Читать книгу «Перо архангела» онлайн полностью📖 — Людмилы Лазебной — MyBook.

Когда светится сердце…
Рецензия на повесть «Имя твоё – Человек»

В нём была жизнь, и жизнь была Свет Человеков!

Из Библии

Перед нами новая повесть Людмилы Семёновны Лазебной – «Имя твоё – Человек». Начинаешь читать и оторваться не можешь! Именно так на читателя действуют буквально все произведения этой талантливой петербуржской писательницы и поэтессы. Если определить их жанр коротко, можно сказать двумя словами – «историческая проза». А если задуматься над глубоким, высокодуховным смыслом всех исторических повестей этого периода, то хочется подчеркнуть особое творческое состояние автора. Это когда душа созрела и не может молчать, когда сердце светится особенным Божественным Светом, которым Человеку хочется поделиться с другими людьми, чтобы уберечь их от дурных поступков и заставить задуматься об истинном Сокровище на Земле, путь к которому указывает каждому из нас Бог-Творец. Особенно в годину испытаний!

Как мало в современной отечественной литературе художественных произведений, посвящённых началу ХХ столетия, гибели Российской империи, Гражданской войне! После революции 1917 года Кронштадт был превращён в русскую Голгофу, где вплоть до 1921 года мученическую смерть приняли десятки тысяч представителей высшего общества, дворянства, военных царской армии и флота, жандармов, купцов, мещан, учителей, чиновников всех рангов и, наконец, просто православных верующих. Многих доставляли на баржах на остров Котлин, превращённый в огромную тюрьму, и массово расстреливали или топили живьём без суда и следствия. Трудно сказать, сколько народу тогда пропало без вести в отдалённых уголках Кронштадта!

В художественной литературе почти нет произведений о трагедии Голодомора, унёсшей миллионы жизней – куда больше, чем все вместе взятые революции и войны прошлого века. Этим и отличаются правдивые исторические произведения Людмилы Лазебной. Новая повесть «Имя твоё – Человек» вновь рассказывает о дружной семье доктора Гринберга, оказавшейся в конце 1920 года в Поволжье, в городе Саратове – в самом эпицентре разгула нищеты, голода, эпидемий и всех низких человеческих страстей и пороков. Будто сам сатана правил свой бал на огромной территории Центральной России, над которой чёрным вороном нависла старуха смерть, заслонив своими костлявыми крыльями свет от солнца и звёзд. Какая авторская метафора! Даже описание природы в повести передаёт тревожное состояние людей, которым предстоит пережить «страсти Господни»…

Всем этим ужасам и, казалось бы, уже полной безысходности автор ярко и образно противопоставил примеры бескорыстной гуманитарной помощи прогрессивной мировой общественности, пришедшей в Россию на борьбу с холерой, чумой, голодом и сиротством. С конца 1920-го по начало 1923-го годов благодаря активной работе Международного Красного Креста, духовных иностранных миссий из Америки и Европы, помощи церкви, волонтёров, прибывших по доброй воле в молодую Советскую Республику, наша страна стала приходить в себя и постепенно подниматься из руин, победив эпидемии и голод. Добро всегда побеждает зло! Особенно, если народы говорят на языке сострадания, дружбы и, объединившись, готовы прий ти на помощь друг другу. «В суровое время испытаний каждому тяжело. Главное – сохранить в душе Свет! Тогда всё можно преодолеть», – так рассуждает главная героиня повести Анна Гринберг-Лазовская, не только ставшая поддержкой для всех своих близких, но и усыновившая и спасшая от голодной смерти чужого ребёнка-подкидыша. Как сказал в начале повести своим любимым дочерям доктор Гринберг, «разруха, прежде всего, начинается в наших головах». Отсюда выводы: важно соблюдать привычный порядок и хранить спокойствие.

