Но, если откровенно, этот несмышлёныш – Танечка – стала в тот период самым близким для неё человеком, по сути – спасательным кругом. Так устроены люди: если кто-то зависит от нас, это придаёт нам сил и делает жизнь осмысленной.

…А дом отныне уже никогда не казался пустым и страшным.

Он стал… раздражающе наполнен суетой и бытом.

…Да, как я уже писала, люди – не картонные манекены с масками злодея и добряка. Каждый из нас может быть и тем, и другим. В конце концов, всё зависит от точки зрения.

Вот и Лена, поначалу принявшая Наталью в штыки, спустя время стала замечать: от этой женщины идут флюиды тепла и доброты.

Наталья работала на заводе, но у неё хватало сил и на семью. Она вечно находилась в состоянии деятельности: что-то мыла, что-то готовила, что-то стирала. И к Лене инстинктивно тянулась всем своим материнским и женским началом.

Но у девчонки пубертатного возраста, недавно похоронившей мать, предательство отца болело незаживающей раной.

И как результат её внутреннего бунта против ситуации, в которую вшита несправедливость, а предъявить-то особо нечего – родилась я.

…Необъятная материнская любовь способна на многое. Она может даже удерживать от смерти самых безнадёжно больных. Когда-то Евгения вымолила жизнь для своей Леночки, да и сама держалась на этом свете несколько лет лишь ради того, чтобы быть с дочерью рядом.

И я понимаю, что вложила моя мама Елена, вписывая в графе о моём рождении имя «Евгения».

Мама и сегодня, спустя сорок лет, рассказывая о своих детских годах, плачет, вспоминая ту Женечку, что дала ей жизнь.

Может, если б Евгения не стремилась так интенсивно работать ради будущего своей дочери, она сохранила бы здоровье, и судьба членов её семьи потекла бы совсем по иному руслу? И Лена никогда не увидела бы, каким беспомощным может стать мужчина перед лицом несчастья.

Кто знает.

А может, именно сложный период становления моей мамы был нужен её потомкам? Но для чего?

Надеюсь, найду ответ, рассказывая эту семейную сагу…

ЧАСТЬ 2. ЮНОСТЬ

Человеческая память устроена так, что мы стараемся поскорее забыть всё грустное, что происходило с нами в прошлом.

Сегодня моя мама уже не помнит многих событий своей первой юности. А может, не хочет вспоминать? Может, утопила моменты, связанные с самой острой болью, где-то на дне своей памяти? Может, просто не в состоянии вновь и вновь захлёбываться при воспоминаниях в накатывающей солёной волне невыплаканных слёз?

Но, даже если какие-то моменты забылись, остались связанные с ними эмоции. Их-то забыть, увы, ещё ни у кого не получалось.

Родительский дом, в котором не стало мамы, Лене опостылел.

Казалось, что мачеха – а Наталью она мысленно называла только так – слишком рьяно внедряет свои порядки, что Таня занимает слишком много пространства, что родной отец стал к ней совсем равнодушен, а зачастую просто враждебен.

Лена чувствовала себя лишней в этом доме. Менялись отношения, менялись вещи. И любое изменение было для неё болезненным.

Выходные дни, когда все собирались за столом, превращались для Лены в пытку. Ведь она сравнивала эти застолья с теми, что были при её маме.

Но больше всего Лену злило, что Валентин вёл себя в новой семье точно так же, как было при Женечке.

Так что нынешние семейные обеды Лена старалась пропускать.

Отец пытался вести себя как глава семейства. Что-то покрикивал в спину Лены, пытался ею руководить. Но куда там. И Лена, да и он сам уже отлично понимали: нет у Валентина морального права контролировать жизнь своей быстро взрослеющей дочери. Утратил он его – вместе с её доверием.

Так что трещина между ним и дочкой превращалась в пропасть. Отцовские попытки наладить контакт отдавали фальшью. А кто из нас в юности мирится с фальшью?

…Раз моя мама не хочет вспоминать многие детали своей юности, я сама попробую реконструировать всё, что происходило с ней до моего рождения.

Начну с того, что Лена окончила восьмой класс. Разумеется, нужно было окончательно определяться: учиться дальше в школе или пойти получать среднее специальное образование?

Мечты о сцене у Леночки остались лишь мечтами. Не было у неё рядом никого, кто мог бы поддержать в этом начинании.

Но, если сцена – для особенно одаренных, может, тогда медучилище?

Лена легко представляла себя в медицине, это поприще могло стать альтернативой театру.

Однако отец распорядился иначе.

Идею с десятилеткой Валентин отмёл сразу: зачем корпеть лишние два года за школьной партой? Отец давно и очень внушительно, даже требовательно говорил лишь об одном варианте: надо окончить химический техникум, который когда-то он окончил сам.

