Отзывы на книги автора «Майкл Каннингем»

Ах, как завлекает обложка читателя!
Возможно, самый оригинальный из всех романов Каннингема
The New York Times

Лучший роман Каннигема за последние десять лет
Vogue

Нет, я понимаю, печатные издания тоже должны зарабатывать деньги, устраивать пиар и прочее, и прочее; понятно, что поклонников Каннингема должна привлечь ''оригинальность'', а случайных читателей ''лучший роман за последние десять лет'', ''притча'' и прочее, и прочее.
Так вот, никакой это не самый оригинальный, никакой это не лучший за десять лет, это обычный Каннингем. Самый обычный Каннингем. Пронзительный, чуть ироничный, в меру оригинальный (оригинальнее ''Избранных дней'' пока у Каннингема ничего не было), про одиночество и любовь, про поиски себя, с его традиционными героями - гомосексуалистами, наркоманами, богемой, потерянными в социуме людьми. Всё узнаваемо. Даже мягкая ирония Каннингема. О! И еще! Как же я забыла! Еще его герои, как всегда, это книги, как всегда он отсылает читателя к героям или событиям этих самых книг, а часто и к настроению книи. Здесь упомянты и Флобер с его ''Госпожой Бовари''. Туда, к Эмме Бовари отсылает читателя герой романа Баррет. Тут и ''Великий Гетсби'', и Вирджиния Вульф с ее дивным романом ''На маяк'', и, конечно же, ''Снежная Королева''.
Большинство из нас всю свою жизнь пытается сложить из ледяных кубиков такое желанное слово - ''счастье''. Герои книги тоже пытались сложить на озере ''Зеркала Разума'' из ледяных кусочков собственных сердец свое собственное счастье - кто написать песню всей своей жизни, кто сложить из разных людей единственного, кто-то сложить из этих кусочков собственную жизнь. И найти свое место в этой жизни, что характеризует кризис среднего возраста, по сути вся книга об этом самом кризисе, когда половина жизни прожита - в юности были мечты, надежды, перспективы, вера в счастье и любовь, а к середине жизни неожиданно оказывается что все это куда-то растерялось. И одиночество, и непонятно предназначение для мира. И оказывается, что жизнь прожита впустую. На холостом ходу. И как сидел на середине озера ''Зеркало Разума'' с ледяными кубиками, так и сидишь, пытаясь сложить счастье разумом, а не сердцем. Что же теперь бросаться из окна в ледяные и пушистые хлопья снега или броситься в новое чувство чувство. Как жить по-человечески? Как поступить по-человечески? Как растопить заледеневшее от дыхания Снежной Королевы сердце, чтобы не чувствовать боли от предстоящих потерь. Этот поиск у Каннингема всегда пронзителен, всегда на грани, всегда по живому, на кончиках нервных окончаний. Всегда с ощущение втягивания в духовную жизнь персонажей, во всяком случае, у меня никогда не получается просто наблюдать со стороны за героями Каннингема, только войдя внутрь начинаешь чувствовать персонажей их боль, одиночество, их поиски любви и саму любовь.
Но все, что им нужно, — это только любовь.
И ничего, кроме любви. К брату, к любимым, к родителям. И к городу.

Еще один герой романа - это разноликий и прекрасный Нью-Йорк. С хлопьями снега, богемой, бомжами, просто нищими, фриками, Статуей Свободы, галереями, магазинчиками всякого разного стильного барахла, восхитительные ньюйоркцы, сияние света в ночном небе. Город как живой персонаж книги - дышит, живет, пульсирует.

P.S. И еще хочу добавить, что книга издана чудовищно. Огромное количество опечаток, невычитанный текст перевода, местами просто корявый.

Семейная сага Каннингема раскинулась на просторах страниц на сотню «километров». Начавшись в 1935 году, она уходит за горизонт 2035-го. Жизнь семьи Константина и Мэри Стассос и их троих детей размечена координатами ключевых лет, как дорожными столбами.

Константин вырос в бедном доме греческих фермеров, размеренность будней которых уходила глубоко корнями в чернозем тяжелого труда и домашнего насилия. Получив в восемь лет в подарок клочок бесполезной земли на холме, он пытался сделать ее пригодной для огорода, чтобы вопреки обстоятельствам и природе вырастить на ней урожай. Для растений нужна была хорошая почва, и Константин украдкой таскал ее с отцовских грядок. За неимением карманов ему приходилось набивать ею свой рот. Позже, когда он уже и сам стал отцом семейства он так же, как птица в клюве, приносил в дом деньги и заботу, на которую был способен, но навозный привкус отцовской земли, кажется, остался с Константином навсегда, въедаясь в его отношения с женой и детьми.