Из любой, даже самой сложной, ситуации Человек, духовно зрелый, живущий по вере и Божьим заповедям, сумеет найти единственно правильную дорогу! И наоборот, стоит совершить лишь один бессовестный поступок, поддаться корысти, предать ближнего – можно угодить в жернова Судьбы или попасть в лабиринт, откуда уже нет выхода. Выросшие на высоких идеалах Любви и Доверия, Благородства и Участия сёстры Гринберг и их отец крепко держатся за свою семью, находят единомышленников, оттого живут с твёрдою верой, что сумеют вместе всё преодолеть. Кому-то это может показаться удивительным. Но подобной высочайшей духовностью, верой и надеждой в то самое сложное время для страны были пронизаны произведения русских классиков Серебряного века.

Читая повесть Людмилы Лазебной «Имя твоё – Человек» и размышляя о созданном ею образе главной героини, невольно вспоминаю строфы Иннокентия Анненского, написанные ещё в 1909 году. Как удивительно точно его поэзия передаёт истинные чувства и состояние души настоящего Человека:

 
Среди миров в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, что я Её любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
 
 
И если мне сомненье тяжело,
Я у Неё одной ищу ответа,
Не потому, что от Неё светло,
А потому, что с Ней не надо света.
 

Вот бы и нам сегодня, ровно сто лет спустя, сохранить и приумножить в наших душах ЭТОТ УДИВИТЕЛЬНЫЙ СВЕТ, чтобы передать его нашим детям и грядущим поколениям.

И тогда Тьма отступит, далеко и надолго!

Т. А. Зимич

Имя твоё – человек

Истинно, истинно говорю вам: отныне будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих, восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому…

Из Евангелия от Иоанна

Зной, изнурявший более пяти месяцев с самой весны саратовские вольные просторы, к сентябрю начал мало-мальски спадать. Скворцы, собираясь в большие стаи, словно зловещий призрак в чёрном балахоне, то взмывая в небо, то резко снижаясь до самой земли, нервно кружили над скошенными полями в поисках пропитания. Их нескончаемый гвалт наводил суету и ужас. Люди, многое видавшие на своём веку, поговаривали, что конец света совсем близок, ибо невиданные испытания пришли на землю.

Осенью одна тысяча девятьсот двадцатого года ожидание Страстей Господних в России ощущалось на каждом шагу. Земля, утомлённая необузданными ветрами-суховеями, раскалённая палящими лучами солнца, изнывала. Дьявольские оргии, сопровождаемые бессмысленными войнами и революциями, перешедшими в братоубийственную войну, а следом – засуха и неурожай обескровили некогда плодородные почвы. Узаконенный властями грабёж под видом продразвёрстки вытягивал из крестьян последние жилы. Голод, которого в таких масштабах не знавала российская земля, стал небесной карой за жестокую революцию, за зверскую казнь помазанника Божия и единокровных чад его, за тысячи безвинно убиенных, замученных и потерявших родину, за патриотов, за солдатских вдов и сирот, за надругательство над святынями, церквями, монастырями, мечетями, костёлами, синагогами…

«Что имели – не хранили, потерявши, слёзы лили», – приговаривали старики, в памяти которых жив был образ гордой и сильной России, внушавшей уважение своими необъятными имперскими просторами, армией и флотом, восхищавшей искусством и снабжавшей страны Европы всяческими натуральными товарами, в том числе и зерном. А теперь? Россия в бессилии упала на колени! Россия – в нужде!