Удивительная штука – родительское убеждение, что лучше, а что хуже для их детей.

Конечно же, Валентин искренне верил, что копирование его жизненного пути – это хорошо. Да, он рассуждал со своей колокольни, и его такой вариант жизни вполне устраивал.

Сейчас мне даже кажется, что Валентина просто пугало погружение женщины в карьерную канитель. Ведь Женечка надорвалась в своё время – значит, и дочь может так же надорваться…

Выходит, Валентин пытался по-своему защитить Леночку, обезопасить? Однако странная позиция, эгоистичная.

Так или иначе, но, как только Лена получила аттестат об окончании восьми классов, Валентин сам отвёл её в техникум:

– Будешь жить, как люди живут, – констатировал он.

Мама Лены – Женечка – рассуждала бы совершенно иначе.

Но, как я уже писала, родители Лены были из разного теста.

По отцовской логике, следовало быть «реалистом»: отучиться, пойти на завод, получать стабильную зарплату на хлеб с маслом. А артисты – так вон их уже сколько в телевизоре.

Лене, разумеется, такой жизненный уклад претил. Всё-таки деятельная материнская кровь побеждала в ней отцовскую осторожность.

Но тогда ей пришлось подчиниться. И Лена стала учащейся техникума.

Это заведение она так и не полюбила. Четыре года занятий слились в одну серую рутину, от которой хотелось поскорее избавиться.

Однако были и приятные моменты: общие выезды на уборочные работы, а за это платили уже вполне ощутимо, не так, как было в школьный период.

Когда Лена впервые получила несколько заработанных в колхозе купюр, её осенило. Свобода вытекает из самостоятельности, а самостоятельность зависит от заработка!

Мысль ей понравилась. Стало понятно, что пора обретать независимость от навязанной ей семьи. Возможно, именно об этом и думал Валентин, когда говорил, что надо максимально сократить путь от парты до зарплатной кассы завода.

Свою первую получку за сельхозработы от техникума моя мама запомнила очень хорошо.

Вытягиваются подростки быстро, в год может смениться два размера. Лена поизносилась к тому моменту, некому было её баловать, следить за гардеробом. Никто давно не интересовался: добротно ли, тепло ли она одета.

Поэтому заработанные деньги она решила потратить на обновку. Немудрено, девчонка – всего-то шестнадцать лет!

В примерочной Лена оторвала этикетки. Оплатила на кассе. И вышла из магазина при полном параде.

Помчалась домой, то и дело забегая в продуктовые магазины по пути – надо же и к столу что-то прикупить.

Славик привычно «дежурил» в её дворе. Сидел на скамейке у песочницы и болтал с подругой Лены – Надей. Удобная диспозиция: мышь не проскочит, видно всех входящих и выходящих.

…Лена вошла во двор, и Славик замер на половине фразы. Ещё бы. Нарядная, красивая – как модель с обложки журнала.

– Салют!

От Лены, конечно, не ускользало то, как смотрел на неё Славик. Что ж, всем нам, девочкам, приятны мужские пылкие взгляды!

Однако, понимая, что именно чувствует Славик, Лена не придавала значения его влюблённости: мальчишка.

Он был её ровесником, тоже ушел из школы после восьмого класса. Видно, и ему хотелось побыстрее окунуться во взрослую жизнь – Славик имел страсть к машинам.

– Отличный костюмчик, – слегка завистливо сказала Надя.

Лена покрутилась перед друзьями – женское кокетство всегда было естественной частью её натуры: стопроцентная женщина!

– Нравится?

Славик одобрительно цокнул языком, что означало: нравится и даже очень.

– Такой наряд выгуливать надо, – сказала Надя. – Завтра суббота, может, сходим на танцы?

Надя была на год старше Лены и жила в том же подъезде, этажом выше. Вероятно, если б не это обстоятельство, заставляющее их пересекаться довольно часто, близкими подругами они бы не стали. Но как-то незаметно сошлись, часто ходили на танцплощадки в городском парке или ДК.

Танцы – самое доступное удовольствие молодёжи того времени. Билет стоил пятнадцать копеек – цена нарезного батона. Однако билет – ерунда, а вот газировка-мороженое, без которых на тусовке не обойтись, котировались уже как крупные траты. Но откуда у девчонок деньги?

– На тебя мальчишки как на мёд липнут, – сказала однажды Надя.

Они тогда впервые решили пойти на городскую танцплощадку, и вопрос наличных возник сам собой.

– Ты просто улыбайся, остальное беру на себя. – И подруга подмигнула Лене.

