– Данилка! Ты что наделал!? – прижимаю руки к сердцу, глядя на то, как без движения лежит Харитон, а сын опускает лопату. Задыхаюсь. – А если ты его убил?
– Он делал тебе плохо, что еще мне было делать?
Никогда еще мне не было так стыдно. И не потому что сын все не так понял, а потому что то, что делал Харитон, мне нравилось.
Уверена, что, если бы не лопата, я бы отдалась ему прямо здесь. Почему-то сегодня, под градом его нападок и поцелуев, я не чувствовала себя словно в клетке. Несмотря на страх преследования, сегодня, зная, что теперь мне не нужно ничего скрывать от Харитона, ощущала себя окрыленной.
– Мам?
– Да, – я быстро опускаюсь на колени рядом с Харитоном, трогаю пульс, осматриваю голову на предмет ран и выдыхаю. Живой. Скоро очнется. – Надо его разбудить.
– Вот еще! Ты сама сказала, что нас будут преследовать. Если нашел этот, значит, будут и другие. Он очухается, а нам надо бежать дальше.
Только вот больше некуда. Я была уверена, что это место не найдет никто. О нем и не знал никто, но звонок на бывшую работу привел Харитона.
Это единственное объяснение. Значит, скоро появятся люди Рашида.
– Мам! Ну хватит думать! Пойдем! – тянет меня Данила, а я чувствую желание признаться, что перед ним его отец.
Но доверять Харитону нельзя. При его обиде и темпераменте я не могу на него надеяться, а мне нужно защищать сына. Это самое важное.
– Ладно. Ты прав. Надо идти.
Мы бежим к дому, но я часто оборачиваюсь, чтобы еще раз, последний, взглянуть на Харитона.
Что на меня нашло?
Почему я толком не сопротивлялась, почему млела под его столь откровенными ласками? Прижимаясь к его такому твердому телу.
Как и восемь лет назад, когда казалось, что нет ничего важнее, чем поцелуи на коже, чем грубые касания смелых пальцев. Нет ничего важнее, чем сладкие спазмы между ног и влага.
В доме семьи Черепановых казалось, что даже стены помнят мой позор. Помнят, как смотрел на меня отец. Как презирала мать, уже поникшая из-за измены отца. С каким превосходством смотрел отец Харитона.
Но главное – он сам.
Я так искала в его лице поддержку, умоляла его закрыть меня, голую грудь, что прикрывала руками, но он только подтянул штаны и, не надевая футболки, что я в порыве с него стянула, ушел, пренебрежительно взглянув на меня при свете, что озарил кабинет.
В голову приходят его слова про видео, и страх сковывает изнутри, а кровь леденеет.
О каком видео он говорил? Что имел в виду?
– Мам? Что брать с собой? – отвлекает меня Данила, когда мы добираемся до дома.
– Собери просто свои вещи, я заберу все, что в холодильнике.
Данила кивает, а я прохожу на кухню выгрести все съестное.
Еще раз смотрю на два своих паспорта, потом мельком гляжу на фотографию настоящей Евы Ильиничны, что однажды спасла мне жизнь.
Если и существовала святая женщина, то это именно она.
Приютила меня, когда я на сносях сбегала от Рашида, нашла меня на автобусной остановке без денег и привезла сюда. До слез обидно за свою глупость, обидно, что теперь в это место я не смогу вернуться никогда.
– Мам, я готов.
Наверное, если бы не Данила, я бы просто поддалась отчаянью.
И сейчас, и восемь лет назад. Но он всегда придавал мне силы, всегда давал мотивацию жить и не впадать в депрессию. Мой ангел-хранитель. Даже сегодня. Другой бы спрятался, а он взял лопату и побежал за мной. Страшно представить, что он мог увидеть несколько мгновений спустя.
– Я тоже, – коротко улыбаюсь и поднимаю рюкзак на плечо. Надеваю вторую лямку и киваю на выход. – Пойдем.
Мы выходим из дома, и пока Данила берет велосипед, который я украла из дома Харитона, когда сбегала через тот самый путь, что показала Ника, я смотрю в сторону леса. Там, на дорожке к ручью, замечаю брошенное ведро.
