– Ты, может, скажешь, как тебя зовут? – зачем мне это? Чтобы знать, о ком думать, пока мы едем и молчим?
– Зачем? – бросает взгляд на магнитолу, а я выключаю музыку. Я устала молчать и думать. Хочу говорить.
– Потому что мы проведем рядом еще некоторые время, потому что мы, в конце концов, попутчики, хоть и вынужденные. И согласись, немного нечестно, что ты мое имя знаешь.
– Жизнь вообще несправедлива, – и это все, что ты скажешь?
– Придурок, – отворачиваюсь я, продолжаю смотреть уже несколько надоевший пейзаж за окном. Мы довольно долго едем. – Мы в аэропорт?
– Да.
И опять так просто. А подумать о том, что мне нужно переодеться, он не мог?
– Мне нужна одежда. Или ты забыл, что выдернул меня в одной футболке?
– Ты вроде и голой готова была пойти. Для тебя ничего не стоит своей пилоткой сверкнуть.
Значит, заметил?
Жду продолжения, но он снова замолкает.
– Для меня может и ничего не стоит, но мне все равно нужна одежда.
– Бутиков здесь нет.
– Мне подойдет и гипермаркет. Шорты и футболку я могу купить где угодно. А может отец, кроме прочего, сказал меня унизить?
– Унижаешь ты себя сама.
Да что ты? Какие мы правильные. Уверена, что уже вечером он будет унижать себя мыслями обо мне и моем белье.
– Много ты знаешь, – хмыкаю и руки на груди складываю.
– Достаточно для того, чтобы избавиться от тебя как можно скорее.
Ох, какие мы нежные. А может это бравада, потому что он еле себя сдерживает?
– А что, – поворачиваю лицо и смотрю на жёсткие линии его лица, как из бумаги вырезанные, особенно в закатном солнце, – боишься, что нарушишь запрет отца и влюбишься в меня?
– Не боюсь, – он даже не реагирует, а через паузу говорит с усмешкой. – Было бы в кого влюбляться. Не люблю собирать чужие объедки.
Меня как на кочке подкинуло. Что ты сказал?!
Ненависть и злость взметнулись вихрем в груди. Отношение того, кто, как минимум ниже меня по социальному статусу, просто выбесило. И я с ревом нацелилась вцепиться в его рожу.
Но он словно знал о том, что я собираюсь сделать. Остановил мой резкий выпад рукой, сжав до боли горло. Да так, что дышать стало нечем. Адреналин захлестнул с головой. Ехать на скорости сто сорок и смотреть в его глаза оказалось похлеще любого алкоголя. Еще немного и я готова его поцеловать. Его губы так близко, что у меня собственные от желания горят. Ну давай же. Прямо сейчас. Но он все портит.
– Никогда не нападай, если не готова к драке.
– Да пошёл ты, – царапаю его руку, оставляя там кровавые борозды от крови.
Он отпускает меня, почти вбивая в дверцу машины. Больно, но комок в горле больнее.
Я тут же гордо лезу на заднее сидение, сворачиваюсь клубочком и утыкаюсь носом в спинку.
Объедки.
А если бы он знал, что у меня никого не было, как бы отреагировал?
Начал бы относиться по-другому? Но я ему такого подарка не дам. Или нет… Лучше подарю, чем сделаю еще хуже. Он не просто влюбится в меня. Он полюбит меня так, что сдохнуть захочет. А когда влюбится, когда придет забрать меня у отца, я его просто выкину как шавку, которой он и является.
План мне нравится.
Давно у меня не было цели. Теперь и дышать как-то легче. Я утираю слезы. Снова сажусь рядом с ним, не забыв в очередной раз задеть задницей колючее лицо. Затем включаю обратно диск Арбениной и уже подпеваю песню.
Кошка хочет курить,
у кошки намокли уши,
кошка хочет скулить,
ей как и собаке хоть кто-то да нужен.
