Монтгомери молча уткнулся лбом между прутьями решетки. Я понял, что выбор ему не по силам. Девять лет из своих сорока семи он уже провел в тюрьмах и теперь обвинялся в вооруженном грабеже и нанесении тяжких телесных повреждений. По данным полицейского расследования, он прикинулся покупателем на подпольном рынке наркотиков в районе Родиа-Гарденс, но неожиданно наставил на продавца оружие и потребовал деньги. Тот схватил его за руку, пистолет выстрелил, и продавец, член банды «крипсов» по имени Дарнелл Хикс, оказался до конца жизни в инвалидном кресле.

Как обычно в таких случаях, желающих сотрудничать со следствием не было. Даже пострадавший заявил, что ничего не помнит, предоставив вершить правосудие дружкам из банды. Однако сыщикам удалось докопаться до улик. На выезде из Родиа-Гарденс машину моего клиента зафиксировала видеокамера, а экспертиза машины обнаружила следы крови на дверце – доказательства не стопроцентные, но вполне достаточные, чтобы отнестись всерьез к предложению обвинителя. Если Монтгомери признавал свою вину, то получал три года тюрьмы, из которых реально отсидел бы два с половиной, но, пойдя на риск судебного разбирательства, мог в случае неудачи сесть на все пятнадцать. Грабеж с применением огнестрельного оружия плюс тяжкие телесные повреждения – не шутка. Судья Джудит Шампейн в подобных случаях не знала пощады.

Я однозначно рекомендовал клиенту пойти на предложенную сделку. На мой взгляд, думать тут было нечего, однако, в конце концов, сидеть предстояло не мне. Монтгомери никак не мог решиться, и дело было не в сроке, а в личности пострадавшего. У его дружков-бандитов были свои люди повсюду, и даже трехлетний срок мог означать смертную казнь.

– Предложение выгодное, – продолжал я. – Окружная прокуратура не хочет идти на процесс с такими уликами и свидетелем, который не желает говорить. Поэтому тебе дают возможность дешево отделаться. В общем, решай. Две недели на размышления закончились, осталось несколько минут.

Монтгомери хотел покачать головой, но решетка не пускала.

– Как это понимать? – спросил я.

– Так, что все хреново! Неужели мы не можем выиграть? Ты же теперь прокурор! Поговори там со своими…

Я тяжело вздохнул:

– Это разные вещи, Кэш. Не могу. Решать тебе: соглашайся на три года – или судимся. Шансы у нас имеются, я уже говорил. У них нет оружия, и жертва не дает показаний – это хорошо, но кровь на дверце и кадры с видеокамеры не оспоришь. Конечно, мы сыграем на самозащите: ты просто покупал, а он увидел твои деньги и попытался их забрать. Присяжные могут поверить, тем более если Хикс не станет отвечать, а я буду задавать такие вопросы, что Аль-Капоне по сравнению с ним покажется ягненком.

– Что еще за Аль-Капоне?

– Ты шутишь?

– Нет, серьезно, кто это такой?

– Ладно, не важно… Ну что, Кэш, как решим?

– Значит, судиться мы можем?

– Можем – только ставки уж больно высоки.

– В смысле?

– Три года против пятнадцати, Кэш. Стоит ли рисковать?

Он выпрямился, продолжая держаться за решетку. На лбу остались отпечатки стальных прутьев.

– Три или пятнадцать – мне все равно не выжить. Они достанут меня в любой тюрьме штата. В округе – другое дело, там сидишь в одиночке под хорошей охраной.

Я кивнул. В окружной тюрьме содержались обвиняемые и осужденные на короткие сроки. Беда в том, что заключение сроком больше года полагалось отбывать в тюрьме штата.

– Ладно, стало быть, идем на суд?

– Да.

– Тогда жди.

Я тихонько постучал в дверь судебного зала, мне открыл охранник. Судья Шампейн вела рабочее заседание по другому делу. У барьера сидел наш обвинитель, и я подошел к нему. С Филипом Хеллманом мы сталкивались на процессе впервые, и он показал себя вполне разумным человеком. Проверим еще раз, каков предел его сговорчивости.

– Говорят, Микки, мы теперь коллеги? – улыбнулся он.

– Только на время. Я не планирую делать у вас карьеру.