Зачем ты приехал, чего тебе не сиделось дома? Ведь теперь ты понял, кто я такая. Ты осудил меня не разобравшись, просто решил, что месть единственное, что меня волнует. Ты опять судишь людей по себе.
Закрыв дом на ключ и прикрыв все ставни, мы выдвигаемся в путь.
– Мам? А этот дядя пытался тебя изнасиловать?
– Что?! – вот чего-чего, а этого я не ожидала. И что сказать?
– Да мне пацаны рассказывали, что так делают некоторые мужики, которым хочется…
– Так, давай закроем…. – я никогда даже не думала общаться с сыном на подобную тему. Да и для меня секс с той памятной ночи вообще не представлял какой-то ценности или интереса. – Насилие в большинстве своем лишь форма слабости.
– Это как?
– Если человек угрожает или делает больно другому, более слабому существу, значит, он сам боится. Боится показать, какой он слабый и трусливый.
– Значит, тот мужик слабый? – делает вполне определенный вывод Данила, и я чувствую, как начинает болеть голова, а руки дрожат от жажды признаться, но не время. А возможно Даниле и не нужны такие потрясения. Не нужно знать, каким идиотом бывает его отец. По сути сам еще ребенок. Не хочется ему говорить плохое про отца, но и врать не хочется.
– Он… Думает, что слабый. И это порой хуже всего, верить, что ты ничего не стоишь и унижать себя этим, – вот, отлично сказала.
Не знаю, понял ли что-то Данила. Но он молчал все то время, что мы идем до перекрестка, на котором стоит магазин Светланы Павловны. Она живет и работает в этой деревне всю жизнь. Иногда мы с Данилой приезжали сюда и неизменно видели ее за прилавком магазина. Цены она, конечно, задирала, но учитывая, что на тридцать километров работала одна, выбора у немногочисленных жителей особо-то и не было.
– Ну и куда вы намылились? – начинает она причитать с порога. – Ева!
Она упирает руки в бока и хмурится.
– Это из-за того идиота, что обещал мне разнести магазин и тыкал мелочовкой?
– Пришел он, придут остальные, – вздыхаю я, раздумывая, что еще взять в дорогу. – Да и тебя не хочется опасности подвергать. Я еще и по документам поддельным.
– Да уж. Попала ты в заварушку… А что с квартирой? Ее не отберут?
– Я уже ничего не знаю, – почти готова плакать. – Но возвращаться туда опасно. Даже за вещами.
– Это и ежу понятно. Так, – поворачивается она к прилавку, потом резко обратно. – Они же будут вас искать в доме старухи Евы. Значит, нужно спрятаться там, где они вас точно искать не будут. А как только обыщут дом, вернетесь туда.
– Я не совсем понимаю.
– Поживете у меня пока. Дом у меня большой. Места вам хватит.
– Ну нет, – даже шаг назад делаю. – Мне и так перед вами неудобно! И мне нечем вам платить за жилье.
– А готовишь ты все так же хорошо?
– Еще лучше! – улыбается вдруг Данил, который, очевидно, воспарял духом. На лице нет прежней обреченности. – Мам, ну хорошая же идея. Так во всех стратегиях делают. Отвлекают внимание.
Я все еще думаю о том, чтобы сходить проверить, как там Харитон. Но на чаше весов безопасность сына. А важнее ее нет ничего.
– Только если вам будет удобно, – снова смотрю на Светлану Павловну, которая только фыркает и спокойно отдает ключи.
– Уходить не буду. И велосипед в подвал спрячьте. Нечего им светить. Все. Чтобы больше слез я не видела. За тебя поручилась моя лучшая клиентка, оставила тебе все свое немногочисленное имущество, прекрасно зная, какое дерьмо этот урод Рашид. Так что не позорь ее память. А и еще, – остановила меня Светлана Павловна, когда Данила уже вышел через заднюю дверь. – Твой сынишка вылитый папаша.
– Светла… – ахаю я, чувствуя, как к щекам прилил жар.
– Да тихо ты. Просто такое сходство редкость. И кто знает, что взбредет этому мужику, когда он пацана увидит.
Я резала салат, готовя ужин, все время поглядывала из окна дома Светланы Павловны.
Наверное, ждала, когда по мощенной камнем дорожке будет шагать Харитон. Я беспокоилась. Данила заметил это и предложил проверить.
