Пока маленькая Маня воевала с дедом в Едимонове, ее старшие братья и сестры жили и работали в Петербурге. Какой бы благополучной ни казалась жизнь в деревне девочке-подростку, любимице отца, родители прекрасно понимали, что судьба крестьянина – тяжелая, безнадежная. Знали, что если есть хоть какая-то возможность избежать крестьянской доли, надо ею воспользоваться и уезжать из деревни.
В семье был пример: сестра Алексея Яковлевича Мордаева, родная тетка его детей, вышла замуж за человека, жившего в Петербурге. Это произошло, вероятно, в 70-80-е годы 19-го века. Мужа тетки звали Иван Матвеевич Смирнов. Он был выходцем из деревни, уроженцем тех же мест, но в молодости уехал в Петербург и сумел там как-то устроиться. Иван Матвеевич с женой сыграли очень важную роль в истории семьи Мордаевых. Они понимали, что молодому человеку из деревни очень трудно самостоятельно устроиться в Петербурге, найти работу и жить в большом городе без пристанища, без поддержки старших. Поэтому они охотно приглашали племянников к себе и брали их под свою опеку. Иван Матвеевич помогал деревенским ребятам найти работу. И все они, живя в Петербурге, знали, что они живут «под крылом» старших родственников. Видимо, это была настоящая искренняя забота и хорошая поддержка, потому что и старшие, и молодые Мордаевы всю жизнь сохраняли к Ивану Матвеевичу и его жене чувства глубокой благодарности.
Как это ни странно по теперешним временам, все были уверены, что никаких корыстных целей чета Смирновых не преследовала, когда брала на себя заботу о своих деревенских родственниках. Очевидно, так оно и было.
Ивана Матвеевича по русской простонародной традиции могли бы называть сокращенно «Матвеич», но в семье Мордаевых его называли еще короче – «Матвев». Это не было прозвищем, это было вполне уважительное обращение, и самому Матвеву это вполне нравилось. Так вот, Матвев в ответ на свои услуги семье для себя никогда ничего особенного не просил и не требовал. Говорили, что иногда он просто любил приехать в деревню, отдохнуть в родных местах. И тогда его принимали в семье как дорогого гостя, впрочем, как и всех, кто когда-либо приезжал в дом к Мордаевым.
Вспоминали забавный случай, произошедший уже в 30-е годы, перед войной. В это время в семье Мордаевых уже выросло следующее поколение молодых ребят – дети Ильи Алексеевича и Анны Ивановны (которая варила домашние сыры): три сына-подростка – Василий, Петр и Константин, дочь Нина и совсем еще небольшой мальчик Витя.
Матвев, который в те годы был уже, наверное, стариком, не древним, но все-таки стариком, приехал из Питера в Едимоново и привез с собой две пустых деревянных бочки, чтобы в деревне набрать грибов, насолить их, наполнить ими бочки и с двумя бочками соленых грибов вернуться в Питер. Разумеется, в собирании грибов он рассчитывал на помощь ребят Мордаевых, потому что для того, чтобы наполнить солеными грибами две бочки, грибов требуется огромное количество. Старику одному собрать столько грибов явно было бы не под силу. Ребята с удовольствием взялись ему помогать, собственно, все шло как обычно, ничего примечательного в этой истории никто бы не усмотрел, и историю эту никто бы спустя сорок лет не вспомнил.
Но этот случай запомнился тем, что в этот раз старик Матвев решил сам поучаствовать в собирании грибов и однажды один самостоятельно отправился в лес. Видимо, когда он уходил из дома, никто не сообразил, какие могут быть последствия, или просто все были заняты своими делами, и никто не видел, как он ушел. Наступил вечер, а старика дома нет. Куда делся? За грибами пошел. Для тех, кто не знает, следует сказать, что деревня Едимоново окружена лесами с трех сторон, с четвертой стороны – Волга. И леса за Едимоновым тянутся на многие десятки километров вокруг. Как искать в таких лесах старика Матвева? Что делать? Ночь наступает, а его все нет. Отец семейства Илья Алексеевич, примерно прикинув, в какую сторону мог податься старик, вместе с сыновьями пошел ночью в лес. Хорошо, что ребята были молодые, веселые, им все – развлечение. Ходили-ходили по темному лесу, кричали-кричали, потом сообразили, что старик-то может быть и глухой. Расстроились, конечно, боялись самого худшего. Вернулись домой, а наутро пораньше опять пошли в лес. И видят – сидит Матвев посреди полянки на пеньке, чуть живой, всю ночь просидел, замерз. Тут его и нашли. Он, оказывается, заблудился, понял, что ему самому из леса не выйти, сел на пенек, помирать приготовился.
