Глава 3

Леонид Павлович и вещи в багажник автомобиля отнес и даже успел пофлиртовать на прощание с милашкой-дежурной. Он видел, что очень ей нравится: кокетничала, чертовка, отчаянно с ним все эти двенадцать дней и Дашу сразу же невзлюбила – провожала презрительным взглядом. Во взгляде недоумение и вопрос: «И что он, красивый, умный, интеллигентный мужчина в этой дурочке и страшилке нашел?»

А Даша, неосознанно чувствуя неприязнь, словно назло, проходя мимо дежурной, то на ровном месте вдруг спотыкалась, то сумкой цепляла стоящие в холле цветы. Горшки падали, бились – Лагутин сокрушался, качал головой, извинялся – дежурная, торжествуя, со сладкой улыбкой в ответ ворковала:

– Не волнуйтесь, ужасного ничего, подберем.

Но Дашу с такой брезгливостью злыми взглядами провожала, что к Лагутину (читавшему эти взгляды) сразу просилось на ум: «чокнутая» да «удолбище». Он и не ошибался совсем – как раз такими словами дежурная полна и была, провожая нескладеху-Дашу злыми глазами.

Простосердечная Даша же, как обычно, с лаской ко всем и со всею душой – дежурную комплиментами баловала, дорогими фруктами угощала, шоколадками пичкала…

И чем больше завистницу улещала, тем сильней ее та ненавидела.

Леонид Павлович, для которого человеческая душа, что учебник, до дыр зачитанный, видел какие страсти тут происходят, какие движения и куда, но поделать не мог ничего. Жену он предупреждал, советуя быть недоступнее, но бестолку все. Прямо сказать ей нельзя: слишком уж впечатлительна, а намеками – что об стенку горох. Он ей:

– Даша, обслуга бедная, а мы живем в номере «люкс» и за день способны истратить то, что хорошая горничная и в месяц не получает.

Она же ему в ответ:

– Потому я дежурную фруктами и кормлю. И не пойму, чем ты не доволен.

Вот и говори с ней после такого ответа. Дежурная – стерва – ведет себя внешне солидно, а Даша – добрячка – выглядит дура дурой.

Но с другой стороны, Лагутин не держал на дежурную зла: он мужчина ее мечты – очевидно, а Даша счастливая конкурентка. За что же дежурной ее любить?

Лагутин поэтому с чистой совестью на прощанье с дежурной пофлиртовал, покупался в лучах ее обожания – не смог себе отказать. В свой номер по этому поводу он вернулся в приподнятом настроении – после (пусть и легкой) измены как-то особенно хочется любить родную жену.

– Дашутка! Радость моя! Я уже здесь!

И что же он видит: Радость сидит по-прежнему на кровати, в обуви на покрывале – Лагутин нахмурился, в нем самом радости, как ни бывало, только злоба одна.

«Что это, черт возьми, происходит? Я, как ишак, с чемоданами, знай себе, бегаю по этажам, а она прохлаждается?»

– Даша, почему до сих пор не собран твой рюкзачок? В конце концов, это бессовестно. Я устал, страшно голоден, мне предстоит долгий путь за рулем. Эдак мы и к ночи не выберемся…

Разумеется, после такой сентенции, Евдокие и в голову не пришло делиться с мужем загадками Евы. Во-первых, он не поверит. И не захочет слушать. А во-вторых…

Во-вторых, много чего. Вплоть до скандала. Не стоит испытывать, пожалуй, судьбу.

Евдокия вспорхнула с кровати и – прямо на шею к мужу:

– Ленечка! Как я рада, что мы едем домой! Ленечка! Я страшно тебя люблю! Ты – самый лучший!

Он смягчился:

– Ну-ну, хитрунья, хватит, задушишь. Лучше иди собери рюкзачок.

– Считай, он уже собран!

И действительно, быстро все собрала (может же, если захочет) и помчалась к дежурной сдавать ключи и прощаться.

Лагутин, предвидя ужасную сцену, (Даша – сама простота, та, стерва, – ехидство одно) схватил последние чемоданы и к автомобилю сбежал.

– Встретимся в ресторане, – бросил он жене на ходу и вскоре сильно о том пожалел, что ее без присмотра оставил.

Теперь он жену вообще потерял: и в ресторане зря ждал – не дождался, и у дежурной ее не нашел, сбегал к автомобилю – и там Даши нет.

– Черт возьми! Это уже никуда не годится! – взорвался бедный Лагутин. – Ох, она меня доведет!

И в этот трагический миг он увидел свою Евдокию: негодница сидела под пальмой на лавке с сотовым, приложенным к уху. С кем и о чем болтала жена Лагутин не слышал – был от нее далеко – но разъярился он не на шутку и завопил:

– Даша! Ты издеваешься?!

