Ван Дайк умело и деликатно выстраивает текст: тут и толика поэзии штата Нью-Джерси осенью, и чтение Бальзака, наводящее грусть на молодого доктора Кармайкла, и вот вы уже погрузились в мир, где вроде бы нет ничего колдовского, а нужный настрой присутствует. А когда герой радуется, что в городке, где он ведет частную практику, не пользуются популярностью «мистические бредни», досужий читатель согласно кивнет, тогда как его более умудренный собрат насторожится: ведь законы жанра предполагают, что подчеркнуто мирная обстановка, как будто противоречащая самой мысли о тайнах и ужасах, непременно обманчива, это буквально затишье перед бурей. Но тогда получается, что и необычайно красивая и обаятельная дама средних лет, пациентка, к которой вызвали врача, тоже что-то скрывает? «У этого места есть странное волшебство. Вы разве не чувствовали? И как вы его объясняете?» – спрашивает она, и тут впору задуматься не только мистеру Кармайклу, но и нам. И еще один обманчиво простой прием, который в умелых руках может обрести большую силу – как будто бы случайный подбор слов. «Дом стоял замкнутый, как гробница» – это можно счесть безобидной метафорой, употребленной ради наглядности, и расхожим выражением или даже вовсе не заметить при первом чтении рассказа, когда читатель обычно погружен в атмосферу повествования и больше всего на свете хочет узнать, чем же все закончилось, но задним числом становится понятно, что все неспроста. Так, в рассказе Марджори Боуэн «Тарелка из сервиза Краун-Дерби» трава у дома с привидениями «мертвая»: на дворе ноябрь, понятно, что свежей зелени просто нет, однако можно сказать «сухая», «пожухлая», да как угодно, а писатель говорит именно то, что он говорит.

Вы уже заметили, что готическая новелла – жанр весьма традиционный и некоторые сюжеты кочуют из текста в текст (дом с привидениями, жених-мертвец и т. д.), так что прелесть хорошей истории – не столько в новизне, сколько в мастерском исполнении, но есть и еще один нюанс: радость узнавания, как в том же «Ночном визите», когда читатель, распознавший «звоночки» и видящий, в каком направлении ведут его догадки, получает дополнительное удовольствие.

Но не будем забегать слишком далеко вперед и лучше познакомим вас с нашим следующим героем. Джон Дэвис Бересфорд дал своей новелле «Рассказ исследователя психических явлений» подзаголовок «Скептик-полтергейст», и она доносит до нас отголоски бурных дискуссий начала ХХ столетия не в меньшей степени, чем рассказ Гранта Аллена. Рассказчик, член уже знакомого нам Общества психических исследований, и начинает-то с того, как он однажды решил, что занимается шарлатанством, и отказался от всяческого оккультизма в пользу «позитивной» науки, а сама история – про события, подтолкнувшие его к столь радикальной переоценке ценностей. Не странно ли читать нечто подобное в мистической новелле? Отнюдь. Мы уже знаем, что истории с привидениями не имеют целью ни убедить нас, ни разубедить, ни непременно напугать, более фундаментальным их признаком является момент удивления, когда один пласт реальности вдруг стыкуется с другим, открывается некая тайна и герои вынуждены изменить свои представления о действительности.

И вот наш доблестный рассказчик повествует о том, как он поехал выяснять причину загадочных явлений в доме своего друга Слиппертона. Все очень просто, деловито: бытовые хлопоты (придется самому быть «на хозяйстве» – деревенские жители суеверны, и их будет не уговорить наняться в качестве прислуги), рабочий блокнот, электричество, водопровод. Но пытливого исследователя поджидает нечто совершенно неожиданное. Слиппертон жаловался на полтергейст – этим словом немецкого происхождения (буквально означающим «шумный дух») называют явления, не связанные с каким-то конкретным существом вроде домового: посторонние шумы, возгорания, самопроизвольное перемещение предметов. Собственно, рассказчику эта тема близка и понятна, а вот что его поджидает в доме друга – отдельная история, главный секрет которой мы не раскроем. Скажем лишь одно: философские дискуссии с призраком на тему реальности и доказательности – занятие увлекательное, пусть и довольно опасное… для ваших убеждений. По сути, Бересфорд взял ту самую идею неопределенности, подспудно присутствующую в готических новеллах, и сделал ее темой своего рассказа.

