– Эми, это, конечно, очень хорошо, что у нас уже четверо малышей, два твои клона, а значит две твои сестры, и два клона Рудольфа, то есть еще два маленьких сына, мои и Генриха, братья Рудольфа, а ты собственного ребенка не хотела бы иметь от Рудольфа?

– Гретта, очень хотела бы иметь нашего с Рудиком ребенка, но я вряд ли смогу выносить плод.

– Когда-то, Эми, и я так думала, но отец Генриха прописал мне пилюли, велел принимать перед сном две недели, и, как видишь, у меня трое детей. Я дам тебе это лекарство, постарайся принимать его перед сном, и может быть, вам с Рудольфом повезет, и у меня будет внук, а у вас ваш собственный малыш.

– Попробую, Гретта, а вдруг действительно эти чудо-пилюли и мне помогут.

Гретта принесла Эми таблетки. Та их взяла и сунула в карман халата. «А что, можно и попробовать, – подумала Эми, – может, и рожу, как все нормальные женщины».

Вечером вся семья Краузе, в полном сборе и принаряженная, была готова идти в гости к Петерсу. Больше всех нервничал Гюнтер. Ему казалось, что друзья юности начнут его укорять и жалеть. «Вот мол, сбежал, а мы тут без тебя, видишь, каких высот достигли, город преобразили, не позволили уйти в небытие нашим любимым предкам и женщинам, а теперь новую расу людей выводим. А ты в Берлине выше своей частной клиники так и не прыгнул», – думал Гюнтер и все больше хмурился.

– Ты чего такой напряженный? – спросил Генрих брата. – Не переживай, тебя все помнят и будут рады встрече с тобой.

Семья Краузе к мэру города пришла первой. Петерс пригласил всех в дом, в саду прислуга накрывала длинные столы и расставляла скамейки. Как только Гюнтер вошел в комнату, навстречу ему поднялась с ребенком на руках Мэри. Девочка обнимала женщину за шею и что-то шептала ей на ухо.

– Мэри, чей это ребенок? – спросил Гюнтер.

– Не удивляйся, Гюнтер, что точно такие две девочки есть у Эми, а это наша Чио, наша доченька, клон Эми. Наши с Петерсом дети выросли и уехали, а мы вот на старости лет решили себя побаловать такой дочкою.

В комнату вошел Петерс.

– Ну, здравствуй, бродяга Гюнтер, долго же ты не появлялся в наших краях. Что там нового в твоем Берлине? По-прежнему всем заправляет мадам Меркель?

– А меня, Петерс, больше интересует сегодня не Берлин, а все вы и ваш, то есть наш, город, – пожимая мэру руку, проговорил Гюнтер. – Какая славная у тебя девочка, одно загляденье, только смахивает очень сильно на японку, а не на немку. Тебя это не тревожит?

– Нисколько, Гюнтер. Наша дочка просто ангелочек, еще года нет, а уже говорит, бегает, поет, а когда я долго заснуть не могу, она по моему животу приползет к моему лицу, погладит меня по глазам и скажет: «Спи, папа, спи, спокойной тебе ночи». – Не поверишь, моментально засыпаю. Мэри потом ее уносит в кроватку. Я очень благодарен Эми за такой нам подарок.

– Вижу, вы тут все даром время не теряли. Видел городские казармы, солдат много?

– Присаживайся на диван, Гюнтер, пока все гости не собрались, я тебе сейчас наш парад покажу. Мэри, принеси наш новый компьютер.

Мэри принесла компьютер, плоский, без крышки, похожий на телевизор, с раздвигающимся экраном.

– Тебе, Гюнтер, картинку как показать? Покрупнее или в обычном режиме?

– Давай покрупнее, хочу ваших солдат рассмотреть.

Петерс включил видео военного парада в городе. По площади маршировали солдаты, один в один высокие, загорелые, с безупречной выправкой, русоволосые, сероглазые и почти все на одно лицо.

– Останови здесь, – попросил Гюнтер, – хочу рассмотреть более детально каждого.

– Они все абсолютно одинаковые, все похожи друг на друга! – воскликнул Гюнтер. – Как их много! Целая Армия! Куда вам столько солдат?