Мэри, стремясь поскорее уйти из родительского дома, вышла замуж на Константина в семнадцать лет. Слишком юная, чтобы понимать, что семейная жизнь в соответствии с общественными мерками не является гарантией счастья. Слишком типичная для своего времени, чтобы мечтать об иной судьбе. Слишком правильная, чтобы признать, что она глубоко несчастна в доме с мужем и детьми.

Сьюзен, Билли и Зои Стассос выросли в тени раздражительности и вспышек ярости отца и натужных улыбок матери. Сьюзен презирала мать, Билли мечтал убить отца, а Зои была слишком погружена в себя, чтобы обращать на это внимание. Каждый из них, повзрослев, пошел своей дорогой: куда она заведет не имело значения, лишь бы подальше от домашнего очага, который не согревал, а тлел, исходя черным дымом скандалов и ссор.

Роман «Плоть и кровь», честно отрабатывая свое название, строится на отношениях «отцов и детей» с вечными разочарованиями друг в друге, но у него есть и обратная сторона. Сторона личного, интимного характера, когда персонажи остаются один на один со своей телесностью, с этим компасом, определяющим ориентацию и судьбу до тех пор, пока плоть и кровь не обратится в прах и пепел.

На этом месте должна была быть гиперэмоциональная рецензия со слезами, соплями и прочими восклицательными знаками. Но в процессе пост-осмысления текста, вот даже не знаю, правильное ли это слово - осмысление, в этот раз у меня это было больше похоже на пост-прочувствование текста, на пост-осязание текста, на пост-вплывание в текст, короче, в этом процессе меня укачало. Не хочется заливаться соловьем и не хочется открываться. Пусть это будет мое личное, прочувствованное, натроганное, проплытое. Пусть в рецензии останется верхушка айсберга.

Я вообще не знаю, как эту книгу читать логикам, как, впрочем, не знаю, как им читать и другую книгу Каннингема, "Часы". Это же должно казаться несусветной чушью, наверное, про ненормальных, про извращенцев, про фриков и общественных высерков. А с виду такая нормальная семья. Семейная вроде сага, отец-грек, мать-итальянка, трое детей, американская мечта в действии, интернациональный котел, ну и что, это же Америка. А на деле один страньше другого. Только почему-то мне куда фриковее кажется самая "нормальная" их дочь, Сьюзен. Расписавшая себе план идеальной жизни, и попытавшаяся прожить его, с этим самым подходящим "никаким" мужем (офис-бизнес-выбор в сенат), в этом громадном "таком, каком нужно" доме. Кажется, у Каннингема так всегда, герои, выбирающие рутинную жизнь по плану, кажутся намного страннее, если не сказать вообще убогими, чем эти вот отщепенцы, наркоманы, трансгендеры и прочие маргинальные личности, летящие на волнах, подбирающие крылья мертвых чаек и поющие голыми на уличных лестницах. Я вот у Каннингема вообще не вижу ничего странного в этих личностях, хотя и должна, ибо консерватор по жизни. Транс Кассандра, к которому/ой даже непонятно как обращаться, получается гораздо человечней и мудрей, чем благонравная мать/бабушка семейства Мэри. Только Кассандра позволяет людям рядом с ней быть собой, а Мэри позволяет им быть только теми, кого она хочет рядом с собой видеть. Неудивительно, что дети слетают с катушек, и самая неудивительная из них - Зои, младшая дочь, в семье "никто". Будь я на ее месте, я бы свалила из дому намного раньше, и конец меня ждал бы такой же, только раньше. Наркота, поблядушки, внебрачный сын, спид, а я ее понимаю, радуюсь даже, наконец-то она нужна кому-то, наконец-то никто ее не пилит за "не то" платье. Мне даже Билли эгоистом не кажется, как я с удивлением прочитала в других рецензиях. Что в нем эгоистичного? Не стал лицемерить на собственном выпускном и делать вид, что все эта напускное "семейное торжество" его радует? Это эгоизм? Лучше было бы прожить свою жизнь как Бен, отрекаясь от самого себя? Тут вообще применимо тогда слово "прожить"?

