо, но откуда именно, он не помнил. Потом его озарило: да это же капитан Дэн Вашингтон, бывший начальник патрульной службы Голливудского участка, который теперь командовал авиаотрядом. Они дружески пожали друг другу руки, и Босх очень понадеялся, что Вашингтон не в курсе его отстранения.
– Как дела в Голливуде?
– Да все так же, капитан.
– А знаешь, я скучаю по отделению.
– Было бы по чему скучать. А у тебя как жизнь?
– Да не жалуюсь. Должность неплохая, хотя теперь я скорее управляющий аэропортом, чем полицейский. Для того чтобы отсидеться, место не хуже любого другого.
Босх припомнил, что Вашингтон оказался втянут в политические дрязги с верхушкой управления и предпочел перевестись от греха подальше. В департаменте были десятки непыльных должностей вроде тех, которую занимал Вашингтон, где можно было отсидеться, пока ветер не переменится.
– А ты здесь какими судьбами?
Ну вот, началось. Если Вашингтон был в курсе, что Босх временно отстранен от исполнения своих обязанностей, то признаться, что он пришел сюда за архивным делом, означало расписаться в том, что он нарушает правила. Впрочем, то обстоятельство, что Вашингтон занимал должность главы авиаотряда, позволяло предположить, что тот вряд ли станет сдавать его, чтобы выслужиться перед руководством. Босх решил рискнуть.
– Да вот заехал за одним старым делом. У меня тут образовалось немного свободного времени, и я решил кое-что проверить.
Вашингтон сощурился, и Босх понял, что тот в курсе.
– Ясно… ладно, старик, мне пора бежать. Давай держись там. Не позволяй этим канцелярским крысам списать тебя со счетов.
Он подмигнул Босху и двинулся дальше.
– Не позволю, капитан. И ты тоже держись.
Босх был практически уверен, что Вашингтон не станет никому говорить об их встрече. Он раздавил каблуком окурок и вернулся обратно в архив, мысленно ругая себя за то, что вышел на улицу, где его мог увидеть кто угодно. Пять минут спустя из прохода между стеллажами донесся какой-то скрип, а в следующее мгновение оттуда показалась Женева Бопре, толкая перед собой тележку с объемистой синей папкой на кольцах.
В синих папках хранили материалы дел об убийствах. Эта была по меньшей мере два дюйма в толщину, пыльная и перехваченная широкой резинкой. Резинка прижимала к папке старый зеленый формуляр.
– Вот, нашла.
В голосе женщины отчетливо слышались торжествующие нотки. Судя по всему, для нее это была минута славы.
– Отлично.
Она плюхнула тяжелую папку на конторку.
– Марджори Лоуи. Убийство, тысяча девятьсот шестьдесят первый год. Так, что у нас тут… – Она вытащила из-за резинки формуляр и взглянула на него. – Да, вы брали его последним. Так… это было пять лет тому назад. Вы тогда служили в отделе по расследованию ограблений и убийств.
– Да. А теперь я в Голливудском участке. Мне снова записаться в формуляр?
Она положила перед ним зеленую карточку.
– Да. И номер вашего удостоверения укажите тоже, пожалуйста.
Босх торопливо написал требуемое, чувствуя на себе ее внимательный взгляд.
– Вы левша.
– Угу.
Он протянул ей формуляр:
– Спасибо, Женева.
Он посмотрел на нее, собираясь сказать что-то еще, но потом решил, что лучше не стоит. Она вскинула на него глаза в ответ и улыбнулась так, как бабушка могла бы улыбнуться внуку.
– Я не знаю, что вы затеяли, детектив Босх, но желаю вам удачи. Видимо, это важно, раз вы вернулись к этому делу целых пять лет спустя.
– Больше чем пять, Женева. Намного больше.
Босх разгреб завалы почты и справочников по плотницкому делу, громоздившиеся на обеденном столе, и водрузил на расчищенное место папку с делом и блокнот. Потом подошел к стереосистеме и поставил диск Клиффорда Брауна. Затем, захватив из кухни пепельницу, уселся перед синей папкой и долго-долго на нее смотрел. Когда он в прошлый раз запрашивал дело, у него хватило мужества только бегло пролистать его и вернуть обратно в архив. Тогда он был не готов.
На этот раз ему хотелось быть уверенным в собственной готовности, прежде чем открывать папку, поэтому он долго сидел, разглядывая растрескавшуюся пластиковую обложку, как будто она могла дать ему ответ на вопрос, готов он или нет. Откуда-то из глубин памяти всплыло воспоминание. Одиннадцатилетний мальчик, вцепившийся в стальную лесенку у бортика, захлебывающийся рыданиями; его слез никто не видит, потому что они мешаются с каплями воды, стекающими с мокрых волос. Напуганный. Одинокий. Чувствующий себя в этом бассейне как посреди океана, который он должен переплыть.