– И хорошо, мне не нужны лишние конкуренты. Так что с нашим делом, решили?

– Хотелось бы обсудить еще разок…

– Микки, предложение и так щедрее некуда! Не могу же я…

– Да нет, ты прав, конечно, и мы с клиентом очень тебе благодарны. Проблема в другом: он не может пойти на сделку, потому что попасть в тюрьму штата для него равносильно смертному приговору. Ты же сам знаешь: «крипсы» до него там доберутся.

– Ну, во-первых, не знаю, а во-вторых, на что он рассчитывал, когда пытался подстрелить и ограбить одного из них?

Я кивнул:

– Хороший вопрос. Правда, мой клиент утверждает, что это была самозащита – пострадавший первым выхватил оружие. Тебе предстоит добиваться правосудия для человека, который его не хочет, потому что отказывается говорить или врет, что ничего не помнит.

– Ну и что? Пулю-то он получил.

– Не уверен, что присяжные на это купятся, особенно когда я изложу его биографию. Для начала спрошу у него, чем он зарабатывает на жизнь, и смогу доказать, что исключительно продажей наркотиков – с двенадцати лет, когда мать выкинула его на улицу.

– Все это, Микки, мы уже обсуждали. Чего ты хочешь? Я уже, ей-богу, готов послать все к черту и передать дело в суд!

– Чего я хочу? Хочу, чтобы ты не испортил свою блестящую карьеру.

– Что?

– Слушай, ты молодой, у тебя все впереди. Говоришь, не нужны конкуренты? А проиграть одно из первых дел тебе нужно? Не лучше ли сбыть его с рук и успокоиться? Я прошу год в тюрьме округа и возмещение убытков – любое, сумму сам назовешь.

– Ты смеешься? – воскликнул он и, заметив, что судья обернулась, повторил шепотом: – Что за идиотские шутки!

– Да нет, какие шутки. Если подумать, такое решение всех устроит, Фил.

– А Джуди?

– Попросимся в кабинет и поговорим с ней. Скажем, что Монтгомери хочет судиться и настаивает, что действовал в порядке самозащиты. Еще скажем, что у прокуратуры нет уверенности в виновности обвиняемого из-за отказа пострадавшего – влиятельного члена преступной группировки – сотрудничать с правосудием. Джуди сама выступала обвинителем до того, как стала судьей. Кто знает, может, мой клиент вызовет у нее больше сочувствия, чем подстреленный наркодилер.

Хеллман надолго задумался. Шампейн уже покончила с предыдущим делом и велела помощнику привести Монтгомери. Он был последним в списке на сегодня.

– Теперь или никогда, Фил!

– Ладно, – решился Хеллман, встал и направился к своему столу.

– Ваша честь, – провозгласил он, – не могли бы юристы, участвующие в деле, предварительно обсудить его в кабинете судьи?

Джудит Шампейн, судья опытный и все повидавший, подняла брови.

– С занесением в протокол, джентльмены? – осведомилась она.

– Думаю, в этом нет необходимости, – сказал Хеллман. – Мы хотели бы обговорить условия досудебного соглашения.

– В таком случае сделайте одолжение.

Она с достоинством поднялась и двинулась в свой кабинет. Мы с молодым обвинителем пошли следом. По пути я наклонился к его уху и шепнул:

– Уже отбытый срок, само собой, вычитается?

Хеллман резко затормозил.

– Ты… ты…

– Шучу, шучу, – быстро сказал я, поднимая руки кверху.

Он хмуро отвернулся и зашагал дальше. Что ж, попытка не пытка.

Глава 10

Четверг, 18 февраля, 07:18

За завтраком царило молчание. Мэделин Босх ковыряла ложкой кукурузные хлопья, но количество их в тарелке почти не уменьшалось. Гарри Босх знал, чем расстроена дочка – не тем, что отец уезжает, и не тем, что не берет ее с собой. Такие поездки случались изредка и скорее радовали девочку. Ей не нравилось, с кем на этот раз придется оставаться. Мэделин скоро исполнялось четырнадцать, и она предпочла бы ночевать дома одна или хотя бы у подруги по соседству, но никак не с миссис Бамбро из школы.