Но далеко не все поздние готические новеллы столь причудливо играют с традицией, некоторые обращаются к ней напрямую – так, «Сбор друзей на острове Смоки» Люси Мод Монтгомери возвращает нас к представлению о связи призраков с идеей правосудия, бытовавшей еще в Средневековье. Другое дело, что действие происходит в Канаде в первой половине ХХ столетия и некоторые детали отсылают к вполне современным нравам. Некоторые гости – Bright Young Things (в русском переводе рассказа «талантливая золотая молодежь», прозвище молодых представителей богемы и светского общества в Лондоне 1920-х годов), у одной из присутствующих девушек есть диплом бакалавра, а пожилая дама словно сошла с картины Уистлера.

Что интересно, герои «Сбора…» развлекаются, рассказывая друг другу истории с привидениями. Жанр прекрасно «помнит» о собственных устных корнях. Зачастую это выражается в наличии рассказчика, как в классической новелле Амелии Эдвардс «Карета-призрак», и тогда читатель волен воспринимать события как условно реальные или порожденные субъективным восприятием персонажа. А может быть как здесь – целая компания радостно пугает друг друга, но после столь насыщенной теории сталкивается с «практикой», причем не сразу понимает, что, собственно, произошло. Правда, как мы уже знаем, если очень внимательно вчитываться, то можно заметить некие признаки, позволяющие догадаться, к чему все идет, пусть и не раскрыть секрет до конца. А мы не будем портить вам удовольствие, просто напомним о важности деталей – подлинной «души» готической новеллистики.

Другой рассказ Монтгомери словно напоминает о том, что она в первую очередь популярная детская писательница. Герои «Закрытой двери» – компания ребятишек с богатым воображением, которые однажды отправляются незнакомой дорогой через лес и луга на чай к бабушке. Звучит почти как сказка – да, в сущности, рассказы о привидениях и есть близкая родня сказок: они то пугают, то развлекают, погружая читателя в мир волнующих тайн. Даже с точки зрения ученого это родство вполне обоснованно: фольклорные корни, персонажи (ведьмы и чернокнижники, демоны, чудовища – в «историях с привидениями», а именно так буквально переводится английское название жанра, помимо призраков встречается много разных занятных существ) и даже некоторые законы сюжетосложения – например, троичность (три персонажа, три раза производится какое-то действие и проч.) и непременное нарушение запрета (тут-то понятно: если герои не пойдут туда, куда ходить нежелательно, и не сделают то, чего лучше бы не делать, история вовсе не состоится).

«Закрытая дверь…» не просто похожа на сказку, ее маленькие герои сами воспринимают мир именно в таком ключе – они думают, что за любой дверью может таиться что-то невероятное, слушают и рассказывают чудесные истории и легенды. Другое дело, что мир вовсе не сказочен и до ребят доносятся отголоски взрослых проблем: бедность, разлуки, ревность, дележ наследства. А тем самым наследством была драгоценная жемчужина необычайной красоты – «павлинья», то есть переливающаяся оттенками зеленого, синего, фиолетового. Такие жемчужины действительно существуют и весьма высоко ценятся, но для ребят из рассказа представляются чем-то волшебным, тем более что одной из девочек довелось жить в Индии и слышать удивительные истории.

Интересно, что, по заверению рассказчика, повзрослевшие участники того необычайного приключения не горят желанием о нем рассказывать, а одна из них пытается убедить себя, что это был сон. Но читателям, ясное дело, страшиться нечего, и мы с чистой совестью приглашаем их заглянуть за закрытую дверь. Здесь уместно привести слова из молитвы маленькой Рейчел, дочки миссионера: «ничего нельзя исправить, покуда дверь заперта».

В мир взрослых забот и по-настоящему жутких чудес возвращают нас новеллы Джона Бакана. Первая из них, «Ветер в портике», изначально была частью цикла «Клуб непокорных». Клуб объединил молодых ветеранов Первой мировой, собиравшихся вместе, чтобы рассказывать друг другу истории, и эта привычка в какой-то степени поддерживает травмированных войной героев. Иногда можно встретить утверждение, будто после 1914 года готическая новелла пришла в упадок, ибо слишком много было вокруг реальных, невыдуманных ужасов. Но это неверно: трагические события в реальном мире не столько уничтожили жанр, сколько способствовали его трансформации, поиску новых тем и переосмыслению старых. Как видим, даже рассказывание удивительных историй рассматривается тем же Баканом, служившим в Красном Кресте, как своего рода терапия. Характерно, что Найтингейл, центральный персонаж и рассказчик «Ветра в портике», герой войны, а в мирной жизни – тихий и застенчивый преподаватель античной литературы из Кембриджа, не любит упоминать о своих подвигах, а вот поведать о таинственном приключении, случившемся еще в предвоенное время, все же соглашается, пусть и в письменной форме.