Из динамиков лилась негромкая музыка, нежная, словно мазки кисти портретиста. Босх потянул за резинку, которой собственноручно скрепил папку пять лет назад, и она тут же лопнула от его прикосновения. Чуть поколебавшись, он решительно открыл обложку и сдул слой пыли.
Папка содержала материалы дела о случившемся 28 октября 1961 года убийстве Марджори Филлипс Лоуи. Его матери.
От времени страницы дела пожелтели и стали хрупкими. Начав читать, Босх первым делом удивился тому, как мало все изменилось за эти почти тридцать пять лет. Многие бланки были в ходу до сих пор. Протокол осмотра места происшествия и хронологический отчет о проведении расследования были в точности такими же, как и те, что использовались в настоящее время, если не считать изменений в терминах в соответствии с судебной практикой и требованиями политкорректности. В какой-то момент графы с описаниями внешности изменили названия с «НЕГР» на «ЧЕРНОКОЖИЙ», а затем на «АФРОАМЕРИКАНЕЦ». В перечень возможных мотивов в бланке предварительных версий не входили пункты «ДОМАШНЕЕ НАСИЛИЕ» и «НЕНАВИСТЬ / ПРЕДУБЕЖДЕНИЕ». В бланках протокола допроса не было графы, в которую следовало проставить галочку после того, как задержанному были разъяснены его права.
Но, если не считать подобного рода изменений, все бланки были теми же самыми, и Босх пришел к выводу, что в шестидесятые следствие в общем и целом велось примерно так же, как и теперь. Разумеется, за последние тридцать пять лет наука шагнула далеко вперед, но Босх полагал, что некоторые вещи всегда оставались и останутся неизменными. Оперативная работа, искусство задавать вопросы и слушать, внутренняя чуйка. Все это не менялось. Просто не могло.
Дело вели два следователя из ОРОУ Голливудского участка. Клод Эноу и Джейк Маккитрик. Все документы по делу были подшиты в папку в хронологическом порядке. В протоколе осмотра места происшествия было указано имя убитой, из чего можно было сделать вывод, что ее опознали сразу же. В протоколе говорилось, что убитая была обнаружена в переулке, идущем параллельно северной части Голливудского бульвара между Виста-стрит и Гауэр-стрит. Юбка и нижнее белье на ней были разорваны. По предварительной версии она была изнасилована и убита, а тело брошено в открытый мусорный бак на задворках сувенирной лавки под названием «Стартайм». Тело было обнаружено в 7:35 утра пешим патрульным офицером, который обходил свой участок и имел обыкновение перед началом каждого дежурства заглядывать во все закоулки. Сумочки при убитой не оказалось, но ее сразу же опознали, поскольку патрульный был с ней хорошо знаком. Откуда, стало ясно из дальнейшего описания.
Убитая неоднократно задерживалась ранее (см. дела № 55–002, 55–913 56-III, 59–056, 60–815 и 60–1121). Младшие детективы Гилкрист и Стейноу заявили, что убитая была проституткой, которая периодически работала в окрестностях Голливуда и неоднократно получала предупреждения. Убитая проживала в жилом комплексе «Эль-Рио», расположенном в двух кварталах к северу от места преступления. По имеющимся данным, убитая в последнее время работала проституткой по вызову. Патрульный офицер 1906 опознал убитую, поскольку был лично с ней знаком, так как ранее неоднократно сталкивался с ней на своем участке.
Босх некоторое время смотрел на табельный номер патрульного. Он знал, что номер 1906 принадлежал человеку, который теперь был одним из самых могущественных лиц в управлении. Помощнику начальника управления Ирвину Ирвингу. Когда-то Ирвинг признался Босху, что был знаком с Марджори Лоуи и что это он нашел ее убитой.
Босх закурил и продолжил чтение. Протоколы были заполнены кое-как, для проформы, и пестрели описками. Эноу с Маккитриком явно не слишком-то усердствовали. Погибла проститутка. В ее случае это был профессиональный риск. У них были дела поважнее.
Он заметил в протоколе графу, в которой требовалось указать ближайших родственников. В ней было записано следующее:
Иероним Босх (Гарри), сын, 11 лет, приют Макларена. Уведомлен 28.10 в 15:00. Ребенок изъят из семьи в июле 1960 года. Мать ЛРП на основании ненадлежащего исполнения родительских обязанностей (см. дела № 60–815 и 60–1121). Отец неизвестен. Ребенок находится под опекой государства. Статус: ожидает передачи в приемную семью.
О проекте
О подписке