5.3.2. Сговор и коррупция: вариант типологии

5.3.2.1. Обоснование аналитической структуры^[31]

Как было упомянуто выше, реляция и коррупция тесно взаимосвязаны. Мы используем определение коррупции, приведенное в Части 2.4.4, то есть понимаем под ней «злоупотребление вверенными полномочиями в целях личной выгоды». «Вверенные полномочия» в данном контексте означают власть, формально делегированную государственным институтам, а «злоупотребление» этой властью происходит тогда, когда она используется в личных целях (обычно незаконно). Это может происходить с вовлечением частных лиц или по их заказу, то есть через частно-государственный сговор. Несомненно, результатом такого сговора является коррупция, как следует из ее определения. Однако коррупция может иметь место и без всякого сговора, как в случае с хищением^[32]. Но все же несмотря на то, что этот внутренний тип коррупции встречается в посткоммунистическом регионе, по своей сути он мало отличается от похожих явлений, присущих и западным режимам. Поэтому именно на примере коррупционного сговора можно исследовать различия на уровне идеальных типов, которые, в свою очередь, обусловлены степенью разделения сфер социального действия.

Чтобы смоделировать коррупцию, нам необходимо подвергнуть ее определение «социологической дезагрегации», то есть выделить ключевые элементы и измерения, по которым могут различаться разные типы коррупции. Одну из таких дезагрегаций проводит Диего Гамбетта, который интерпретирует коррупцию как проблему принципала-агента^[33]. Он утверждает, что в коррупцию вовлечены три основных актора: доверитель (Д), который является принципалом и наделяет кого-то властью; поверенный (П), который является агентом, наделяемым властью; и развратитель (Р), который инициирует коррупционный обмен, чтобы добиться реализации своих личных интересов через получение «определенных ресурсов, на предоставление которых П не получал от Д разрешения в рамках их договоренности»^[34]. Внутри этой конструкции главным нарушителем является П, который злоупотребляет своим положением ради личной выгоды, игнорируя волю своего принципала Д, наделившего его властью (именно поэтому коррупция считается одним из проявлений проблемы принципала-агента). Гамбетта также отмечает, что развратитель и поверенный могут быть как двумя разными лицами, например при получении взятки, так и одним и тем же человеком (П = Р), как в случае с уже упомянутым выше хищением, когда поверенный решает злоупотребить своим положением ради получения выгоды для себя и ни для кого иного^[35].

Несмотря на свою очевидную интеллектуальную ценность, модель, предложенная Гамбеттой, не рассматривает случаи, когда официальное лицо одновременно является и агентом, и принципалом. В то же время внутри государственного бюрократического аппарата только те, кто находятся в самом низу, могут считаться агентами в чистом виде, а идеальными принципалами могут быть только люди на самом верху^[36]. Все, кто находятся посередине, являются (прямыми или опосредованными) принципалами тех, кто под ними, а также (прямыми или опосредованными) агентами тех, кто находится выше в иерархии.

Отсюда вытекают две проблемы, в связи с которыми множество разновидностей коррупционного сговора, присущих посткоммунистическому региону, не может быть описано в простой конструкции принципала – агента. Во-первых, если мы определяем коррумпированного актора как только лишь агента, а его непосредственного начальника – как его принципала, то ситуация лишается контекста того государства, в котором совершается акт коррупции. Контекстный анализ должен учитывать, что актор является как принципалом, так и агентом, и в связи с этим необходимо помещать его на соответствующий уровень государственной иерархии. Если этого не делать, то мы получим бесконтекстный анализ коррупции, при котором ее сравнительная типология, возникающая на разных уровнях государственной иерархии, становится невозможной. Вторая, тесно связанная с первой проблема заключается в том, что конструкция Гамбетты исключает возможность сетевой коррупции, поскольку фокусируется только на трех типах акторов. Так, если П в рамках иерархической структуры государства находится не в самом ее низу, то есть не является только лишь агентом, но также и Д, он может использовать своих подчиненных (своих П) в качестве посредников для содействия в коррупционной сделке^[37]. Иначе говоря, можно сказать, что эта вторая проблема исключает возможность того, что доверитель может быть также и развратителем, что особенно распространено в посткоммунистическом регионе, где коррупция навязывается сверху вниз.

В теории более сложная модель принципала – агента может охватить случаи сетевой коррупции на уровне государства. Однако мы полагаем, что на практике для создания наиболее прозрачной типологии посткоммунистической коррупции необходимо построить аутентичную аналитическую структуру. Для этого следует начать с акторов, принимающих участие в коррупционной сделке, учитывая (1) как частных, так и публичных акторов, при условии, что нас интересует коррупционный сговор, а также (2) иерархию публичных акторов. Исходя из этого, можно выделить три типа акторов по уровню их формальной позиции: частные акторы, административные служащие и правительственные акторы. Два последних типа принадлежат к сфере политического действия, однако крайне важно отделять их друг от друга, поскольку государственное администрирование (бюрократия) осуществляет законы, контролирует их соблюдение и участвует в регулярной работе государственных институтов, тогда как правительственные акторы создают законы и регулируют государственное администрирование^[38]. Все три уровня формальных позиций можно разделить на подуровни, однако для нашего исследования следует провести единственное различие: между акторами, принадлежащими к элитам и принадлежащими к неэлитам. Общее определение элит и неэлит можно найти в начале Главы 2 [♦ 2.2.2]. Здесь же нас интересует отличие между ними в зависимости от трех упомянутых выше уровней:

