Зря она надела босоножки на шпильках. Старые шлёпки куда удобней! Остановилась, опустила на землю тяжёлые пакеты. Вздохнула. Купить всё сразу – лучший способ, чтобы не бегать сто раз в магазин. На ладонях остались красные полосы. Что делать, если мама ходить за покупками не может?! Слава Богу, по комнате перемещается. А необходимо столько всего: и овощи, и молоко, и то, и это… Ах, опять чёрный хлеб забыла! Мама не ест белый. Придётся возвращаться. Лена опять вздохнула и хотела уже поднять пакеты, как вдруг за спиной раздался приятный мужской голос:
– Вам помочь?
Оглянулась – перед ней стоял Рустам из милиции, в джинсах и клетчатой рубашке с короткими рукавами.
– Вы очень кстати! Я хлеб забыла купить. Подождёте минутку?
– Даю десять, за минуту не управитесь.
Лена засмеялась и поспешила в магазин.
Теперь они шли к лениному дому и говорили обо всём. Не правда, что менты тупые и неинтересные, – думала Лена. Рустам – остроумный и весёлый парень. Лена шла налегке, размахивая раскрепощёнными руками. Сорвала молодой листик с дерева, растёрла в руках, понюхала и положила в рот.
– Мама говорит, что берёза вся полезная…
Рустам поглядывал на неё искоса и усмехался: совсем ребёнок. А Лене нравилось, что встречные женщины засматривались на её попутчика, но он как будто этого не замечал.
Рустам поставил сумки возле лифта и, глядя на Ленины ножки, произнёс:
– Не понимаю, как женщины носят тяжести на таких тоненьких каблучках! – и пошёл к двери подъезда. Лена остановила его:
– А не хотите с нами попить чайку? С домашним печеньем. Мама испекла…
Боялась, что Рустам откажется, сославшись на занятость. Но он оглянулся и ответил:
– С удовольствием!
– Правда он симпатичный? – спросила Лена у матери, когда за гостем закрылась дверь, и они стали убирать со стола. Визит Рустама наполнил её необъяснимой радостью.
– Ты такая доверчивая, доченька, – ответила мать, покачав головой. – Понравился он тебе? Будь осторожней. Ему может не ты нужна, а квартира и прописка. Он ведь не москвич. Мне соседка рассказывала, один такой женился, прописался, а потом поехал на родину и оттуда привёз жену. Я хочу, чтобы ты была счастлива…
– Мам, ну вечно ты всё испортишь. Может он вовсе не такой, – с досадой возразила Лена, но мамины слова застряли в памяти, как заноза. Может, мама права? Что она знает про этого человека? – Ровным счётом ничего. Может он и вправду плохой. И потом, смазливый. Бабы засматриваются, значит – испорченный. А как хочется, чтоб был хороший!
Лена обиделась на мать и закрылась в своей комнате. Взяла в руки книжку, но читать не хотелось. Задумчиво поставила на колени часы, сделанные в виде кудрявого ангела, и теперь поглаживала его пальцами: может он поможет, защитит от беды? Часы сделал отец и подарил со словами: это будет твой ангел-хранитель, дочка.
Сколь ей было тогда? Кажется, четырнадцать. Отец работал мастером на часовом заводе. Но и после работы возился с часами. Любимое хобби – изобретать красивые оправы. Все часы в доме были его творениями: с кукушкой на кухне, напольные, которые особенно любила Лена, в столовой. Как красиво отбивали они полночь в новый год! Ещё в прихожей висели часы-барометр, обрамлённые в красное дерево. Где отец его, интересно, достал?
Своим лучшим друзьям он дарил часы. Корпус вырезал из дерева, каждый был неповторимый и специально придуманный для юбиляра. Говорили, что его часы приносят удачу.
Жизнь отца оборвалась совершенно неожиданно и нелепо: в день рождения. В самый разгар застолья, когда уже выпили за именинника, внезапно объявился закадычный друг, проездом издалека, которого отец не видел много лет. Крепкие объятия и воспоминания: Ну, ты, брат, возмужал! А помнишь?…
Дорогого гостя усадили за праздничный стол.