– Давай я съезжу посмотрю, живой ли этот мудила…
– Данила, ну что за выражения, – нахмурившись я взглянула на сына, который уже в нетерпении терся у порога. – Нет, а если он тебя увидит? Или приедут другие.
– Не увидят! Тем более меня в лицо никто не знает. Мы с тобой фотографировались один раз и эта фотография всегда со мной.
Звучит, конечно, гладко, но я не хочу рисковать.
– Нет, Данил. Давай не будем испытывать судьбу…
– Мам, я осторожно!
Порой он бывает удивительно упертым. Как в тот день, когда ему просто было необходимо поехать на парад в честь дня Победы. В итоге из-за толпы мы ничего не увидели, но он был счастлив, что смог меня убедить. И это в пять-то лет. Сейчас, как и тогда, мы спорили до хрипоты. Он никогда не истерил, доказывая свою правоту, просто давил на жалость, теперь сыпал аргументами. Но даже понимая, что с ним ничего не случится, я не могу уступить. Не могу рисковать. И как бы я об этом не говорила, Данила все настаивал и настаивал, пока наш спор не прервала Светлана, вернувшаяся домой.
Она сняла туфли, бросила сумку на тумбочку в прихожей и втянула носом запах ужина.
– Боже, скажи, что ты готовишь запеченную курицу с сыром.
– Это самое быстрое блюдо из моего арсенала, – улыбаюсь я, пока Данила стоит насупившись. Так ему хотелось поиграть в шпиона. Но не время. Не сейчас. – Я накрою на стол. Данила, поможешь?
Он отворачивается, даже не взглянув на меня, и топает смотреть телевизор, а Светлана с ухмылкой смотрит ему вслед. Потом кивает на стол.
– Я помогу. Не дергай пацана. Ему скоро предстоит узнать кое-что очень важное.
– Ну… Может не совсем скоро.
– Так и будешь прятаться от правды?
– Правда создает хаос. Ложь поддерживает баланс.
– Ой, не мели мне эту философскую чушь. Ты всегда была не от мира сего. Скажу я тебе вот что. Каким бы не был отец, сын должен о нем знать, – строго смотрит она на меня, пока я надеваю перчатки, чтобы достать курицу из духовки.
Ее слова впиваются в меня клешнями. Раньше я даже не предполагала, что придется вообще Даниле говорить, что у него есть отец. Меня ему всегда хватало. Проще было сказать, что папа умер, когда Данила начал задавать вопросы. И ведь так и было. И я сама виновата, что он воскрес. Своим приходом в его дом я запустила машину смерти, которая стремительно и неумолимо неслась на меня. Ведь одно всегда тянет за собой другое. Одно неверное решение может разрушить всю жизнь, как тогда, когда я повелась на его лживые речи и позволила мечте осуществиться.
– Данила, садись за стол, – позвала я и наконец вспомнила про Харитона. А если он лежит там же? А если ему нужна помощь?! – Светлана Павловна.
Очевидно в моем взгляде было все написано, потому что она усмехнулась.
– Жив твой мажор. Почти сразу после вашего ухода пришел в магазин и требовал у меня узнать, куда вы делись. Потом сел в машину и уехал.
– Значит, уехал? Мы в безопасности? – садится Данила и тянет руку к курице, а я забираю вилку.
– Ты руки помыл?
– Мам, – вздыхает он и идет в ванную, а я снова набрасываюсь с вопросами на Светлану.
– Он не шатался? Кровь не текла?
– Ой, ой. Позвони ему и спроси.
– Нет. С ним все кончено. Что бы я не говорила, он не будет меня слушать. Слишком сильно заботится о своем душевном состоянии.
– Если бы ты ему сказала, – делает она большие глаза, но я чуть дергаю головой, когда возвращается Данила.
Следующие минут десять мы смотрим по телевизору любимую битву экстрасенсов Светланы и едим курицу с картошкой. Мне неспокойно, хотя я и понимаю, что сейчас мы в относительной безопасности. Хотя надо было уезжать из деревни. Мне не хочется подставлять Светлану. И если за Харитона волноваться нечего, он не причинит ей физического вреда, то Рашид думать не будет. Просто снесет все на своем пути.