Вздрогнув, она оглянулась, поспешно спрятала трубку и… возликовала:

– Ленечка, ты нашелся! Я потеряла тебя!

Леонид Павлович оторопел:

– Ты меня потеряла?! Это я тебя потерял!

– Я здесь была, как ты и велел.

– Я велел? Я ждал тебя в ресторане.

– Правда? Слышу впервые.

Он впился пытливым взглядом в ее голубые глаза: «Врет или снова все перепутала?»

Евдокия была расстроена – искренне, ошибаться никак он не мог: знает свою жену.

– Ленечка, по всему санаторию бегала, искала тебя, и в ресторане была, и к дежурной сто раз возвращалась, – защебетала она.

– Ладно, нашлась и нашлась, – махнул он рукой. – Смотри, больше не пропадай.

– Ни на шаг не отойду, – заверила Евдокия и протяжно вздохнула.

Лагутину вдруг почудилось, что внутри у жены неспокойно: идет там мучительная борьба. Но спрашивать было некогда: во-первых, проголодался, во-вторых, надо было спешить – неотвратимо близился вечер…

В общем, было не до того. Потом же, набросившись на еду, и вовсе он не заметил, что Даша особо задумчива и грустна.

А ее напугал разговор с Евой, точнее, продолжение их разговора. Вопреки ожиданиям мужа, Евдокия не стала долго прощаться с дежурной. Как только Лагутин скрылся из вида, она извлекла из кармана свой сотовый и, помахав дежурной рукой, помчалась вниз по ступеням:

– Евусик, это твой Дусик. Как обещала, звоню. Ты где?

– Там же, где и была.

– А где ты была?

– Что-оо?!

Евдокия взмолилась:

– Евусик, прости. Мало, что я рассеянная, так еще и Ленчик мой сильно не в духе. Ко всему придирается, просто кругом идет голова. Видно, бабуля была права, ну да бог с ним, напомни, ты где?

Ева со вздохом напомнила:

– Под унитазом я, Дуся, сижу.

– Зачем?

– На всякий случай.

– На всякий случай?! Что это значит?

– Ой, Дуся! Неужели не ясно? Кровь, капельки эти… Я сама не своя. От страха, полные, Дуся, штаны – самое место мне под унитазом. И потом, здесь безопасней: щеколда, дубовая дверь…

– И долго ты собираешься в туалете сидеть?

– До тех пор, пока ты не приедешь.

– Пока я не приеду?!

Евдокия нервно икнула и решила открыть секрет:

– Евусик, я приехать никак не могу.

– Почему?

– Я далеко. Мы с Ленчиком в Сочи. Вернемся не раньше утра.

Ева трагично восприняла весть: она зарыдала, зло и беспомощно приговаривая:

– Зачем эти друзья, когда на них положиться нельзя? Ирка в Париже, Майка за городом, с любовником на пикник укатила…

– Она мне звонила, хвастала, знаю, – вставила Евдокия.

– … Ты завеялась в Сочи. Всем на меня плевать, – продолжила Ева и завопила: – Я погибла! Погибла!

Паникуя, и Евдокия в унисон завопила:

– Погибла?! Ты?! Почему?!

– Тебе-то какая разница, – отмахнулась, рыдая Ева. – У тебя есть дела поважней.

– Евусик, не вредничай, я тоже сейчас от страха умру! Давай, по-быстрому все выкладывай, пока Ленчик меня не нашел!

И Ева ошеломила подругу:

– Это маньяк!

– Маньяк? – с ужасом пискнула Евдокия, подумав: «Теперь ясно, почему я так сильно его боялась. Предчувствие! Это оно! Как всегда, не подводит! А сны мои! Сны!»

– Помнишь, по телевизору сообщали, – продолжила Ева, – есть подозрение, что маньяк не случайных девиц убивает, а только тех, с кем отношения как-то завязывает. Перед тем, как жертву зарезать, он, якобы, долго с ней забавляется.

У Евдокии потемнело в глазах:

– Как?!

– По-разному, думаю. Со мною вот так: кровью рояль поливает.

– Зачем?

– Стращает и страхом моим наслаждается, ужасов хочет нагнать, а потом, когда я, обезумев, на улицу выскочу, он затащит меня в кусты и…

– Мамочка! – содрогаясь, пискнула Евдокия и два раза нервно икнула. – Евик, что же нам делать? Может, в милицию позвоним?