над кошкой плывут облака московские,
звезды щекочут лапы,
хотя бы немного молока и можно быть сильной,
но нужно быть слабой.[3]
– Про супермаркет не забудь… Пожалуйста.
Он хмурится, но кивает. И действительно, через пол часа моего ора под Арбенину, который он, кстати, даже не остановил, тормозит возле крупного областного гипера. Я уже собираюсь выходить, как вдруг чувствую захват. Чужак дергает меня к себе, почти нос к носу.
– Если мне придётся за тобой бегать или искать, то домой полетишь не на самолёте, а поедешь в багажнике. Все две тысячи километров. Поняла меня, кошка?
– Доходчиво, – усмехаюсь, пытаясь ощутить боль от того, как он сжал мне руку, но чувствую только приятные мурашки от того, что он ко мне прикоснулся. – К тому же, я не собиралась убегать от того, кто станет первым мужчиной в моей жизни.
Улыбаюсь я и поднимаю свободную руку, чтобы коснуться его лица. Интересно, какой он там за этой густой щетиной?
Он дергается назад и сильно хмурится, но вопросов не задаёт.
А я ослепительно улыбаюсь и выхожу из машины.
Два-два, солдат.
Мы заходим в магазин, и я сразу иду штурмовать отдел одежды. Ну тут, конечно, полный треш. Нет ничего достойного моей красивой задницы, и такого, чтобы этот бесчувственный пал жертвой моих чар.
– Долго еще? – слышится за спиной, и я вздрагиваю. Черт, какой у него все-таки голос, просто атас. Поворачиваюсь с улыбкой и пихаю ему свой рюкзак.
– Столько, сколько нужно.
Начинаю набирать одежду в руки. Шорты, бриджи, футболки, маечки, шлепанцы. Я ведь до сих пор босиком. Иду в примерочную и смотрю на своего провожатого через спину. Он как обычно не проницаем. Но, что интересно, почти на меня не смотрит.
Закрываюсь в примерочной и кидаю его футболку через верх. Прекрасно знаю, что словит. По нему видно, что с реакцией все нормально. Затем начинаю мерить одежду, ткань которой меня очень не устраивает. Но этот придурок прав, в бутик он меня не повезет.
– Ты хоть бы имя свое сказал, а то я уже устала в своей голове тебе эпитеты придумывать.
– Мне тебе посочувствовать? – отвечает он вопросом, что дико злит, но я все равно улыбаюсь, когда отодвигаю шторку и предстаю перед ним в кроваво-красном топике и таких же шортах в облипку.
– Нет, конечно. Что скажешь?
– Скажу, что кто-то не посмотрел размер.
– А, по-моему, сидит идеально.
Он подходит вплотную и берет бирку, на которой указан подростковый размер.
– Ну и что. Я почти подросток. Вообще-то только школу закончила.
– А ведешь себя, как прожженная сука. Но кто я такой, чтобы судить тебя, верно?
Мне нужно быть милой, милой и доброй. Но не получается. Я просто снимаю с себя все это и кидаю ему в лицо.
– Повесь на место, раз такой правильный.
Вижу, что рядом рот открывает мужичок, но его тут же уводит возмущенная жена с выводком. И почему у них вечно такой вид, словно дети – единственное в жизни счастье. Хотя, судя по мешкам под глазами…
Закрываю штору и надеваю свободные шорты цвета хаки, шлепанцы и свободную футболку. Но тут через верх мне летит комплект нижнего белья.
– Белье надень.
– Волнуешься за мою честь или ревнуешь, – выглядываю, снова стягивая с себя футболку.
– Чтобы ревновать человека, меня должна заботить хоть сколько-то его судьба. А твоя волнует меня ровно настолько, чтобы вернуть тебя отцу живой.
– И девственной?
– Сомневаюсь, что это про тебя.
– А проверить не хочешь?