Босх знал, что девочка вполне справится одна, однако не был пока готов ее оставить. Мэделин жила с ним всего несколько месяцев, с тех пор как потеряла мать, и он не мог решиться, как она ни настаивала.

Он вздохнул и отложил ложку.

– Послушай, Мэдди, завтра тоже школьный день. Когда ты оставалась с Рори, вы не спали всю ночь, а потом чуть не уснули на уроках. Учителя были недовольны, и родители Рори тоже.

– Я же сказала – такое больше не повторится!

– Давай сделаем так: я скажу миссис Бамбро, что Рори может побыть с тобой, только не до ночи. Приготовите вместе уроки, поиграете…

– Как же, придет она, когда со мной тут училка сидит. Спасибо, папочка!

Босх с трудом удержался от улыбки. Теперь все было проще, не то что прошлой осенью. Они продолжали ходить к психологу, и Мэделин уже не так часто вспоминала о своей потере.

Он взглянул на часы:

– Ладно, хватит размусоливать с завтраком, кинь посуду в мойку. Пора ехать.

– Тогда уж рассусоливать, – поправила она. – Говори правильно.

– Хорошо, рассусоливать. Все?

– Да.

– Отлично, собирайся.

Босх встал из-за стола и зашел в спальню за своей дорожной сумкой. Он отправлялся налегке, рассчитывая управиться к завтрашнему дню, а если повезет, то и к вечеру.

Мэдди уже ждала у двери, вскинув рюкзачок на плечо.

– Готова?

– Нет, – фыркнула она, – просто так здесь стою.

Он подошел и быстро чмокнул ее в макушку, пока она не успела отскочить.

– Попалась!

– Ну, па-а-па!

Заперев за собой дверь, он забросил сумку в багажник «мустанга».

– Ключи не забыла?

– Нет!

– Я на всякий случай…

– Может, уже поедем?

По пути оба молчали. Спустившись с холма, Босх притормозил у школьной стоянки, где Сью Бамбро принимала детей, выходивших из машин, и провожала к входу.

Босх повернулся к дочери:

– Значит, договорились: звони, шли сообщения, как хочешь – только чтобы я знал, что у тебя все в порядке.

Мэделин хмуро кивнула:

– Я выйду здесь.

Она открыла дверцу и выскочила, не дожидаясь, пока автомобиль поравняется с учительницей. Потом потянулась за рюкзачком.

– Счастливо съездить, папа!

Он вздохнул. Вот и все.

– Счастливо оставаться, дочка!

Дверца захлопнулась. Босх тронул с места и, поравнявшись со Сью Бамбро, опустил стекло. Она заглянула внутрь.

– Привет, Сью! – улыбнулся он. – Мэдди немного расстроена, но к вечеру будет в порядке. Я разрешил ей пригласить в гости Аврору Смит, только не допоздна. Может, хоть уроки вместе поделают…

– Не волнуйся, Гарри, мы справимся.

– В кухне на подоконнике чек и еще немного денег на всякий случай.

– Спасибо, Гарри! Можешь на меня положиться, только предупреди, если будешь задерживаться.

Он замялся, глядя в зеркало на подъезжавшие машины. Задерживать их не хотелось.

– В чем дело, Гарри?

– Э-э-э… если сказать «размусоливать» – это будет неправильно?

Сью улыбнулась:

– Она тебя поправляет? Это нормально, не обижайся. Мы их тут муштруем, а они отыгрываются на домашних. Лучше сказать «рассусоливать».

Автомобиль позади нетерпеливо просигналил – кто-то из родителей тоже спешил на работу. Босх кивнул Сью, махнул на прощание рукой и выехал на дорогу.

Свирепая Мэгги позвонила накануне вечером и сказала, что из Бербанка рейсов нет, так что надо лететь прямым из международного аэропорта. Предстояли долгие мучения в утренних пробках. Рядом проходила Голливудская автострада, но она была бесполезна. Босх поехал по Хайленд-авеню через Голливуд и свернул на бульвар Ла-Сьенега. У нефтяных скважин в Болдуин-Хиллз был затор, пришлось гнать по Ла-Тихера, наверстывая упущенное, и оставить машину в гараже у самого аэропорта – добираться на автобусе с дешевой стоянки времени не оставалось.