– Не только нам, Гюнтер, а твою Европу, думаешь, кто защищает? Ваши наркоманы или турки с арабами? Все ваши элитные войска – это наши солдаты. Ты как думаешь, на какие деньги мы тут все живем? Вся прибыль городу от нашего гарнизона. Наши контрактники в ваших войсках в самых горячих точках планеты служат. Мы своих солдат со школы готовим, они у нас, как дипломаты, минимум должны три языка знать, а офицеры по пять языков изучают. Детские сады, школы, все учебные заведения для наших детей города бесплатны – это заслуга нашего гарнизона и заслуга твоего брата и его команды. Если бы не Генрих Краузе, нам бы никогда не создать элитной армии. А ведь это твои родители, Гюнтер, первыми решили попробовать сделать клонов наших доблестных моряков – воинов, что оставались после Второй мировой войны здесь с нами. А теперь твой брат продолжает трудиться на благо всего города, и не только. А тебе в Берлине лучше живется, чем нам здесь, в своем городе, который создали для нас наши родители, и мы продолжаем обустраивать его для наших детей?

– Да как тебе сказать, Петерс, даже не знаю, что ответить. Вы здесь как-то все вместе, вечера, друзья, работа, а я после смерти жены все больше один вечера провожу.

– Так что тебя там держит? Возвращайся, в клинике работа для тебя тоже найдется, ты же врач!

– Я не могу так сразу ответить, мне надо подумать. У меня в Берлине частная клиника, сын еще совсем пацан, в университете учится.

– Ладно, пошли к гостям, видишь, сколько народу пришло на тебя посмотреть. Забыл уже, наверно, всех.

– Да, нет, Петерс, всех своих друзей помню и часто вспоминаю.

Вошли в сад, гости встали из-за столов, поприветствовали хозяина дома и вновь пришедших. Начались расспросы, разговоры о жизни, о политике, о любви, об армии, о том, что еще планирует мэр построить в городе, и о прочих мелочах. Старые друзья узнавали Гюнтера, подходили, здоровались, расспрашивали о жизни в Германии. Гюнтер же искал глазами Эмму, но ее не было. И вдруг она появилась, как русалка из-под воды, в серебристом платье, отливающем рыбьей чешуей при лунном свете и свете электрических фонарей, а на голове венок из цветов. Она подошла к Гюнтеру.

– Можно рядом присесть?

Гюнтер подвинулся.

– Да, дорогая Эмма, садись, а то я уже надежду потерял тебя здесь увидеть.

– Что ты, Гюнтер, это я для тебя наряжалась, угости конфеткой, как в прежние времена, я их так любила – твои конфеты.

Гюнтер обвел глазами стол, увидел вазы с конфетами, подошел, взял две горсти и высыпал на стол перед Эммой.

– Вот, Эмма, конфеты тебе, а если согласишься со мной поехать в Берлин в гости хоть на недельку, весь дом конфетами завалю, – смущенно улыбаясь, и говорил Гюнтер.

– Давно я не гостила в Германии, возьму отпуск и поеду к тебе, если с приглашением не шутишь, Гюнтер. Ведь я женщина серьезная, могу и претензии тебе предъявить.

– Что ты, Эмма, я даже не знаю, как это шутить, давно разучился. Я приглашаю тебя к себе в Берлин в гости, принимай предложение.

– А принимаю, – засмеялась Эмма, – но тебе придется для меня у командира части отпуск выпрашивать. Он вон сидит на краю другого стола. Только не сегодня, завтра приходи в часть, и на трезвую голову поговорим о моем отпуске. Согласен?

– Согласен, милая, ты такая необычная, такая красивая, можно я хотя бы руку твою поцелую.

– Гюнтер, давай целоваться будем позже и без свидетелей, смотри, как на нас все смотрят.

Эмма встала, подняла бокал с вином:

– Дорогие друзья, горожане, разрешите мне произнести тост в честь нашего гостя Гюнтера Краузе, за его здоровье, счастье и благополучие, а еще за то, чтобы он не забывал своих корней.

Все подняли бокалы, выпили и загалдели каждый на свой манер с рядом сидящим соседом.