И тут оказалось, что не хватает заветного напитка, связанного с каким-то особым случаем. И отец, не смотря на все уговоры, поспешил в ближайший гастроном.
Время шло, а он всё не позвращался. Сначала это послужило поводом для шуток, потом мама и один из друзей пошли искать. Возле магазина стояла скорая, чуть поодаль – милицейская машина…
Потом пришлось вызывать неотложку для мамы. Лена помнила восковое лицо матери с провалившимися глазами и врача, который внушал ей:
– Не забывайте, что у вас есть ребёнок! Чудесная девочка! Подумайте о ней! Разве можно оставлять её сиротой! Вы должны жить! Обязаны!
Мама исходила слезами и твердила непонятные слова: я очень виновата, оттого и беда приключилась.
С тех пор мама стала инвалидом: ноги перестали слушаться.
В чём она себя винила, оставалось для Лены загадкой. Она пыталась расспросить мать, но та отвечала:
– Не сейчас. Придёт время, сама расскажу.
Мать и дочь часто спорили. Споры переходили в ссору. Лене казалось, что мать глупо цепляется за старое и отжившее. Делает ей замечания, не понимая, что настали другие времена.
«Эта кофточка уж слишком открытая, весь лифчик наружу. Стыдоба! В наше время такого не позволяли. Если только распущенные девки…. Кто выдумал такую моду, чтоб зимой с непокрытой головой ходить?! Шапочку надень! Вон сколько я их для тебя навязала, хоть каждый день меняй! Не дай Бог голову застудишь… На высоких каблуках не ходи весь день, – ноги испортишь…» И так каждый день: зу-зу зу-зу…
Невозможно её убедить, что так одеваются теперь все. То, что раньше считалось недопустимым, теперь модно.
Лена вовсе не хотела выглядеть вульгарной, но и старомодной тоже. Ей нравились модели, девчонки дерзкие, яркие, соблазнительные. На них хотелось походить. Наташа Водянова, к примеру, такая красавица! Но мама критиковала: «тощая, как деревянный Буратино».
А всё потому, что безвылазно сидит дома и окончательно отстала от жизни.
Лена сердилась, иногда дерзила. Мама обижалась и плакала тайком, когда оставалась одна, считая, что совсем не нужна дочери. Если бы она могла заглянуть ей в душу, переполненную нежностью и преданностью, то устыдилась бы своих подозрений.
Этот Рустам кажется таким добрым. Почему он не понравился маме? Неужели у него на уме только выгода?! Где он, интересно, живёт? Наверное, снимает квартиру. Или комнату. Он дал Лене номер своего мобильного, можно как-нибудь ещё встретиться и обо всём узнать…
Павлин Иванович предусмотрел всё. С его лёгкой руки для Голована с друзьями началась новая жизнь. Трудовая, если можно так сказать. Размеренная и напряжённая.
По заданию они угоняли машины. Искали подходящую модель на парковке у супермаркета. Узбек следил за владельцем авто, чтобы не застал врасплох, и давал знак. Голован отключал сигнализацию и уводил. Когда неудачник, вернувшись с покупками, пытался вызвать милицию, появлялся Профессор и путал карты. Угонщика он обрисовывал всякий раз по-разному: то высоким блондином, то чернявым парнем не славянской внешности, со шрамом во всю щёку, то бритоголовым. Милиция составляла протокол, заводила дело. И появлялся очередной висяк.
В первые дни троица изрядно напрягалась и нервничала. Но уже через месяц приобрела сноровку и уверенность.
Приятные хлопоты по обустройству нового жилища. Теперь у них была своя человеческая квартира. Голован с Профессором спали в комнате, Узбек расположился на кухне. Жаворонок по природе, он вставал первым и готовил завтрак для себя и товарищей.
Все трое не могли нарадоваться привалившему счастью: горячий душ, полотенце, нормальная еда из тарелок и вершина всего – тёплая постель.
