Цитаты из книг автора «Мадлен Миллер»

– Не знаю, – ответила она. Глаза у нее были огромными черными прудами – казалось, будто она хочет испить Ахилла до дна, втянуть обратно в себя. – Боюсь, тут что-то нечисто.

Я хорошо узнал не только простых воинов, но со временем – и всех царей. Нестора, которому по вечерам нужен был сироп от кашля, подогретый и подслащенный медом. Менелая, который принимал маковую настойку от головных болей. Аякса с его резями в животе. Меня трогало их доверие и то, с какой надеждой они смотрели на меня, ожидая, что я облегчу их страдания; я стал тепло относиться к ним всем, даже к тем, с кем было нелегко на советах.

Звезды у нас над головами были затянуты дымкой. Тяжело нависал воздух. Ночью будет гроза. Дождь пропитает землю, размочит ее, пока она наконец не треснет по швам. Он низринется с горных вершин и по пути только окрепнет, чтобы увлечь за собой все, что встретится на его пути: животных, дома, людей.

Иногда, наблюдая за ним, я вдруг замечал небольшое пространство, к которому не приближался ни один воин. Оно всегда было рядом с Ахиллом и, едва я начинал пристально в него вглядываться, делалось все светлее и светлее. В конце концов оно нехотя выдавало свою тайну – бледную как смерть женщину, что была выше всех рубившихся вокруг нее воинов. Брызги крови могли разлетаться во все стороны, но ни одна капля не попадала на ее светло-серое платье. Ее босые ноги, казалось, совсем не касались земли. Она не помогала сыну, ему и не нужно было помогать. Она – как и я – просто наблюдала за ним, огромными черными глазами. Я не мог понять, что таится в ее взгляде, то ли торжество, то ли горе, то ли и вовсе – пустота.

– Ты думал о них как о животных? Как советовал отец? Он покачал головой: – Я не думал вовсе.

Осадная война часто начиналась с набегов – нападали не на сам город, а на снабжавшие его мясом и зерном близлежащие поселения. Тех, кто оказывал сопротивление, убивали, остальные становились рабами. Вся еда теперь доставалась захватчикам, которые, кроме того, держали в заложницах крестьянских жен и дочерей. Если кому-то и удавалось спастись, они искали пристанища в городе. Вскоре там было не продохнуть от народу, начинались волнения, затем – болезни. Наконец город распахивал ворота – не из благородных побуждений, а попросту от безысходности.

Ее сожгли в тот же вечер, на костре из ветвей кипариса, дерева наших темнейших богов.

Он был к ней так близко, что мог ее коснуться – и почти было коснулся, протянув руку к ее узким, белым, будто отполированные морем раковины, пальцам.

Но безобразнее всего его глаза: яркие, голубые. Увидев их, люди вздрагивают. Такое противоестественно.

Сквозь окна до меня доносился воинский гвалт: они куражились, тренировались, точили копья. Мирмидоняне, так они теперь называли себя, люди-муравьи, почетное старинное прозвище. Ахиллу и это пришлось мне рассказать – легенду о том, как Зевс сотворил первых фтиян из муравьев. Я глядел, как они вышагивают – одна бодрая шеренга за другой. Я видел на их лицах мечты о добыче, с которой они вернутся, о почестях. Нам же мечтать было не о чем.