Эми шепнула на ухо Рудольфу:

– Давай сбежим, а то няньки наши уже детей спать должны укладывать, а малыши без наших песен не уснут.

– Хорошо, любимая, выбираемся осторожно, будто по нужде выходим.

Эми и Рудольф выбрались из-за стола и пошли домой.

– А как же машина? – спросила Эми.

– Завтра заберу, отец за руль не сядет, видела, сколько он пива выпил. Родители пешком дойдут, как мы с тобой.

Дети уже лежали в кроватках, нянька им пела песню на немецком языке. Эми отпустила прислугу и сама стала укачивать малышей. Ей нравилось возиться с детьми, она любила их, и они тянулись к ней, отвечая взаимностью.

Гюнтер после вечеринки у Мэра пошел провожать Эмму да там и остался. Эта женщина ему очень нравилась, и он хотел увезти ее с собой. Пора было думать о новой женитьбе, дом без женщины – сирота. Да и одиночество ему уже изрядно надоело.

Эмма приготовила чай и позвала к столу Гюнтера:

– Чаю хочешь? – спросила она. – Присаживайся, а то остынет, тебе с медом или с сахаром?

– Эмма, у вас в городе и мед свой? Пасека есть?

– И пасека есть, и пчеловоды, и лес специальный, липовый, где пасеки круглый год стоят. И не только мед у нас есть…

Гюнтер не дал ей договорить, он подошел к ней, развернул к себе и крепко поцеловал в губы.

– Эмма, милая, давай оставим чай на утро, неужели ты не видишь, что я не могу дождаться той минуты, когда мы окажемся в постели. Тебя раздеть или ты сама разденешься? – спросил он.

Эмма растерялась, даже как-то оробела и проговорила шепотом:

– Сама разденусь.

Гюнтер поднял ее на руки и понес в спальню. Положил Эмму на кровать, в секунду снял с себя одежду и оказался рядом с ней. Эмма не ожидала такого напора, ей и самой хотелось любви и ласки, но не так быстро: она бы предпочла ухаживание, цветы, а тут после первых встреч – и сразу постель.

Гюнтер почувствовал ее скованность:

– Прости, Эмма, но мы с тобой оба врачи, нам не по двадцать лет, и прелюдии давай оставим на потом. Я много времени не имел женщины и боюсь, что если сейчас не начнем секс, то все мои старания будут напрасны. Не сердись.

Не успела Эмма сказать двух слов в ответ, как Гюнтер уже был на ней и с упоением мял ее груди, губами закрывал ей рот и медленно, с наслаждением приподнимался над ней и опускался снова пенисом в ее лоно, теплое и узкое, сжимающее его член до боли. Ему это нравилось, он боялся кончить быстро, не дав понять женщине вкус секса с ним, и Гюнтер старался не возбуждаться чересчур, медлил и все же кончил буквально через десять минут, издав странный булькающий звук. Эмму такой секс удивил, она хотела подняться, но Гюнтер не пустил ее, он снова накрыл ее собой и продолжил удовлетворять свою мужскую потребность на этот раз размеренно, стараясь доставить удовольствие не только себе, но и партнерше.

Утром ни Эмма, ни Гюнтер не могли проснуться, они так обессилили от ночных упражнений, что не слышали ни будильника, ни телефона. И все же ей пришлось звонить в часть и отпрашиваться на сутки. Главврач медсанчасти был очень недоволен Эммой, он понимал, что раз она не вышла на работу, значит, ночь провела с любовником. А ведь он сам имел на нее виды. А теперь выходит, этот приезжий Гюнтер его опередил. Но по телефону ответил:

– Хорошо, Эмма, даю тебе увольнительную на сутки. Завтра с утра быть в части.

Гюнтер на целый день и целую ночь снова остался у Эммы. Брату он позвонил и сонным голосом сказал:

– Не жди, я у Эммы.

Генрих уже и сам догадался, где можно найти Гюнтера. И подумал: «Вот и замечательно, хватит ему вдовцом ходить. Может, Эмму увезет, а может, и сам останется. Что ему одному в Берлине делать?»