Мысли о нем тут же перебивают аппетит, и я иду мыть посуду. Я была уверена, что убила его. Жила с этим знанием семь лет. После такой потери крови не выживают. А Ильдар… Я даже не предполагала, что они могут оказаться родственниками, хотя и старалась держаться от него подальше. Просто потому что нерусские вызывали у меня подсознательный страх.
Но ведь странно то, что за столько лет работы на рынке он даже предположить не мог, кто я на самом деле. Так почему сейчас?
Если Харитон ничего про меня не выяснил, даже сейчас толком ничего не знает, то кому понадобилось докапываться до правды? А главное зачем?
– Ты напряжена, – подходит Светлана и двигает меня внушительным бедром в сторону. – Чувство вины гложет?
– Перед вами?
– Я-то тут при чем. Перед сыном.
– Светлана Павловна… При всем моем уважении.
– Поняла. Поняла. Но может хотя бы расскажешь, в чем суть конфликта. Ты боишься этого Харитона?
– Нет, – качаю я головой. Он страшен только для моего либидо, готовый в любой момент удовлетворить меня и себя. – Я скорее боюсь за него. Он, конечно, при деньгах и многое может. Но он даже не представляет, кто такой Рашид. На что он способен.
– Это от него ты бежала, когда на сносях была? – я киваю, протирая тарелки. Красивые. В этом доме, стоящем на отшибе, все красиво. Словно оазис посреди пустыни. И так хочется здесь остаться, не думать о прошлом. Больше не бояться.
– Ева, я с кем разговариваю?
– От него. Вернее, от его семьи.
– А как вышло, что Харитон отец пацана, – шепчет она мне на ухо и подает следующую тарелку.
– Это, – прикрываю глаза, погружаясь в воспоминания. – Долгая история.
Опять история. Харитон не хотел ее вспоминать. А я помнила каждую мелочь. Даже то, что лампочки в кабинете одной не хватало, а дверь не захлопнулась полностью, оставляя одну полоску света. И в этой полоске Харитон, во всем своем юном великолепии.
Он никогда не был красавцем в общем понимании слова, но было в нем что-то дьявольское. Порочное. То, что вынуждает хотеть его на любых условиях. Уже в школе для детей с рублевки, в которой он учился на пару лет старше меня, он казался почти богом. Не только мне. Всем девчонкам. Он не соблюдал правила, вел себя развязно и даже соблазнил учительницу, которую на следующий день выгнали с позором. Он просто поспорил, что сможет. И смог. Мне тогда казалось, он действительно может все. Даже сделать меня красивой.
Я гордилась тем, что могу каждый вечер в окне наблюдать, как он тренируется, как выходит после душа, как капли стекают по совершенному телу. Я никому не говорила, что живу рядом с ним, я хранила эту тайну в своем сердце. Как и яростное желание принадлежать только ему. Хотя бы на один раз.
– Я не спешу, – выдергивает меня из мыслей Светлана, убирая остатки ужина в холодильник.
– Просто как это часто бывает, наши желания сбываются совсем не так, как мы надеемся. А еще за все нужно платить. Вот я, наверное, и заплатила.
– И я должна что-то понять, – закатывает она глаза и идет к себе в комнату. А через пол часа, когда мы с Данилкой сели играть в карты, возвращается в спортивном костюме, но таком ярком, что слепит глаза. И он ей очень идет. – Нравится?
– Конечно! Вы такая стильная. Неужели на свидание?
– Угадала. Захаживает ко мне тут один фермер с соседней деревни. Люблю усатых, – подмигивает она мне и идет к выходу. А спешу ее проводить. За окном уже темень, ничего не видно.
Раздается звонок, и Светлана Павловна красит губы, кивая на дверь.
– Мой принц пришел.
За спиной фыркает Данила, убирая карты и снова включая телевизор. Я же только шикаю на него. Мне кажется здорово, что даже в таком возрасте Светлана не теряет надежду найти своего принца. И, возможно, стать счастливой.
Она открывает двери и тормозит на пороге. Я даже пытаюсь заглянуть за ее плечо, но она занимает весь проход.
– Мам, что там? – любопытствует Данила, которому уже и телевизор стал не интересен.
О проекте
О подписке