Эту историю рассказывал дядя Костя – непосредственный участник всех событий. Он рассказывал весело, смеясь, как забавный случай. Действительно, все хорошо кончилось. Не бросили старика, не поленились искать – и нашли, слава Богу, молодцы, спасли человека.
Но меня, когда я слушала эту историю, потрясло в ней другое. Как старик вез из Питера в деревню две большие деревянные бочки? И как он повез их обратно полными соленых грибов? Представьте: вы едете из Петербурга на поезде до Твери, с вами две бочки. Вы выходите из поезда на вокзале в Твери, за вами выгружают две бочки. Вы нанимаете извозчика до села Мелково, которое находится на дороге Москва-Санкт-Петербург. От Твери до Мелкова примерно 35 километров. Какой должна быть телега, чтобы вы могли проехать на ней 35 километров и каким-то образом еще придерживать рядом с собой две деревянные бочки? А как иначе? Вряд ли в 30-е годы в Твери на вокзале можно было легко нанять грузовик. Да и откуда у старика деньги на грузовик? Дальше надо переезжать через Волгу на лодке. Ну, это еще, предположим, кое-как можно себе представить. А как обратно проделать тот же самый путь, но уже с бочками, полными соленых грибов? Когда я слушала эту историю про Матвева, я пыталась вообразить себе, как это все должно было происходить. И не могла. И сейчас представляю с большим трудом. Вам, например, нужны были бы соленые грибы, добытые такими трудами? А ведь были люди, для которых такая экспедиция была обычным делом – с грибами-то зимовать лучше, чем без грибов. Ведь семья, кормить нужно. Люди трудов не жалели.
Кстати, у нас сохранилась довольно хорошая фотография Матвева с женой и дочерьми. Судя по тому, как одеты барышни, фотография, видимо, была сделана до революции. Семья снималась в фотоателье, карточку наклеили на паспарту и подарили родным на память. Основательный человек – он во всем виден.
Глава 8. В «МАЛЬЧИКАХ»
Итак, дети Алексея Яковлевича и Евдокии Павловны Мордаевых: Дмитрий, Екатерина, Анна и Илья, каждый в свое время, отправлялись на работу в Петербург. Кстати, я не слышала, чтобы они говорили – Петербург, только – Петроград или Питер.
Мальчиков определяли работать «мальчиками». Было такое устоявшееся выражение «отдать в мальчики». О том, что представляла собой работа «в мальчиках», много написано в рассказах Чехова, в сборниках воспоминаний старых москвичей «Московская старина», «Ушедшая Москва», у Гиляровского в знаменитой книге «Москва и москвичи» и во многих других. Маленького помощника, работающего в лавке, в магазине или в мастерской, хозяева могли заставить делать все что угодно. «Мальчики» должны были не только помогать в торговле или в ремесле, но и убирать помещения лавки или мастерской, бегать за водкой и закуской для мастеровых, нянчить хозяйских младенцев, чистить, предположим, селедку (как в одном из рассказов Чехова) и так далее до бесконечности.
Кстати, у моей бабушки в речи сохранилось одно, видимо, очень старинное выражение, связанное с понятием «мальчики». Когда я, будучи здоровой и крепкой девочкой, бывало, заленюсь и прошу бабушку принести мне, например, книжку, кофточку, яблочко – то, что вполне могла бы, поднявшись с места, взять сама, бабушка мне говорила: «Семнадцать мальчиков!». Это означало: у тебя что, есть семнадцать мальчиков, чтобы они бежали и выполняли твои пустяковые просьбы? Нет мальчиков? Значит, поднимись, пойди и возьми сама все, что тебе нужно.