В-общем, опять этот Часовской (думаю признать его свойственным автору вообще) призыв - живи, будь собой, будь свободен в своих желаниях, тогда появятся и возможности, преследуй свою мечту, будь эгоистом, но не плюй на других, забей на рамки, просто позволь себе. И этот призыв меня царапает ой-ей-ей как. Вся жизнь, если подумать, проходит в рамках, которые мы сами себе устанавливаем, сами себе придумываем. Ты туда не ходи, ты сюда ходи, а то больно кому-то сделаешь, совсем мертвый будешь. И люди терпят, терпят, терпят зачем-то, а потом в один момент срываются... и тут сценарии расходятся. Многие потом жалеют, но некоторые нет. Если позволить себе быть собой, можно совершенно случайно счастливо прожить жизнь? Цитатная мудрость вконтактике. Как захотеть быть здесь и сейчас? Каннингем подсказывает.

Наверное, еще одна книга, и автора я занесу в любимые. Чем больше книг читаешь, тем больше становишься книжным циником, поматросил и бросил, и лишь немногие книги пробиваются сквозь этот заслон. У Каннингема получается. Он, зараза такая, своими фриками с меня маски срывает. Пойду найду мертвую чайку. Или на худой конец, голубя.

Дочитала книгу и призадумалась. Возьмём, к примеру, среднестатистическую мать многодетной семьи. Она отработала восемь часов шпалоукладчицей и теперь спешит домой по сорокоградусному морозу в магазин, чтобы успеть купить десять килограмм картошки и пять килограмм капусты. По дороге домой надо сделать крюк в три километра, чтобы забрать детей из садика. Дома за дверью поджидают муж в протертых подштанниках, кот и неписаная собака. В их глазах плещутся укор, голод и воспоминания о давно переваренном обеде. Она выгуливает собаку, готовит ужин, потом приятный вечерний досуг - стирка и глажка. Закрывает глаза и... "Здравствуй новый, прекрасный день!". А теперь спросите у этой женщины, есть ли у неё время и возможности, сидя на балконе и тоскливо лузгая семечки, размышлять о том, стоит или не стоит кончать жизнь самоубийством, если глазурь на торте получилась неровной? Правильно, нет у неё времени. А вот у постмодернистких героев Каннингема есть. Им не нужно думать о том, где достать свиные копытца по акции и хватит ли денег до получки на приобретение левого ботинка из пары, вот и лезут им в голову мысли о бренности жизни и самоубийстве, как наилучшем выходе из туннеля непроходимой тоски.
Перед нами три совершенно разных женщины, живущие в трёх различных временных пластах. Вирджиния Вульф, писательница, живёт в английском Ричмонде начала ХХ-го века и на момент повествования как раз в процессе творения известнейшей "Миссис Дэллоуэй". Лора Браун живёт в Лос-Анджелесе 50-х и, сбегая на несколько часов от опыстылевшей семейной рутины, нежных чувств к соседке и неудавшегося торта, снимает номер в гостинице, чтобы расслабиться и почитать "Миссис Дэллоуэй". Кларисса Воган, с дружеской руки лучшего приятеля юности Ричарда прозванная "Миссис Дэллоуэй", живёт в современном Нью-Йорке с любимой женщиной Салли и, как и Кларисса Дэллоуэй, в течение всего романа покупает цветы и готовится к вечернему приёму. Несмотря на вполне приемлемую жизнь, наличие любящих и любимых людей, отсутствие финансовых проблем, всех троих периодически переклинивает на теме самоубийства, и в конечном итоге в той или иной мере она их коснётся.
Сначала хотела поставить более высокую оценку, очень уж ладно пишет Каннингем. А поскольку совсем недавно прочитала и для себя проанализировала роман "Миссис Дэллоуэй", то было интересно сравнить и понаблюдать, как ловко автор "играет" с произведением миссис Вульф. Как-будто горячую печёную картошку из рук в руки перекидывает. Постмодернизм, я все понимаю, но на такой сравнительно небольшой объём текста для меня было слишком много так любимых всеми современными авторами сексуальных меньшинств, смертельных болезней и самоубийств. Для законченной картины не хватало страданий беженцев и гонений евреев.
Кстати, приятно удивила экранизация. Сюжет, естественно, динамикой не отличается, но потрясающая игра такого "звездного", не побоюсь этого слова, состава в лице Мерил Стрип, Николь Кидман и Джулианы Мур не может оставить равнодушным.