Дело выгорело: в первый же танцевальный вечер весёлых улыбчивых подруг беспрестанно угощали то напитками, то сладостями. Неудивительно: Лена мальчишкам нравилась, была в ней особая, данная от природы, манкость.

Славик про походы на танцы моментально прознал. И тут же вызвался сопровождать Лену и Надю на все развлекательные мероприятия. Собственно, они не были против.

Парень на полном серьёзе уже месяц или два считал Лену «своей» девушкой. А кем он был для Лены на самом деле? Другом, просто другом – не больше. Это понимали абсолютно все. Даже молчаливый Паша. Он давно перестал бить Славку – просто не считал соперником. Пропускал его во двор, оглядывая с головы до пят взглядом строгого таможенника и грозно сплевывая себе под ноги.

Так что с развлечениями у Лены теперь проблем не было. В свои шестнадцать она чувствовала себя совсем взрослой.

– Так что, пойдём завтра на танцы? – спросил Славик у Лены.

– Конечно!

Надя перевела взгляд с одного на другого, усмехнулась. Что-то тёмное мелькнуло в её глазах.

Ревность… С этим чувством мама сталкивалась на протяжении всей своей жизни. Странно, но ей оно было не свойственно. Ущемлённая гордость, обида, досада – да, было, и не раз. Но ревность – нет. А вот её ревновали – и к ней ревновали тоже.

…С тех пор как Лена ушла из школы, Славик ежедневно торчал у подъезда дома, где жили Лена и Надя. И Наде бы это нравилось, если б Славик так откровенно не демонстрировал, что все его помыслы лишь о Лене.

Он был готов исполнить любой её каприз, а танцы – это так, мелочи. Кстати, деньги у Славика водились всегда – он устроился учеником в гараж, где ремонтировали автотранспорт.

– Значит, с тебя билеты, – напомнила Надя Славику. – И мороженое.

– А это, девушки, само собой, – кивнул тот.

Да, Наде Славик нравился. Очень. Лишь когда она поняла, что Лене он безразличен, смогла сдружиться с ней по-настоящему. Головой-то она понимала, что ничего между Славкой и Леной не будет. Однако наблюдать, как беззаветно он в неё влюблён, порой было довольно непросто.

…В тот вечер новый костюмчик Лены домашние не оценили. Или сделали вид, что не заметили обновку. А вот купленные продукты оказались кстати.

Лена прошла в свою комнату. Разделась. И, сидя на полу в темноте, стала думать о будущем, почему-то испытывая незнакомый ей внутренний трепет.

Ночью ей приснился какой-то очень приятный сон, жаль, выветрился поутру.

Субботний день прошёл, как обычно: завтрак, помощь по хозяйству, обед. Но приятное волнение не покидало.

Состояние Лены не ускользнуло от Валентина и Натальи. Всё же Лена почти никогда не улыбалась дома, а сейчас ходила задумчивая, улыбчивая. Старшие посматривали на неё, а спросить, от чего она светится, не решались.

Если бы и спросили – что могла бы им ответить Лена?

Ею овладела эйфория, которой нет названия. Наверное, в таком же состоянии собиралась на свой первый бал Наташа Ростова из романа «Война и мир».

Предчувствие первой любви – вот как это называется.

***

Вообще-то девочки начинают «навечно» влюбляться лет с тринадцати: возраст Джульетты. Но Лене в тринадцать было совсем не до романтики.

Пока она ощущала материнское присутствие в соседней комнате, с происходящим вокруг ещё можно было мириться. А когда Евгении не стало, Лену охватила тоска.

И стоит ли удивляться, что сейчас, чувствуя себя такой одинокой в родительском доме, она стала испытывать какую-то непреодолимую тягу.

Но к кому, к чему? Этого она пока не понимала.

А тяга эта была естественным для любого человека стремлением заполнить пустоту любовью. Ведь без любви жить трудно, невозможно, тем более – когда ты молод.

Конечно, у Лены хватало подруг. Она была уверена в себе – как все красивые от природы люди. А уверенность привлекательна. Так что мальчишки тоже всегда были готовы виться рядом.

Но молчун-Паша бросал на Лену красноречивые взгляды и продолжал махать кулаками перед носом любого её нового кавалера.

Так что под рукой оставался лишь Славик.

Парень не раз неуклюже намекал на сближение, предлагал «дружить». Но Лена притворялась, что намеков не понимает. Собственно, и авансов от неё Славик не получал. Правда, её первый поцелуй случился именно с ним. Но это была случайность! Один мимолётный раз!

И всё-таки, что ей эти мальчишка, когда сердце рвётся бежать из дома – в настоящую жизнь?