Заполнив анкету для сотрудников полиции и миновав контроль в сопровождении чиновника из транспортной безопасности, Гарри едва успел пройти на борт в числе последних пассажиров. Мэгги Макферсон среди них не было.

Он предъявил полицейский жетон, обменялся рукопожатиями с экипажем и стал пробираться в хвост самолета, где у них с Мэгги были места у аварийного выхода друг напротив друга через проход. Она уже сидела в своем кресле, держа в руке высокий старбаксовский стаканчик с кофе.

– Я уж и ждать перестала.

– Едва успел. И как ты только ухитрилась приехать так рано, у тебя же дочка, как моя.

– Закинула ее Микки вчера вечером.

Босх кивнул.

– Отличные места, есть куда ноги девать.

– У нас хороший турагент, потому я и взялась организовать поездку. Счет за тебя пришлют в полицейское управление.

– Что ж, желаю удачи, – усмехнулся он, забрасывая сумку на полку и пристегиваясь.

Из кармана на спинке кресла перед Мэгги торчали две толстые папки. У Босха материалы дела лежали в сумке. Он достал блокнот, но едва повернулся, чтобы задать вопрос, как подошла стюардесса.

– Вы из полиции?

– Да. На борту проблемы?

Однако стюардесса всего лишь сообщила, что в салоне первого класса осталось свободное место, и предложила туда перейти.

– О, спасибо большое, – улыбнулся Босх, – передайте мою благодарность капитану… К сожалению, не смогу.

– Никакой дополнительной платы…

– Нет, не в этом дело. Видите ли, я лечу с дамой, она мой начальник, прокурор, и мне, то есть нам, нужно обсудить результаты расследования.

Стюардесса выслушала, кивнула и пошла по проходу назад.

Мэгги шутливо подняла брови:

– Я думала, рыцарей на свете больше не осталось. Отказаться от первого класса ради моего общества!

– На самом деле я должен был уступить место тебе – вот это было бы рыцарством.

– Гляди, она возвращается.

Стюардесса снова подошла и сказала с улыбкой:

– Мы пересадили нескольких пассажиров, теперь есть места для вас обоих.

Босх забрал сумку и двинулся следом за Макферсон. Она обернулась с лукавой улыбкой:

– Не получилось с рыцарством.

– Увы, – кивнул он.

Новые места были в первом ряду, бок о бок. Мэгги села у окна. Вскоре самолет взмыл в воздух. Лететь до Сиэтла предстояло три часа.

– Микки сказал, что наша дочь никогда не виделась с твоей, – заговорила Мэгги.

Он кивнул:

– Да, нехорошо получается.

– Вот именно. Они ведь одногодки и даже похожи, судя по фотографиям.

– У ее матери было что-то общее с тобой. И цвет волос, и…

И темперамент, мысленно добавил Босх. Он достал телефон и, включив, показал фотографию Мэдди.

– Поразительно! – воскликнула Макферсон. – Как родные сестры!

– У нее был тяжелый год, – сказал он, глядя на фото. – Потеряла мать, переехала в другую страну, через океан. Рассталась со всеми своими друзьями. Я старался не торопить события, дать ей привыкнуть.

– Тем более надо познакомить ее с родственниками.

Босх снова кивнул. За последний год брат много раз звонил и предлагал встретиться семьями, но он уклонялся – то ли из-за Мэдди, то ли самому было неохота.

Почувствовав, что тема исчерпана, Макферсон разложила столик и снова вытащила папки.

– Поработаем? – спросил Босх, убирая телефон.

– Да, хотелось бы подготовиться.

– Что будем ей говорить? Я думал для начала просто удостоверить личность, а потом выяснить, захочет ли она давать показания.

– И не упоминать о тесте ДНК?

– Вот именно, иначе вместо согласия можно получить отказ.

– С другой стороны, она имеет право знать.

– Узнает потом. Столько лет прошло. В ее прошлом было много черных полос, неизвестно, какой она стала… Приедем – увидим.

– Тогда действуем по обстоятельствам. Скажем, если почувствуем, что можно.

– Короче, сама решишь.

– Хорошо то, что ей придется давать показания только один раз, на основном процессе, никаких предварительных слушаний или Большого жюри. Все уже было в восемьдесят шестом, и отменен только приговор.

– Еще хорошо, что ты сама ею займешься.

– Да.