Если бы Адель спела Let the night fall, получился бы очень даже неплохой саундтрек к очередному шикарному Каннингему.

Традиционно, я заглотил его, не переводя дыхание, и как обычно сотни разных мыслей обрушились на мою бренную голову. Начать хотя бы с того, что перевод названия сместил акцент в сторону еще большего пессимизма и безысходности. Начинается ночь - и впереди сразу очевидная тьма, проглатывающая тебя без остатка. "В сумерках" (ох, как жаль, что поп-культура так опошлила это дивное слово) - мне кажется, было бы гораздо ближе - ибо их темнота лишь скрадывает очертания, приглушает и притупляет ощущения, окутывает туманом и озадачивает.

Сюжет, конечно, не так масштабен и эпичен, как в других книгах Каннингема. Казалось бы, в жизни у не молодого, но не старого еще человека просто возникает легкая сумятица. Вот жил он, жил-не тужил, жену любил, бизнес строил, дочь воспитывал - и тут на пятом десятке пробивает его невиданная прежде жажда нежности и любви. Как и можно ожидать у автора, нежность и любовь эта полна гомоэротики, а выбивает фундамент из-под ног успешного мужчины юный развратный наркоман, он же племянник жены.

Глупо было бы ворчать на тему "не той любви", "неправильных чувств" и все такое. Они лишь подчеркивают ироничность бытия. Эмоции же та еще штука, рухнут на голову - и поди разберись, почему и зачем все так. И Каннингем скуповато так, с легкой небрежностью (и, очевидно, хорошим пониманием предмета) повествует, как внезапно возникшее томление сердца начинает подтачивать тщательно выстроенное здание личности, разъедая границы привычного себя - и оставляя взамен кислотно-шипящую пустоту, смешанную пополам с боязнью потерять утраченное и невозможностью получить желаемое.

И начинается ночь. Темно, мрачно, одиноко, света больше не будет. Больше не будет ни прежнего молодого пыла, ни подлинных чувств, ни хороших верных друзей рядом, ни истинных страстей - ничего. Останется только глухая, глупая, болезненная серость, с которой придется смириться, пережевывать и тянуть, как давно потерявшую вкус жевательную резинку. Жизнь полна иронии - во время приближения к сумеркам своей биографии, которую ты считаешь успешной и вполне счастливой - она швыряет тебе в лицо то настоящее, подлинное, чего, как оказывается, тебе не хватало всю жизнь. Причем делает это в самой неожиданной для тебя форме - мол, прости, дружище, но на самом деле тебе нужно вот именно это - но его у тебя уже никогда не будет.

И вот читал я Каннингема - и казалось, будто это у меня тот самый каноничный кризис среднего возраста, когда внезапно спотыкаешься на середине жизненного пути со странным вопросом "Эм, а что вообще происходит? Да и зачем это все?". И тут уже не понятно, чего тебе больше хочется: забить на глупые томления сердца и мозга и продолжать идти вперед, или же совершить некую фееричную, странную - и от того еще более притягательную - глупость, в духе бросить все и свалить пасти овец в Австралию или ухаживать за гейзерами в Исландии. Почему-то самые простые вещи на поверку оказываются самыми сложными.

Вот чего Каннингему не занимать - так это умения взбудоражить. Причем совершенно ненароком, мол, приятель, я вот тут небрежно опишу всякие сложности жизни - и оставлю тебя с ними, пусть полежат, окей? И что удивляет - вроде бы и сложности вовсе не сложности, как бы банально-тавтологично это не звучало. Просто оказывается, что people are more complex than they tend to think. И такое бесконечное удивление тому, что внезапно обнаруживается внутри себя, такого постылого и привычного, не может не удивлять.

А еще, почему-то, Начинается ночь нагоняет страх (тот самый, с гаденьким эпитетом "экзистенциальный"). Ну вот правда. И внезапно ловишь себя на одной из картинок будущего, где одинокий 45-летний ты завариваешь себе кофе в турке в небольшой кухне однокомнатной квартиры где-то на окраине - и тут НАВАЛИВАЕТСЯ ощущение того, что годы-то безнадежно про... потеряны, мечты заброшены, чувства увяли, энтузиазм угас - и останется только молча доживать.