…В ту субботу Лена едва дождалась вечера. Оделась, накрасилась, чувствуя на себе быстрые взгляды Натальи. Хорошо, что отец куда-то ушёл по делам.

– Буду поздно.

Наталья кивнула. Лена, как обычно, подумала, что мачехе всё равно.

Славик и Надя уже заждались во дворе.

Лена выпорхнула из подъезда. И они зашагали втроем по улицам, над чем-то громко смеясь.

Лене всю дорогу казалось, что у неё за плечами расправляются крылья.

***

Без итальянцев нету танцев – на советских дискотеках начала восьмидесятых крутили Аль Бано, Челентано, Рикки э Повери и прочих «импортных» исполнителей.

Может, из-за иностранной музыки на танцплощадке любого провинциального городка царила совсем иная – какая-то несоветская атмосфера. Что-то вроде глотка свободы: от родителей, от бедности, от проблем.

Вот и в городке Лены центральный парк каждый субботний вечер наполнялся молодёжью. Воскресные танцы были не так многолюдны: утром – кому на учебу, кому – на работу. А суббота – это полный отрыв. Гуляй, сколько хочешь, с кем хочешь, как хочешь.

Валентин посещения танцев не просто не одобрял – запрещал. Но что запреты отца для девчонки, за которую охотно заплатит любой из знакомых парней?

Лена шла, едва сдерживаясь, чтобы не побежать к танцплощадке вприпрыжку. Чем ближе подходили – тем громче гремела музыка, тем откровеннее были взгляды незнакомых парней. А от Лены сейчас было глаз не оторвать!

– Ох, какая девчонка! – то и дело неслось в спину.

Славка, тебе двоих не многовато? – хохотали парни. – Может, поделишься?

Славика в городе уже знали многие – благодаря его подённой работе в гаражах, где ремонтировались машины.

Славику чужое мужское внимание к Лене не нравилось. И в то же время оно ему льстило. Получается, он выбрал самую красивую девочку в городе. Правда, она пока холодна, но ничего – он своего добьется, он упрямый.

Если б Славик знал, что Лена влюбится в этот вечер, да не в него! Он бы не выпустил её из подъезда, связал бы по рукам и ногам, нацепил бы амбарные замки на все двери…

Но чему суждено случится – то произойдёт, несмотря ни на что.

Троица подходила к танцплощадке в тот самый момент, когда недалеко от входа развернулась эффектная драка.

Лена и Надя невольно остановились.

– Девочки, стойте тут, я мигом!

И Славик побежал за билетами.

А вокруг дерущихся уже образовалось неплотное кольцо зрителей.

Героем «ринга» был рыжий высокий парень. Он усердно мутузил коренастого крепыша, и это занятие явно было для рыжего несложным и вполне привычным.

Лена и Надя стали ждать возвращения Славика. Надя смотрела по сторонам. А Лена – на рыжего драчуна.

Гремела музыка. И – странно: зрелище поединка взбудоражило Лену, драка, явно рассчитанная на зрителя, попала в ритм её собственного настроения. А рыжий вошёл в раж: элегантно уходил из-под ударов крепыша, успевая помахать ручкой зрителям и поддать противнику. Загляденье!

– Купил, пошли!

Лена и не заметила, как Славик вновь возник рядом. Он протянул входные билеты. Она мельком глянула на них – и снова стала следить глазами за худым рыжим парнем.

Тот, с кем он дрался, упал, потом сел на землю и жестом показал: с меня хватит. Из толпы тут же выдвинулся новый противник – здоровяк в зеленой рубахе. Однако драчун лишь вновь широко улыбнулся и стал подманивать здоровяка пальцем, будто говорил: «Ну, давай, я же знаю – ты струсишь!».

Драка явно доставляла рыжему настоящее удовольствие!

Здоровяк изготовился бить… Но рыжий не зря так победно улыбался: он пригнулся, кулак здоровяка проехал мимо. А рыжий тут же сменил диспозицию. Удар левой, удар правой, подскок, поворот – прямо как в индийском кино! Здоровяк тоже оказался повержен.

Хотелось зааплодировать.

– Идём же! – Надя схватила подругу за руку.

Перед тем как скрыться за спиной билетёра, Лена невольно оглянулась на рыжего. И тут он вскинул на неё глаза, и их взгляды пересеклись.

Так или примерно так моя мама встретила парня, которому было суждено стать моим отцом.

…Чем он ей понравился? Что в нём было особенного?

У мамы хранится старый фотоальбом. Обычный, с выемками и уголками, за них крепятся фотографии. Я часто всматривалась в снимки, на которых красовался мой юный отец рядом с моей юной мамой.

Как он выглядел?