Отмылись, побрились, приоделись. Залечили ссадины и болячки. Вывели непрошенных гостей из волос и одежды.
Когда на кухне накопились грязная посуда и пустые бутылки, Профессор завел график уборки и строжайшим образом следил за порядком. Бутылки вскоре пошли нарасхват: какой-никакой, а дополнительный доход.
За месяц удалось угнать три машины. Приближалось время получки. Заранее рассчитали, на что потратят. Голован оказался щёголем, мечтал о «кожаке», кожаной куртке. Узбек собирался большую часть отправить семье. Профессор хотел приобрести приёмник, а потом накопить на комп. Кое-какие части уже собрал на свалках.
Голован принёс 300 зелёных. Сказал: на всех. Профессор разинул рот. Узбек разъярился: обманули. Потребовал встречи с «шефом». Голован долго распространялся о том, что мол лиха беда начало, что со временем станут платить больше, как обещано, что спорить, а тем более скандалить не стоит: на их место найдут других. А и так уже и крыша над головой есть, и одёжа, и еда. Только по-людски зажили, и снова на помойку ворочаться?! Думаете, он сам не спорил? Ещё как! А потом согласился. Куда деваться? – Некуда. Не судиться же?! Их первых на нары отправят. Так что лучше не рыпаться, а сопеть в тряпочку и надеяться. Надо стараться. Чем больше угонят машин, – тем выше заработок. Дураку понятно. А ежели кому не понятно, – вот вам Бог, а вот и порог!
Опять Голован убедил. Узбек нервно постукивал кулаком по столу, но молчал. Только желваки на скулах играли от дурных мыслей. Профессор изрёк: Мдаа… Этого следовало ожидать. Были бомжами, стали ворами. Ну, кто скажите, будет с такими честную игру вести?!
Узбек хотел что-то возразить, но не решался. Только горестно вздыхал.
– А ты нас того… не надул? Ничего не прикарманил? – наконец, не выдержал он, обращаясь к Лобану.
Тот поклялся, что ничего не своровал. И выглядел вполне искренним. Хотя, чужая душа – потёмки.
– Тогда, как делить будем? – снова спросил Узбек. И сам же ответил: разделим поровну на три части.
– Сотню отложим в общий котел на непредвиденные обстоятельства, а остальные пустим на житьё-бытьё. Ещё месяц подождём, а там начнём делить, – предложил Профессор.
– Я не могу ждать, – пробурчал непокорный Узбек.
– Ну, что с тобой поделаешь?! – вздохнул Голован. – Так и быть, забирай сотню! Пятьдесят – НЗ, остальные на житуху.
– А что такое НЗ? – удивился Узбек.
– Объясняю для малограмотных: неприкосновенный запас, – с серьёзным видом объяснил Голован. – Выходит, ты у нас самый высокооплачиваемый.
– Могу готовить на всех. И посуду мыть. И убирать квартиру. Раз вы ко мне по – доброму…
– Только делать всё без дураков, – пробурчал Профессор. Чтоб стряпал вкусно и мыл добросовестно.
– А то лишим пая, – поддакнул Голован.
– Конечно. Вы что ж думаете, у меня совести нет?! За сто зелёных ещё как постараюсь! Узбекским пловом буду кормить, пальчики оближите. Признаюсь, я весь измаялся: как там мои? Может кого уже и в живых нет.
– Все живы. Как деньги отправишь, сразу откликнутся, – успокоил Голован.
Профессор кивнул в подтверждение.
Головану самому не понравилась оплата. Он затеял спор, но Павлин сумел убедить, что это временное явление, что дальше будет лучше, что надо уметь ждать и т. д. и т. п. Голован, скрипя сердце, согласился, но где-то внутри, подспудно зародилось подозрение, что Павлин часть награды, предназначенной для них, оставляет себе. Свести с главным, который платит, Павлин категорически отказался: нельзя и баста. Все задания и оплата только через него. Таковы условия работы. Что оставалось делать?!
О проекте
О подписке