Эмма на предложение Гюнтера поехать с ним в Берлин на недельку в гости, согласилась. «Посмотрю, что там у него и как, да, может, с собой и увезу назад, – подумала Эмма. – Одной тоже не сладко, молодая ведь еще, и мужчина в доме всегда нужен, да и Гюнтер мне подходит, в постели он еще ого-го!»

Гюнтер и Эмма лететь в Берлин собрались в субботу. «Это здорово, – подумала Эми, – что Гюнтер улетает в субботу, а Полковник именно в субботу прилетит ко мне, Рудольф отвезет дядю и привезет Адама на виллу. Я все упакую в его дипломат, и мы улетим с папочкой на остров в воскресенье. Как все хорошо складывается».

Эми вечером в пятницу подошла к Рудольфу:

– Рудик, ты завтра везешь Гюнтера и Эмму в аэропорт в Буэнос-Айрес. Завтра и мой отец прилетает, не мог бы ты немного подождать в аэропорту, встретить его и привезти домой.

– Нам повезло, любимая, что один улетает, а другой прилетает в тот же день, – засмеялся Рудольф. – Конечно, встречу, не беспокойся. Наверное, твой папочка подарков везет столько, что одному не унести.

– Да уж, бесполезные подарки покупать он умеет, – поддакнула Эми, – но иногда и дельные советы дает, а если попросишь, то купит то, что нужно. А нам с тобой сейчас что-нибудь нужно?

– Да вроде у нас с тобой все есть, у детей тоже, – сказал Рудольф.

– Тогда я звоню отцу и говорю, что ты его встретишь.

Эми позвонила Полковнику:

– Добрый вечер, папочка, тебя в субботу в аэропорту встретит Рудольф, ты во сколько планируешь прилететь? Рудик отвозит дядю в аэропорт к двенадцати часам, было бы здорово, если бы к этому времени и ты прилетел.

– Постараюсь, любимая доченька, для тебя все что угодно, я уже у китайца был и подарков тебе и твоим детям накупил целую гору, потому машину посторонними людьми не загружай, а то места для сумок не хватит.

– Самое главное, папочка, дипломат не забудь, в него положи все ценное – все же мой тебе подарок. Хочу тебя видеть с ним, как преуспевающего бизнесмена. Жду тебя, папуля, обнимаю и целую.

В субботу Рудольф отвозил в аэропорт Гюнтера и Эмму, а привез Адама Хука. В семье Краузе его знали как Гарри Эванса, английского бизнесмена и отца Эми. Эми вышла встречать «папочку» на крыльцо.

Они обнялись и поцеловались по-родственному. Эми сразу же заметила на руке Полковника браслет и поняла, что он от китайца, с секретом, который ей хорошо знаком.

– Папуля! Ты купил мне к моим украшениям новый браслет! – воскликнула Эми, расстегнула браслет на руке Адама и надела себе на руку. – Спасибо, папочка! Он мне так кстати. – И целуя его в щеку, прошептала на ухо: – Этот браслет нужен мне, а тебе он ни к чему, не рискуй и не хитри.

Все вошли в зал, и Адам начал высыпать на диван игрушки и детские вещи, купленные им в Танжере.

– Ну что я говорила! – засмеялась Эми, – папочка накупил всякой всячины, только все ни к чему! Так и не научился делать нужные покупки. Но все равно, папуля, я тебя люблю и обожаю.

И Эми поцеловала Полковника в губы.

Вышла Гретта:

– Всех приглашаем к столу, скоро ужин, а мы еще не обедали, ждали вас, Гарри.

– Отцу и Рудольфу нужно сначала умыться с дороги, а потом уже за стол садиться, – сказала Эми. – Я провожу папу в его комнату. Рудик, тоже переоденься и няням скажи, чтобы детей покормили и к концу нашего ужина принесли наших малышей в зал.

– Слушаюсь, моя королева, – улыбнулся Рудольф. Он с каждым днем влюблялся в свою жену все сильнее и сильнее, находя в ней очарование женщины, матери и любовницы. «Как же мне повезло, – думал он постоянно, – что она выбрала именно меня. О лучшей жене даже мечтать невозможно».

В комнате Полковник передал Эми дипломат:

– Ну ты, доченька, и хитрюга, и браслет сразу забрала. Как догадалась?