Несколько лет прошло с тех пор, как большевики пришли к власти, уже в восемнадцатом году провозгласив «военный коммунизм» единственно возможным спасением от гнёта буржуазии. Что же изменилось? А вот что: города и деревни голодают, производство практически остановлено, всюду царят разруха и нищета. Чёрным вороном, заслонившим огромными крыльями небо и солнце, надо всей страной нависла старуха с косой, жадно клацая челюстями и подгоняя своих слуг – нищету и голод…

Раньше других испытали на себе ужас нового времени жители крупных городов и некогда плодородных регионов – Поволжья и Черноземья. Ещё до Октябрьской революции правительство, пытаясь спасти жителей перенаселённых российских регионов, списало им оставшиеся выкупные долги за землю. Потомственным хлеборобам было предложено перебраться в другие места, где каждый получал свой надел земли. Сотни, тысячи крестьян, приняв от государства материальную поддержку на переезд, устремились на житьё-бытьё в отдалённые регионы страны. Не успев как следует обжиться на новых местах, они были вынуждены приноравливаться и к новым правилам, установленным большевиками. А спустя пару лет и вовсе потеряли веру и надежду на спасение своего уклада и улучшение жизни. Весь скудный урожай, собранный в засушливые, неурожайные годы Гражданской войны, силой забирала новая власть. В стране не было порядка. Правая рука не ведала, что творила левая! Трудолюбивые и терпеливые крестьяне не могли самостоятельно справиться с разорением. Но русский мужик не глуп! Раз власть отнимает весь хлеб, не давая ничего взамен, значит, не надо столько сеять и ломать спину, стараясь вырастить и собрать урожай! В ответ на действия властей крестьяне уменьшили посевные площади. Молодое правительство большевиков и созданная им продовольственно-реквизиционная армия, состоявшая из вооружённых продотрядов, лишали крестьян запасов, которые обычно позволяли выживать в годы засухи и поддерживать в дальнейшем сельское хозяйство. И произошла такая катастрофа, которой не бывало доселе в истории государства Российского.

Спустя некоторое время, в апреле двадцатого, западная коалиция из четырнадцати стран, называемая Антантой, организовала против Советской Республики поход панской Польши и Врангеля. Саратовская губерния, ставшая в период разгрома этой волны интервенции, белогвардейцев и банд анархистов-махновцев одной из баз, питающих фронты всем необходимым, как раз была из тех регионов, в который несколько лет назад перебрались крестьяне-переселенцы. Поборы и грабежи, бесконечная «смена власти» в деревнях и сёлах, засуха и неурожай привели крестьянские хозяйства к абсолютной нищете и вымиранию.

* * *

В это неспокойное и голодное время из Кронштадта в Саратовский губисполком на усиление руководящего состава был направлен молодой коммунист-моряк Константин Лазовский, тридцати двух лет от роду. Как говорили в те времена, он был «из бывших»: морской офицер в звании мичмана, выпускник Морского кадетского корпуса, всем сердцем принявший идеалы революции. В одна тысяча девятьсот семнадцатом году Лазовский служил в Кронштадте на легендарном крейсере «Адмирал Макаров», команда которого неоднократно избирала этого офицера председателем общего собрания, что, с одной стороны, позволило сохранить дисциплину, а с другой стороны, было высоко оценено новой властью. Большевикам были очень нужны грамотные и прошедшие проверку сотрудники на местах. Вместе с Константином Лазовским в далёкий Саратов отправилась его жена Анна с отцом и младшей сестрой.

Семья известного в Кронштадте успешного дантиста Шимона Моисеевича Гринберга решилась на переезд быстро по соображениям единства и семейственности. О возможной своей деятельности в провинции доктор Гринберг размышлял, однако вслух об этом не распространялся. Времена были суровые и учили выразительно молчать. Что до Саратова, так ведь Поволжье издавна считалось житницей России. Натерпевшись всякого от новой власти в неспокойном и голодном Кронштадте, потеряв практически все сбережения и дорогой сердцу дом в центре города, лелея скромную надежду на возможные изменения ситуации в стране, в частности в Поволжье, Шимон Гринберг принял судьбоносное решение присоединиться к своему зятю и перебраться в Саратов. Идейных убеждений у доктора явно не проявлялось, что радовало и успокаивало его нового родственника, а желание работать и продвигать дело своей жизни было похвальным. Страна нуждалась в докторах. Шимон Моисеевич же нуждался в общении с любимыми дочерьми!