И от этого, почему-то, становится как-то неловко и несколько страшно взрослеть.
Все как в Трудностях перевода: "Does it ever get easier? - No".

Для многих этот роман является не настолько значимым в творчестве Каннингема, если сравнивать это произведение с другими работами автора, такими как «Дом на краю света» и «Часы», но не для меня…
Я буквально растворился в размышлениях главного героя! Я запомню не сюжет, а мысли, диалоги, душевное состояние.
Мне было без разницы, что произойдёт на следующей странице, я хотел чтобы продолжалась череда параллелей, фраз, над которыми я буду думать всю ночь…
Книга повествует о том периоде, когда казалось бы вполне стабильная и счастливая жизнь - в один момент может разрушиться, и сделаешь это не ты… К тебе придёт знание того, что ты не можешь больше плыть по течению, т.к. твои годы уходят, а жизнь такая разнообразная, и ты больше не герой этого потока событий…
«Кто-то целует, а другой лишь позволяет себя целовать», «Неужели я тот, о ком можно мечтать», « Почему я с ней?» - это малая доля размышлений, которые крутились в голове Питера. Он пришёл к осознанию своей жизни, и ему предстояло сделать выбор, и на мой взгляд он поступил верно- начал с правды, или закончил ей…

В любой непонятной ситуации читай Уолта Уитмена. Простите, не удержалась.

Я уже делала две попытки познакомиться с Каннингемом, и обе они были… Ну, не мучительны, но я не могу сказать, что прочитанное мне очень понравилось. Однако автор сей почему-то продолжает тянуть меня к себе снова и снова, и завалялись у меня его «Избранные дни», которые я решила прочитать, прежде чем запустить томик в книгообмен. Была уверена, что и это мне не придется по вкусу, и что кто-то одарил меня проклятием – давиться, но продолжать читать книги этого товарища.

И вдруг – можете себе представить? – я осталась без малого в восторге от этого произведения. Даже голова закружилась.

Роман разбит на три части, которые вливаются одна в другую и связаны призрачными образами персонажей и поэзией Уолта Уитмена. Для совсем юного мальчика Лукаса «Листья травы» Уитмена все равно что Библия, и даже больше. Он ничего не может с собой поделать – стихи, завораживающие своей красотой, глубиной и странностью, сами срываются с его губ к месту и не к месту, становясь продолжением его речи, а то и откровением, посланным свыше. Старший брат Лукаса, Саймон, погиб на фабрике, его «забрала машина». Лукас прислушивается к звукам окружающего мира, к песням машин, ворвавшимся в него, и уверен – машина заберет и невесту брата, Кэтрин. Лукас хочет ее спасти…

…Наше время. Кэт, служащей в полиции, поступает звонок от подростка, угрожающего себя взорвать. Угроза незамедлительно претворяется в жизнь – ребенок обнимает случайного взрослого и активирует взрывчатку. Потом – еще один случай, еще один парнишка… Но ребята чувствуют связь с Кэт. А она гадает, почему они твердят, как заклинания, строки Уитмена?..

…Будущее. Мир уже не такой, каким мы его знаем. Как и ожидалось, человечество не пришло ни к чему хорошему, и все-таки в чем-то мир остался и будет оставаться прежним. Саймону, искусственно сделанному человеку, приходится бежать от новых законов. С ним отправляется в бега случайная знакомая – инопланетянка Катарина. Саймон пытается найти себя, ощутить, каково это – быть настоящим человеком. Он чувствует, что ему чего-то не хватает, но чего? Не того ли, о чем говорил Уитмен, чьи строки то и дело слетают у него с губ?..

Я пожурю роман только за последнюю часть, показавшуюся мне довольно глупой, но здесь надо учесть, что я вообще с трудом принимаю фантастику. И все-таки буду настаивать: нехорошо. Автор же явно не фантаст, и эта часть получилась у него какой-то чрезмерно вычурной, глуповатой, в нее напихано все на свете, лишь бы сделать ее фантастической. Инопланетяне! Искусственные люди! Что там еще пишут? Ах да, атомная война. Впишем и атомную войну. Еще минус в том, что эта маленькая вселенная держится на тех знаниях, что доступны нам – упомянуты известные деятели, писатели, причем не столпы, а так. Странно для будущего, у которого должны быть свои герои из недавнего прошлого.