Работать с основным свидетелем, конечно же, следовало Мэгги Макферсон – в отличие от Холлера она была профессиональным обвинителем.

– А со мной кто и что я буду делать? – спросил Босх.

– Пока не думали. Возможно, Джессап все-таки даст показания. Микки так считает. Думаю, тебе придется зачитывать присяжным кучу выдержек из показаний на первом процессе.

Она захлопнула папку. Больше обсуждать было нечего.

Остаток полета прошел за разговорами о дочерях и просмотром иллюстрированных журналов, которые разносили стюардессы. Самолет приземлился в аэропорту Си-Так раньше времени, там путешественники взяли напрокат машину и направились на север. Босх сел за руль. В автомобиле действовала система навигации, но у Мэгги и без того были подробные инструкции, полученные от секретаря прокуратуры. Миновали Сиэтл, въехали на паром, чтобы пересечь залив Пьюджет-Саунд. Заказали кофе в палубном буфете, выбрав столик у окна. Босх задумчиво смотрел на волны.

– Что-то не так, Гарри? – вдруг спросила Макферсон.

Он пожал плечами:

– Странное дело. Преступник двадцать четыре года в тюрьме, а мы его выпускаем…

– Я не о деле, – улыбнулась она. – Ты какой-то невеселый.

Босх заглянул в чашку с кофе. Он держал ее обеими руками – не из-за качки, а потому что было холодно.

– А, вот что…

Он надолго замолчал. Можно ли раскрываться перед этой женщиной? Знакомы всего неделю, а она уже лезет в душу.

– Столько дел, нет времени радоваться, – сказал он наконец.

– Микки рассказал мне кое-что о Гонконге, – призналась Мэгги. – О том, что случилось с твоей дочкой.

Босх кивнул. Всего Мэгги, конечно, не знала. Не знал никто, кроме Мэделин и его самого.

– Да, ей пришлось многое пережить. Наверное, в этом дело. Радоваться жизни я смогу только вместе с ней – когда только, неизвестно…

Глаза Мэгги светились сочувствием. Босх улыбнулся и добавил:

– Обязательно как-нибудь соберемся все вместе.

– Конечно, – кивнула она.

Глава 11

Четверг, 18 февраля, 13:30

В «Лос-Анджелес таймс» появилась большая статья о том, как Джейсон Джессап провел первый за четверть века день на свободе. Репортер и фотограф встретились с ним рано утром на пляже, где сорокавосьмилетний бывший заключенный вспоминал увлечение своей юности. На взятой напрокат доске он вначале стоял нетвердо, но вскоре уверенно оседлал волну прибоя. Фото Джессапа с раскинутыми для равновесия руками и лицом, запрокинутым к небу, красовалось на первой странице. Двадцать лет тюремных тренажеров не прошли даром – мышцы перевивали его поджарое тело, словно канаты.

Следующей остановкой после пляжа была сетевая закусочная в Вествуде, где Джессап наслаждался гамбургерами и картошкой фри с несметным количеством кетчупа. Потом он отправился в шикарный офис Ройса в деловом центре города и там два часа общался с командой адвокатов, представляющих его в уголовном и гражданском процессах. Туда журналисты не допускались.

Затем в «Китайском театре» на бульваре Голливуд Джессап посмотрел «Остров Проклятых», причем купил ведро поп-корна, которого хватило бы семье из четырех человек, и съел все до последней крошки. Вернувшись на Венис-Бич – старый приятель по серфингу уступил ему комнату в своей квартире, – он завершил день на том же пляже, где устроил барбекю в компании поклонников, ни разу не усомнившихся в его невиновности.

Цветные фотографии занимали весь главный разворот. Трудно придумать материал более выигрышный, чем история о торжестве справедливости, и газетчики явно предвкушали журналистские лавры, которые получат, когда долгий путь Джессапа к свободе закончится наконец полным триумфом.

На самом крупном фото сияла улыбкой физиономия Джессапа перед пластиковым подносом с огромным двойным чизбургером и картошкой, залитой кетчупом и расплавленным сыром. Подпись под снимком гласила:

Чему улыбается этот человек?

Джейсон Джессап пробует свой первый «дабл-дабл» за двадцать четыре года!

«Я мечтал об этом целую вечность!» – говорит он.