Ева с сарказмом спросила:

– Думаешь, грустно им без тебя? Хочешь ментов рассмешить? Так они нам и поверили. Им же это не выгодно, придется работать…

– Да, ты права. Слушай, Евусик, а как он в квартиру к тебе попадает, этот маньяк?

– Думаю, через балкон. Балкон-то всегда в кабинете открыт. Ой! Я его не закрыла! – ужаснулась она.

Евдокия охнула и наказала подруге:

– Так пойди и закрой.

– Дуру нашла, – заупрямилась Ева. – Нет уж, я лучше от страха под своим унитазом умру, чем отправляться под нож зверя-маньяка!

– Глупостей не болтай, – психуя, отрезала Евдокия. – Он убивает только на улице и только в кустах.

– А что ему стоит меня подстеречь и с балкона на улицу выбросить?

– Зачем? Разве есть у тебя во дворе кусты?

– Да, асфальт там один, – согласилась Ева.

– Кстати, – озадачилась Евдокия, – а почему он привязался к тебе, этот маньяк? Мало, что ли, девиц в нашем городе?

Ева нервно хихикнула:

– А сама не догадываешься?

Евдокия гаркнула:

– Нет!

– Потому, что маньяк убивает самых красивых. А наш концерт по телевизору недавно показывали, – с важностью сообщила Ева, чем окончательно испугала подругу.

– Евик! – завопила она. – Это так! Евик, ты сразу в глаза всем бросаешься! Тебя не заметить нельзя! И маньяк тот концерт увидел! Господи! Как я сама не додумалась! Жди меня! Жди! Я скоро буду!

– Будешь? – с надеждой спросила Ева.

– Буду!

– Когда?

– Завтра утром!

В трубке раздался истерический хохот Евы:

– Ха-ха-ха! Уморила! Думаешь, он станет ждать утра? Сегодня ночью меня и прикончит! Тем более, что он давно не убивал. Руки, небось, уже чешутся.

Евдокия хотела ответить, хотела приободрить подругу, но в этот самый момент раскатисто прогремел возмущенный глас мужа – Евдокия очнулась, обнаружив себя под пальмой на лавке.

Как оказалась на лавке она, Евдокия не помнила – рассеянно забрела за страхами и разговором.

– Евик, я позже перезвоню, – пискнула спешно она подруге и спрятала трубку в карман.

Пока препиралась с мужем, мысли одни: «Сны! Эти странные сны! Слишком они похожи на явь!»

Нет, Евдокия не верила, что ее ночные прогулки под луной с незнакомым мужчиной были в действительности. Она боялась другого – предчувствия. Ее редкая болезнь каким-то неведомым образом обостряла шестое чувство – Евдокия (как и брат ее, Боб) умела угадывать и предугадывать мысли, события, о которых на самом деле знать не могла.

Вот и сны эти она сразу связала с маньяком, да и как не связать. Время от времени она вдруг находила себя не в кровати, а на улицах города – ночного города – где прогуливалась сонная в нижнем белье. В одну из таких прогулок она повстречала того, у кого был похожий сдвиг: симпатичный молодой мужчина в пижаме сидел в кустах и… громко рыдал. Евдокия, зная, что это сон, бесстрашно к нему подошла и спросила:

– Могу ли я вам помочь?

Молодой человек испугался и хотел убежать, но она взмолилась:

– Пожалуйста, не оставляйте меня здесь одну.

Он, прячась за ветками, осведомился:

– А почему?

Евдокия призналась:

– Мне страшно.

– Вы боитесь маньяка, – догадался молодой человек и тоже признался: – Я еще больше маньяка боюсь.

– Еще больше? Отчего еще больше? – удивилась она.

Он, смущаясь, ответил:

– Я знаю, кто он, этот маньяк.

– Знаете?!

– Да. И поэтому нам лучше расстаться. Прямо сейчас, немедленно.

– Вы не можете так сразу уйти, – воскликнула Евдокия. – Я вас не отпущу!

Молодой человек рассердился:

– Уж здесь-то я все могу.

– Здесь, это где?

– Конечно во сне. Девушка, вы всего лишь мой сон. Вы мне снитесь.

Евдокие стало смешно.

– Нет, милый мой, это вы снитесь мне.

– Да что вы! А вот мы сейчас и проверим. Я ухожу, а вы попробуйте сделать так, чтобы я остался.

– Согласна!

И Евдокия попробовала, но мужчина ушел. Ощущая мучительное бессилие, она проснулась и обнаружила, что лежит на кровати, яростно сжимая комок простыни, а за окнами брезжит рассвет…

– Слава богу, – обрадовалась Евдокия, – это всего лишь был сон, и я не гуляла в ночной рубашке по спящему городу.

А через несколько дней…