Зато от первой части меня дрожь пробирала. И вторая тоже очень понравилась, хотя и бросалось в глаза – исторический сюжет автор выписывал с большой аккуратностью, мало описаний и деталей, зато как очутился в современности, развернулся на полную и обсыпал нас упоминаниями вещей и структур, которые нам и без него известны. Но да ладно. Все равно это было здорово. Перетекания одной истории в другую не могли не заставить меня вспомнить «Облачный атлас», но здесь это не просто завораживающее эхо одной истории в другой, а продолжение, связь между разными эпохами, изображение хода человеческой истории, где ни один век не существует в отрыве от другого. Ниточки, связывающие части романа, тонкие, и оставляют после себя ощущение почти – но не полностью – разгаданной тайны…

Как вы, наверное, понимаете, книга в книгообмен запущена не будет. Я оставлю ее себе и когда-нибудь перечитаю. Но сначала возьмусь за Уолта Уитмена.

Все-таки очень хорошо, что первые не очень удачные знакомства с Каннингемом меня не остановили, иначе бы я упустила эту замечательную вещь.

Мы редко попадаем в тот пункт назначения, к которому стремимся, ведь так? Нам кажется, что наши надежды сбываются, но, скорее всего, мы просто не на то надеемся.

Знаете, наверное, высший пилотаж писать так, чтобы становилось абсолютно всё равно о чём текст, лишь бы он длился, множась страницами, а роман подольше не закачивался...
Хотя какая-то доля лукавства в моих словах присутствует: не будет цеплять написанное, в какой бы блестящей манере оно не было исполнено, если в тексте отсутствует смысл, душа, ум... ну и так далее.

С Каннингемом у меня не получается иных отношений, кроме как очаровано-восторженных. А как иначе реагировать на авторскую магию в действии. Сплошная ворожба... Это ли не писательское мастерство - заставлять дышать книгой, словно кислородом? Таких современных авторов единицы - тех, чьи произведения обладают неизъяснимым волшебством настроения, особенной хрупкостью фраз, витиеватостью их построения, напоминающей дымчатый морозный узор на стеклах.

Каннингем типичен до... гениальности. Да, именно так. Его герои - простые люди в кризисе среднего возраста, в вечном поиске себя. Зачастую отвергнутые обществом, они находят приют в собственном одиночестве, в андеграунде бытия.

Братья Баррет и Тайлер, больная раком Бет... Все они разочарованы в том, что предлагает им жизнь.

Баррет - блестящий выпускник университета, когда-то подающий надежды, а ныне скатившейся до уровня продавца второсортного магазинчика джинсов. Брошен очередным любовником, одинок и подавлен, вынужден жить в квартире старшего брата. Однажды заснеженным утром, возвращаясь домой после посещения дантиста, он воспаряет духом. Ему кажется, что небеса наконец-то снизошли до него, послав некий ценный знак, подмигнув ярким всполохом света. Лишь на миг, но поведали о своей благосклонности. Неравнодушии.

Быть может, это намёк на перемены к лучшему? На то, что любимая женщина старшего брата, борющаяся с раком, обязательно поправится? Ожидание рождества, приближающихся праздничных чудес, кто бы не хотел ощутить этот внутренний тремор почти детского, наивного предвкушения?

Бесшумно падающий снег, словно бы драпирующий Нью-Йорк в белый саван, весь в крупных хлопьях снег, мелкими шажками "входящий" в раскрытое в спальне окно - он подпитывает глубинную, закостенелую меланхолию героев, отяжеляя сознание бренностью существования.
Показался ли Баррету свет пролившийся с неба, или это действительно случилось, наверное, не очень важно. Главное ведь, иметь надежду, верить в неё.

Временная ремиссия Бет, застигающая всю троицу врасплох; психологическая нестабильность непризнанного музыканта Тайлера, пишущего для невесты любовную песню и понимающего, что способен лишь на никуда не годную пустышку вместо крика души; хозяйка магазина стареющая Лиз, пытающаяся остановить время с помощью молодых любовников; сам город Нью-Йорк, несущий в себе катастрофы падений и взлёты удач, подчас безжалостный в своих милостях - сюжет подаётся читателям в стильной каннингемовской манере короткими временными отрезками.
Жизнь бесстрастно течёт, герои неумело барахтаются в потоке реальности... Прошёл год... Минуло три года... Ледяные кубики никак не хотят сложиться в главные слова: вечность, счастье, любовь.