• среди частных акторов неэлитами являются обычные граждане либо мелкие или средние предприниматели, а элитами – главные предприниматели или олигархи;

• среди административных служащих неэлиты – это чиновники, задача которых быть в непосредственном, повседневном контакте с частными гражданами, тогда как элиты – это начальники чиновников из неэлит (то есть главы правительственных департаментов или государственных организаций, которые с точки зрения граждан остаются в тени);

• среди правительственных акторов неэлиты – это члены законодательных или контрольно-надзорных органов местного самоуправления, которые не являются частью исполнительной власти, тогда как элиты – это главы центрального или местного правительства, такие как мэр, премьер-министр или президент^[39].

С точки зрения Гамбетты, частные акторы могут быть только развратителями (Р), административные служащие из неэлит могут быть развратителями или поверенными (Р и/или П), а все остальные акторы могут быть развратителями, поверенными или доверителями (Р, П и/или Д). В категориях сфер социального действия «частные акторы из элит» во многом синонимичны «экономической элите», хотя они могут включать акторов из элит, принадлежащих к общинной социальной сфере. Кроме того, частные неэлиты включают в себя неэлиты из экономической и общинной сфер социального действия (таких как граждане). Что касается государственного сектора, правительственные акторы входят в политические элиты, а административные служащие – в политические неэлиты.

Из нашего определения сговора следует, что вторая, важная в рамках аналитической структуры особенность коррупционного сговора – это тип неформальных / незаконных отношений между акторами. Мы можем классифицировать их по трем измерениям. Первое – это роль актора в коррупционных сделках: он может быть либо (a) запрашивателем, который инициирует акт коррупции; либо (b) поставщиком, который злоупотребляет своим формальным положением; либо (c) посредником, который выполняет определенные задачи для любой из сторон и/или обеспечивает проведение коррупционной сделки (часто в качестве агента поставщика). Опять же, с точки зрения Гамбетты, запрашиватель – это Р, тогда как поставщик и посредник – это две разновидности П: поставщик – это П, который добровольно вступает в коррупционную связь, а посредник – это тот, кто получает указания от своего Д^[40]. Кроме того, учитывая точку зрения Гамбетты о том, что П и Р могут быть одним и тем же человеком, стоит признать, что один актор может выполнять несколько ролей и быть запрашивателем и поставщиком одновременно. Это тот случай, когда кто-то использует свою формальную должность для построения коррупционной сети при условии, что на этом уровне коррупция монополизирована. Те, кто находятся ниже коррумпированного актора в иерархии, получают указания действовать в целях обеспечения коррупции, но им запрещено отвечать на какие-либо коррупционные требования для личной выгоды.

«Товар», который поставляют поставщики (и который запрашивают запрашиватели) – это дискреционное отношение со стороны государственных институтов, которое по закону должно быть нормативным и расценивать всех одинаково. Дискреционный подход может привести к (a) прямым выгодам, таким как получение лицензии или заключение госконтракта по завышенной стоимости, и в таком случае поставщик приносит выгоду в один прием, игнорируя требования закона для предоставления такой выгоды, либо (b) к косвенным выгодам, когда влиятельный актор (например, правительственный актор из элит) заставляет кого-то другого приносить выгоду запрашивателю. Крайне важно отметить, что одна из косвенных выгод, которые приносят поставщики, – это крыша [♦ 3.6.3.1], которая в этом контексте подразумевает отключение механизмов контроля на дискреционной основе. Другими словами, поставщик, особенно если речь идет о коррупционном сговоре на высоком уровне, предоставляет прикрытие для коррупционной деятельности, то есть гарантирует, что контролирующие инстанции, такие как местные инспекции или полиция, пренебрегут своими обязанностями и закроют глаза на незаконные действия. Несомненно, крыша также может быть прямой выгодой, если взятку получает актор из контролирующей инстанции^[41].

Второе измерение для классификации коррупционного сговора в рамках нашей аналитической структуры – это регулярность актов коррупции. С этой точки зрения, коррупционные сделки между определенными акторами могут совершаться время от времени, и тогда их условия обговариваются в каждом конкретном случае, или на постоянной основе, что подразумевает более длительные отношения между акторами, включающие ряд последовательных транзакций. Наконец, третье измерение, как мы отмечали выше, предполагает добровольность или принудительность отношений. Принудительные отношения в аналитической структуре можно также обозначить как подчинение или патрональные отношения (или патрональное подчинение), в рамках которых (1) при совершении коррупционной сделки воля одного участника (патрона) имеет большее значение, чем воля другого (клиента), и (2) из таких отношений нет свободного выхода в том смысле, который мы определили выше.