– Папочка, во-первых, браслет женский, а во-вторых, такие браслеты делает только мой китаец, а в-третьих, он тебе ни к чему, опасно тебе с ним ходить. Переодевайся, умывайся, и к столу. А вечером пойдем на концерт в гарнизон. Вот там самое интересное и увидишь.

Эми взяла дипломат у Адама и пошла в свою комнату.

Рудольф уже переоделся и ждал Эми.

– Рудольф, после ужина мы сегодня всей семьей идем на концерт в гарнизон, городская консерватория и школа танцев устраивает там свои показательные выступления. Я надену свое любимое платье, малиновое, в котором ты меня встретил в Берлине, ты тоже понаряднее оденься. Будем сегодня с тобой на бис танцевать танго. Не забыл еще, как мы танцевали перед моим папочкой и твоими друзьями в том ресторане?

Рудольф подошел к Эми, обнял ее, чуть приподнял и поцеловал в губы:

– Любимая моя жена, разве я могу забыть тот вечер, который подарил мне такую королеву? Только не слишком ли ты будешь выделяться в своем наряде среди наших дам? Там будет так много военных, что я могу тебя и приревновать к кому-нибудь.

– Рудик, смотри, какой браслет мне привез папочка. И мое ожерелье, эти украшения смотрятся только с этим платьем.

– А кого ты хочешь свести с ума своим нарядом сегодня? Весь гарнизон солдат? Мне не придется из-за тебя ни с кем стреляться? – улыбался Рудольф и целовал Эми.

Потом поставил ее на пол:

– Ладно, одевайся, как хочешь, но первый танец с тобой – мой, по праву мужа.

Эми смеялась:

– Я думаю, если стреляться, то мне из-за тебя придется, ты у меня такой красавчик. Секретарша Петерса на меня волчицей смотрит, потому что ты достался мне, а не ей. Ладно, помоги застегнуть ожерелье.

Эми и Рудольф оделись и, нарядные, вошли в гостиную. Все уже сидели за столом. Полковник увидел Эми в платье, которое он ей дарил и закашлялся: воспоминания, связанные с этим платьем, были у него не из приятных.

– Куда это вы так вырядились? – спросила Гретта.

– Мама, разве ты забыла, что сегодня концерт в гарнизоне и мы все туда приглашены?

– Надо же, а я и забыл, – проговорил Генрих, наливая в кружки пиво. – Придется тоже наряжаться.

После ужина няни принесли детей. Девочки уже лопотали и пытались петь песенки сразу на трех языках, а мальчики сидели на диване и спокойно всех разглядывали.

– Как быстро они выросли! – сказал Адам. – Только что были малютками, а вот уже и бегают, и песенки поют. Эми, дай мне подержать их на руках.

– Садись, папа, на диван, и девочки сами залезут к тебе на руки.

Адам сел на диван, девочки тут же залезли к нему на колени и спросили:

– Ты кто? Мы тебя в доме раньше не видели.

– Я ваш дедушка, – сказал Полковник и засмеялся.

Девочки были маленькие, шустренькие, как колобочки, и такие ласковые, теплые, и Адам почувствовал, что любит этих крошек, ведь они обе из клеток Эми, значит, это и есть она, только маленькая, в таком вот возрасте. Эми смотрела на Адама и улыбалась, она поняла, о чем он подумал.

На концерт в гарнизон поехали всей семьей. В клуб воинской части не опоздали. В холле толпилось много народу, но больше всего было военных – солдат и офицеров. Нашли свои места в первом ряду, сели. Рудольф держал Эми за руку. Справа от нее сидел Полковник.

– Откуда здесь столько военных? – шепотом спросил Адам Эми.

– Тихо, потом расскажу, – проговорила она.

Обвела взглядом зал и увидела, как один капитан, с перевязанным глазом, пристально на нее смотрит. Она тоже посмотрела на него, их глаза встретились, и Эми этот взгляд насторожил, было в нем что-то нездоровое. Рядом с Рудольфом сидел Генрих. Эми перегнулась через мужа и спросила Генриха:

– Какой странный офицер, Генрих, кто это? Посмотри, сидит и, не отрываясь, смотрит на меня, вон тот, с перевязанным глазом, смотри направо.