Рассказ Найтингейла напрямую касается его «штатской» специальности – речь идет о том, как он ездил в провинцию к одному чудаку-антиквару посмотреть редкое издание древнегреческого поэта Феокрита. Но есть здесь и иная тема – римское наследие в Британии. Ее в разговоре поднимает другой член клуба, Хэнней, замечая, что по какой-то непостижимой причине римские поселения, весьма развитые, как будто не оставили следа в истории, лишь невыразительные руины и отдельные топонимы. Друзья, историк Пекуэтер и филолог-классик Найтингейл, готовы оспорить это суждение. Надо полагать, и сам автор новеллы ассоциативно связывает две империи – Римскую и Британскую – и, разумеется, поднимает одну из фундаментальных тем готики: власть прошлого над нами. Полуобразованный сквайр Дюбеллей начинает с простого интереса к римским древностям, с собирания архитектурных фрагментов, а вот чем все заканчивается… Этого мы, конечно, не скажем, лишь намекнем, что описанная в рассказе бородатая горгона действительно существует и хранится в коллекции Британского музея.

Найтингейл завершает свое повествование словами: «Через полтора месяца разразилась война, и мне хватало других забот». Так-то оно так, но выше закаленный ветеран, человек легендарной отваги сам замечает, что поездка в Шропшир изрядно напугала его и возвращаться туда он отнюдь не жаждет. Иначе говоря, готический ужас и ужас реальный друг друга не отменяют, скорее перекликаются между собой, и страшные рассказы становятся способом осмысления трагического опыта.

Завершающая сборник новелла Бакана «Песня веселых каменщиков» принадлежит к циклу, непосредственно продолжающему «Клуб непокорных». Члены «Клуба четверга», по уверению рассказчика, погрузились в житейское и злободневное, однако и в этом кругу иной раз можно услышать нечто удивительное. Вот так однажды речь заходит о внезапных смертях, и один из собеседников заявляет, что современная наука, вполне вероятно, сможет найти объяснение призракам и прочим загадочным явлениям. Это не новая тема – с той, однако, разницей, что в тридцатые годы прошлого столетия в ход шла уже, к примеру, эйнштейновская физика.

Герой «Песни…» приезжает к другу в имение, которое тот неожиданно получил в наследство. И как раз в этот момент искушенному любителю готических новелл пора насторожиться, ведь старинный дом, стоящий уединенно, – это классическая локация страшных историй, тем более что друг – увлеченный антикварий и он не только показывает гостю изумительные пейзажи и архитектуру, но и повествует о темной стороне жизни средневековых зодчих. Внимательный читатель, еще не забывший «Ветер в портике», легко уловит знакомые мотивы и даже опознает имя языческого божества Вауна, придуманного самим Баканом. Писатель явно любит тему языческого наследия, которое проступает из-под тонкого налета цивилизации, вот только рассказывает об этом одновременно жутковато, увлекательно и очень убедительно, насыщая повествование множеством исторических и квазиисторических подробностей, так что, когда Лейси, хозяин поместья, сообщает о загадочной смерти целого ряда своих предков, лиц явно вымышленных, но друживших с Генрихом Восьмым, бороздивших моря с Уолтером Рэли, участвовавших в знаменитых баталиях, ему легко поверить. А уж приезжий и на собственном опыте убедился, что место и впрямь жуткое и колдовское. Но при чем здесь каменщики – и от чего на самом деле умирали предки Лейтона? Напомним важную особенность готической новеллы: в ней, в отличие от детектива, могут оставаться вопросы без ответа и тайны без разгадки, и это не промах рассказчика, а вполне сознательный и очень эффектный прием, оставляющий долгое послевкусие.

Отважным читателям – приятного чтения!

А. Липинская