Анна Гринберг-Лазовская в недалёком прошлом была одной из лучших выпускниц старейшей в Российской империи кронштадтской Александринской женской гимназии для одарённых девочек. Чуть более трёх лет девушка успешно занималась учительством. Сначала в родном Кронштадте, затем в Новочеркасске, куда под защиту Добровольческой белой армии генерала Корнилова в Гражданскую войну эвакуировалось сразу несколько самых престижных в Российской империи женских учебных заведений, остро нуждавшихся в квалифицированных преподавателях. Теперь, согласившись на переезд в Саратов, Анна жаждала применить свои недюжинные организаторские способности на выбранном профессиональном поприще именно в «красной провинции», где, как писали газеты, «наблюдалось нетронутое поле безграмотности среди населения». Ещё бы! Спустя всего несколько лет после установления Советской власти в сфере школьного и высшего образования наметился огромный прогресс, что не могло не радовать Анну, как педагога и учителя русского языка и литературы. Та самая реформа, связанная с введением новых правил орфографии, которую горячо обсуждали её преподаватели в гимназии, состоялась в РСФСР в конце восемнадцатого года.

На удивление быстро заработали типографии, поменявшие старый шрифт на новый. В столице и крупных губернских городах уже печатали газеты и художественную литературу без привычного твёрдого знака на конце и прочих «языковых архаизмов царизма», включая буквы «ять», «фита» и так далее. Появилось много новых учебников, переиздавались произведения классиков русской литературы. То, что в детстве Анне Гринберг казалось невозможным, невероятно быстро входило в жизнь. Стали открываться новые школы и училища, на прежние должности вернулись старые профессора, что позволило молодому Советскому государству сохранить уникальный научный и образовательный потенциал. За парты с мальчиками сели и девочки, была полностью отменена плата за обучение. А что касается вузов, то согласно специальному декрету Совета народных комиссаров, подписанному Лениным, туда стали принимать детей рабочих и беднейшего крестьянства, достигших шестнадцати лет, без предъявления дипломов, аттестатов, только на основе способностей и вступительных экзаменов. Это обстоятельство повысило престиж средней школы, где собиралась работать Анна Гринберг, которая не сразу, но со временем стала разделять политические взгляды своего любимого супруга.

А младшей дочери Шимона Гринберга Милке шёл уже семнадцатый год. Три года назад, не успев получить среднее образование, начатое в городской женской гимназии в Кронштадте, Милка продолжила учиться в петроградском Смольном институте благородных девиц, спешно эвакуированном после Октябрьской революции в Новочеркасск. К тому времени здесь на двух старших курсах ввели преподавание химии, биологии и анатомии человека. Именно эти предметы, а также изучение иностранных языков, в особенности немецкого и английского, более всего интересовали младшую дочь Шимона Моисеевича, буквально залпом впитавшую новые знания, что позволило ей пройти институтский курс ускоренно, за полтора года, и сдать выпускные экзамены досрочно. Волею судьбы семье Гринбергов удалось вовремя выехать из окружённого Красной армией Новочеркасска обратно в Кронштадт.

Проявив способности к медицине и естественным наукам, на момент переезда в Саратов Милка уже вполне уверенно могла справляться с поручениями отца во время его врачебной практики. Это была крепко сложенная и необыкновенно упрямая персона! Её внимательный и пытливый взгляд порой настораживал собеседника. Несколько неряшливая, совершенно не похожая на свою старшую сестру, Милка была неугомонной и резкой в словах и движениях. В её присутствии всегда ощущалась суета. Девичья красота младшей дочки Шимона Гринберга заключалась не только в рыжей и кудрявой шевелюре, умном взгляде изумрудных глаз, но и в необыкновенной непосредственности, подкреплённой остроумием и умением найти повод для доброй шутки. На всё у нее имелось собственное мнение, с которым приходилось считаться.