– Нет желания. Если мне будет нужен секс, я найду его без помощи охеревшей малолетки.
– Малолетки. А самому-то тебе сколько лет?
– Ты задаешь слишком много вопросов. Давай живее одевайся или…
– О, новые угрозы. А папа разрешил со мной так обращаться?
– Ты сама разрешила. Более того, – он подходит так близко, что я вижу шикарные ресницы, которым можно позавидовать. Черт, как же он крут в этой своей бесчувственности и безэмоциональности. Как же хочется увидеть его в гневе, вывести из себя. – Ты даже разрешила себя поиметь… Жаль мне это не интересно.
– Нет? А может ты этот… Заднеприводный? Иначе как объяснить, что ты можешь не хотеть заняться сексом с такой, как я?
– Ну почему же. Ты красивая картинка. Только вот я не привык жевать картон.
Я не смогла себя контролировать. Рука взметнулась против воли. И мне ничего не осталось, как только смотреть, как по его лицу растекается красное пятно. Он даже не дёрнулся. А у меня рука теперь болит так, словно я по скале долбанула. Дура, куда вот лезу. Такой сожрет и даже не подавится. Но я, как чертова бабочка, лечу к этой электрической лампе, потому что, блин, хочу быть сожранной именно им. Дура дурой. Но когда еще выпадет в моей жизни шанс встретить такого вот Халка.
Он не отвечает на мой удар. Просто отходит.
– Когда начинаешь размахивать руками, помни, что тебе может прилететь в ответ. Одевайся, через минуту выходим.
Так и хочется ему язык показать. Но я говорю вместо этого.
– Не смей судить кого-то, пока не прошел его путь.
Закрываю шторку и переодеваюсь. Надеваю-таки белье, ту же футболку и шорты. Под шторку мне заезжают кеды, кстати, нужного размера. Дико безвкусные, но я все равно их обуваю. Смотрю на себя и почему-то смеяться тянет. Ну забавно же. Словно в поход собралась. Вышла и тут же словила свой рюкзак.
– Отлично, пошли.
Иду за ним как нашкодивший ребенок, честное слово.
– Одежду нужно сначала пробить, потом надевать, – тормозит нас кассир. Рыхлая, уставшая женщина. Ну, конечно, у них правила. Или ей просто захотелось показать свою власть.
Мой воспитатель молчит, а потом вдруг наклоняется и лезет в карман своих широких штанов хаки. И вдруг в его руке мелькает лезвие. Глаза кассирши расширяются, она, как рыба, открывает и закрывает рот. А потом вдруг это лезвие тянется ко мне. Он просто срезает с моей одежды бирки, не забыв залезть под футболку. Черт, это все просто не передать словами. Его запах, его кожа, серебристое лезвие в руке. В голове сразу картинки из исторических романов, где варвары брали девственниц, приставив ножи к горлу и упиваясь их слезами.
Кассир больше ничего не говорит, а старенький охранник вообще в стороне держится. Через минуту, оплатив покупки, мы уже на улице. Идем к машине. А значит, скоро аэропорт. А значит, это последний день, когда я его вижу. И мне нужно срочно что-то придумать, чтобы этот день не закончился сегодня.
Давно у меня так не болела голова. От мыслей. От идей, которые я откидываю одну за другой, как будто выбираю платье на вечеринку. Начать истерить? Попроситься в туалет и убежать в лес? Сказать, что мне плохо и начать задыхаться? Раздеться до гола и начать себя удовлетворять?
Бреед…
Обычно мне не нужно думать, как соблазнить мужика, оно как-то само. Хватало взмаха длинных ресниц, упавшей под парту ручки, и фантазия парней сама включалась. А тут мужик.
И с какой стороны к нему подступиться, я не знаю. Словно пытаться на каменную статую забраться. Скользкую от дождя…
Начать можно, конечно, с самого дебильного и банального, а главное правдивого, а там как пойдет.
О проекте
О подписке