«Я просто обычно предполагаю худшее, и это иногда выглядит так, будто я все знаю»

Мучительней всего потеряться... нет, не в толпе. В себе самом. Запутаться, заплутать в собственных желаниях и стремлениях. Не найти выхода и, отчаявшись, захлопнуть "раковину". Спрятаться, утратив силы для борьбы, отсекая возможность помощи, проявления участия...

Сомневающиеся герои, живущие в сомнительного качества эпоху, бесспорно, - это высокопробный марочный роман знаменитой авторской "выделки". Один из лучших, прочитанных в этом году.

Печальный. Невесомый. Ранимый. Тонкокожий.

Дальше...

Тот случай, когда мысли приходят постепенно, а не в момент чтения. У меня уже был опыт знакомства с автором, как мне показалось, не самый удачный. Книга в планах не стояла, но почему-то вдруг захотелось за неё взяться.

Зацепила своей искренностью, необычностью и обыденностью одновременно. Она явно не сможет понравится большому кругу читателей, ведь дойти до сути и найти ключик, сможет не каждый. Получилось ли это у меня? Даже не знаю, но я нашла для себя линию, которая до сих пор не отпускает.

Почти все персонажи в книге употребляют запрещенные вещества, а ты словно вместе с ними это делаешь. Ведь их мысли настолько сумбурные, абсурдные и непонятные, что хочется еще больше принять, чтобы очистить мозг и получить зеркальную картинку, которую каждый раз видит Тайлер.

Ничего употреблять не собираюсь (дисклеймер), но автор ловко подсаживает на крючок, когда совершенно ничего непонятно, но очень интересно. Но не буду обобщать, так как не всем, судя по рецензиям.

В своей работе автор затрагивает значение и место времени в жизни человека. Ведь оно иногда быстрое, а еще замедленное или порой цикличное, но не всегда, потому что некоторые моменты остаются уникальными и уже не повторяются. Зацепится бы, удержаться бы и не упасть...

В центре романа два брата: один несостоявшийся музыкант и наркоман, который борется против рака за жизнь своей девушки, а на другого возлагали большие ожидания, но в итоге он видит непонятный свет и работает в магазине одежды консультантом.

Бетт (девушка Тайлера) в какой-то момент побеждает рак, либо просто получает отсрочку от неизбежного, можно по-разному на это посмотреть. Не могу постичь какого-то это получить еще один шанс на жизнь, когда уже приготовился и смирился с неизбежным.

Лизз настолько травмирована поведением своего отца, что всю жизнь с мужчинами играет в кошки-мышки, так как боится повторить судьбу своей матери. Хотя матери ли? Скорее отца. Ведь она чувствует в себе эту жестокость, которая была и в нём.

Герои настолько неоднозначные, местами неприятные, но такие живые и настоящие. Автор не боится отпугнуть и выставить на показ их мысли, которые скользят по толстому льду то туда, то сюда. От них бежит холодок по спине и сковывает холод в свои объятия.

Если идете в книгу за сюжетом, то не стоит браться за этот роман. Он направлен на рефлексию и обдумывание. В нем нет каких-то норм приличия, граница сильно размыта, он про эмоции и чувства, про одиночество и время, которое вечно пытаются догнать. А еще в нем есть поток сознания, которым славились модернисты.

С первого взгляда, это обычная семейная сага, обнимающая сотню лет. Только вот обычного тут ничего (и никого) нет. Каждый персонаж (каждый!) как отдельная книга.

Как пазл на пять тысяч деталей, только некоторые детальки потерялись и пазл вроде тоже красиво смотрится на общем фоне, но ведь он дырявый. Детальки некоторых пазлов впоследствии нашлись. А некоторые перемешались между собой и это уже совсем другой пазл.

Снова Каннингем меня оставил в каком-то непонятном состоянии. Тебе как будто подарили огромный букет, но цветы какие-то невзрачные, нераспустившиеся, поникшие. Но ты поставил их в ледяную воду и наутро просыпаешься от аромата распустившихся бутонов и я знаю, что этот букет никогда не завянет.

Именно за это послевкусие я и обожаю автора)