Детей отдавали «в мальчики» очень рано – в 10-11 лет. Мальчики работали в большинстве случаев только за еду, то есть денег за работу им не платили, но хозяин должен был мальчика кормить. Кормили, надо полагать, плохо, а иногда, наверное, и очень плохо. Об этом много написано авторами вышеупомянутых книг. Легко догадаться, что жизнь у мальчиков была очень тяжелой, а временами, я думаю, просто мучительной. Но зато, живя и работая в течение нескольких лет в лавке, в магазине или в какой-то мастерской, мальчик выучивался ремеслу, получал профессию, постигал законы и правила жизни в городе. Хозяин, в принципе, брал на себя обязательства мальчика учить. Но кто мог проверить – учит или не учит? Поэтому, видимо, успехи зависели, главным образом, от того, насколько сам подросток был сообразителен и сметлив, насколько ему самому удавалось «ухватить» суть работы, которой ему впредь предстояло зарабатывать себе на жизнь.
Если мальчик был достаточно умен, терпелив и старателен, то через несколько лет работы и «учебы» в ремесленной мастерской он становился подмастерьем, затем мастером. Самые способные и удачливые открывали свои мастерские, становились хозяевами, предпринимателями. Если мальчик служил по торговой части, не был слишком большим простаком или слишком наглым воришкой, со временем он мог рассчитывать на должность приказчика в магазине. Это примерно то же, что сейчас менеджер. Далее карьера развивалась в соответствии с масштабами торговли. Разумеется, при благоприятных обстоятельствах, постигнув секреты торгового дела, молодой удалец открывал свой магазин или сеть магазинов и т.д.
Судя по литературе 19-го века, через жестокую школу «мальчиков» прошли десятки, а может быть, и сотни тысяч деревенских подростков. Многие из них с годами превратились в настоящих городских жителей, стали мастерами в городских профессиях.
Надо полагать, именно из среды «мальчиков» вырос и российский рабочий класс, и значительная часть купечества. А дети бывших «мальчиков», если имели возможность учиться, уже пополняли ряды разночинной интеллигенции.
Мой родной дед, мамин отец, Иван Васильевич Смолин так же, как и сыновья Мордаевых, был отдан из деревни «в мальчики» в возрасте 10 лет. Но не в Петербург, как Мордаевы, а в Москву. И всю жизнь прожил в Москве, прошел весь нелегкий путь от «мальчика» до настоящего мастера своего дела, стал настоящим москвичом. И никакой другой жизни, кроме московской, практически не знал. Но о нем, следуя хронологии повествования, логично будет рассказать немного позже.
Дмитрий, старший сын стариков Мордаевых, уехал в Питер первым. Его определили работать в пекарню. Вероятно, у него все сложилось, в принципе, неплохо, потому что в родную деревню после отъезда он приезжал всего несколько раз, да и то только поначалу. Говорили, что в годы, предшествующие революции, он приезжал, рассказывал, что живет хорошо, специализируется на изготовлении баранок, сушек и бубликов, намекал, что примкнул к какой-то политической партии, но не к партии большевиков, принимал участие в демонстрациях. Женат не был. Позже, мне кажется, никто ничего о нем больше не слышал.
Девочки, Катя и Нюша, отправлялись в Петроград значительно позже, примерно в 15-16 лет. Та и другая в течение нескольких лет работали, как бабушка говорила, «в услужении» в состоятельных семьях.
Казалось бы, слова «работать в услужении» должны были бы восприниматься мною, советской девочкой, с некоторой долей негатива, но этого не было, поскольку никаких неприятных историй, связанных с этой работой, бабушка мне не рассказывала. Наоборот, мне казалось, что редкие воспоминания об этом периоде жизни доставляют бабушке удовольствие. Позже я поняла, что молодые годы, прожитые в Петрограде, возможно, были действительно самыми легкими и безмятежными в ее многотрудной жизни. Кроме того, в Петрограде деревенская девушка Катя получила возможность увидеть другую жизнь, отличную от крестьянской, погрузиться в другую среду, близко познакомиться с совсем другими – образованными – людьми, пожить рядом с ними, в определенном смысле усвоить их образ жизни. Полагаю, что этот период стал для бабушки следующим этапом ее «образования», поскольку знания, полученные за годы жизни в Петрограде, также не были для нее случайными. Она восприняла их с удовольствием, превратила в свою собственную систему ценностей и пользовалась этой системой ценностей на протяжении всей своей жизни.
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке