– А ну… Пошла… Пошёл… – боясь отпустить подоконник, я принялась шипеть и покрикивать на ворона. – Улетай! Давай! Кыш! Брысь! Да свали ты уже!
Довольно крупный и упитанный ворон только и сверкал своими красными глазищами, очень жутко водя птичьей головой из стороны в сторону. Мне почему-то от этой птицы сделалось так же страшно, как и от графа.
– Уйди же. Лети. Здесь для тебя ничего нет.
Ворон странно втянул голову, да так, что его шея практически исчезла, спрятал клюв под крыло, а потом как плюнул в меня какой-то костью, что я и подоконник отпустила, и на попу присела.
Верещала я, как при своём пробуждении. Думала, сама оглохну от своего крика или свалюсь в обморок от недостатка кислорода.
– Кар-р! – очень зловеще каркнула птица.
Я аж заткнулась. Ноги под себя поджала, руки вперёд выставила и наконец-то увидела, что лежало на полу.
– Да ну? – охрипшим голосом прошептала я, метнув недоумённый взгляд на явно недовольную птицу. – Это не кость?
Ворон оказался не таким волшебным, как я себе уж было нафантазировала. Он не ответил.
Осторожно тронула сероватый и продолговатый предмет, совсем небольшой, на самом деле похожий на косточку, скажем, птицы, поменьше той, которая в меня плевалась и зловеще каркала. Твёрдый на вид, предмет оказался очень плотной бумагой, картоном, скрученным и свёрнутым в небольшую трубочку с распушившимися краями.
Почему-то разворачивать эту трубочку сильно не хотелось. Но казалось, что у меня не было выбора. Проклятый ворон будто ждал и нервничал, выхаживая взад-вперёд по подоконнику.
«И не сдует же тебя ветром вниз куда-то, а?» – зло подумалось мне.
Я не видела никакого смысла вести переговоры с пернатыми шантажистами, не желающими покидать мою территорию. Даже если это письмо, что тогда? Как я его прочту, если я языка не знаю? Как напишу ответ? Хотя с другой стороны, если я разговаривала и меня понимали, я понимала местных, вполне возможно, что я смогла бы на чужом языке и читать, и писать… Но а если это проверка от моего муженька?
В конце концов, я сдалась и с горем пополам развернула послание. Сначала я не видела ничего, кроме серого картона, а потом на нём стали появляться странные символы и закорючки, что непостижимым образом складывались в слова.
«Надеюсь, тебе есть чем порадовать своего отца? Что ты успела выяснить? Отправь с Рархом ответ, как можно скорее. У нас мало времени. И помни, выродок ничего не должен заподозрить о твоём даре».
Я прочитала очень странное послание отца к дочери несколько десятков раз. Замёрзла, как не знаю, кто, а противный ворон всё не улетал. И лапы у него не болели. Вон, сколько километража уже намотал по подоконнику.
Вздохнув, я попыталась сложить картон, придать ему прежний вид, но, видимо, для такого занятия требовался опыт и тренировки. Получившаяся у меня трубочка была шире вдвое.
До конца не веря, что это делаю, я заговорила с птицей:
– Рарх, да? Миленький, улетай, пожалуйста. – стуча зубами, взмолилась я. – Ты не видишь, что я здесь пленница? Не понимаешь? Мне нечего тебе дать. Мне нечего ответить. Улетай, пожалуйста. Я ничего не знаю.
Ворон остановился. Перебрал лапами, распушил оперение и каркнул так громко, что у меня сердце замерло.
– Да не знаю я ничего! Граф меня взаперти держит! Ты не видишь, что ли, что его здесь нет? Так ты сойди с подоконника, осмотрись! Что ты каркаешь на меня таким тоном?!
Птица зловеще прищурилась.
Я чуть чувств не лишилась, когда позади меня раздался скрежет, а ворон, взмахнув могучими крыльями, рухнул камнем вниз с подоконника.
Это была подстава всех подстав! Граф только-только графиню, вернувшуюся к жизни, "поприветствовал", застав её, целующейся с другим мужчиной, а графиня уже дел натворила. Окно почти расколотила, тепло из комнаты выпустила, письмо от странного папочки получила, полагаю таинственное, секретное, не сулящее графу ничего хорошего…
Ой, блин!
Не придумав ничего лучше, я зашвырнула отцовское послание Сэйме вслед за вороном, подтянула к себе рухнувшие шторы, вместе с карнизом, и даже не пошевелилась, услышав скрип дверей и чьи-то тяжёлые шаги.
– Что, выброситься из окна тоже не получилось? – не добившись от меня никакого внимания, тихо хмыкнул мой дражайший супруг.
Я заставила себя сидеть на месте и не оглядываться. На языке вертелось так много колкостей, что не стоило даже губами шевелить.
– Ты простудишься. – сказано мне было чуть громче.
Да неужели его беспокоило здравие своей жены? Вот уж не верилось.
– Я не отменю своего решения. Лекарь сегодня умрёт. Учти, если ты заболеешь, лечить тебя будет некому. Нового пришлют только в следующем месяце. – ещё громче проговорил граф. – Дарийка!
Я не шелохнулась.
– К чему ты снова пытаешься меня принудить?
Оставив и этот его вопрос без ответа, я натянула повыше шторы, укуталась в них плотнее и громко вздохнула.
– Я твой муж! Я приказываю тебе… – мой новый громкий вздох оборвал графа на полуслове. – Что ты хочешь? Чего ты добиваешься?
Быстро преодолев разделяющее нас расстояние, граф прошёл мимо меня и замер у распахнутого окна. Невольно, я подняла на него глаза, отметив, что он успел переодеться, стянуть свои длинные волосы в забавную низкую гульку. Наверняка он успел ещё и попить, покушать и пописать. В отличие от меня!
Недолго постояв ко мне спиной, мужчина потянулся к деревянным рамам и ловко закрыл оба окна. Без ветра стало сразу же как-то теплее и чуточку спокойнее.
– Я приказываю тебе встать с пола.
Уж от такой наглости моё красноречие пошло в атаку на мою выдержку.
– Приказываешь? На каких основаниях?
– Я твой муж. Имею право. – заявил и глазом не моргнул.
– Я твоя жена. Я тоже имею право тебе приказывать.
– Я не веду себя как… как ты.
– Да какая разница? – равнодушно отозвалась я. – Ты приказываешь мне подняться с пола, а я приказываю тебе не приказывать мне. По-моему, всё честно.
– Не забывайся, дарийка! – граф начал как-то странно порыкивать, чем заработал мой настороженный взгляд. – Вставай! Немедленно! – подавшись в мою сторону, он резко склонился надо мной, скомкал ткань на моих ногах своими ручищами и как дёрнул. Да вместе с моим лёгким платьицем!
Я пискнуть не успела, как в руках у графа оказалось и моё пришедшее в негодность платье, – явно какое-то похоронное, – и штора со взметнувшимся вверх карнизом, а глаза у графа сделались большие-пребольшие. И это его даже карнизом не приложило!
– Полагаю, без одежды, я заболею гораздо быстрее. – скучающим тоном я поделилась своим предположением с остолбеневшим драконом и в очередной раз тяжело вздохнула.
Шоковое состояние графа оказалось заразным. Я и подумать, не могла, что взрослый мужчина, муж, по сути, может реагировать на обнажённое тело жены подобным образом.
Казалось бы, справившись с потрясением, мой муж разозлился. Что-то прокричав о демонах и богах, он грозно пригрозил мне пальцем и, раскрасневшись от гнева, убежал.
Вместе со шторами, карнизом и моим платьем.
Я была в шоке. В полнейшем недоумении. Сам, главное, рукам волю дал, сам штору сдёрнул с меня вместе с моим платьем, ещё и орал, будто не сам накосячил, а я в чём-то была виновата. Даже двери забыл запереть. Во как!
На что злиться, спрашивается?
Осторожно поднявшись на ноги, я потянула с кровати светлую ткань, обмоталась ей, как смогла, и медленно двинулась вдоль стен своей темницы. Рассматривая причудливые полочки, шкафы и тумбочки, с некоторых я снимала большие отрезы ткани, с некоторых брала странные фигурки, что привлекали внимание своей несуразностью, а к некоторым вообще не хотелось прикасаться, потому что выглядели они ну очень жутко. Больше всего поразил шкаф, который оказался дверями.
Несмело заглянув внутрь небольшого помещения, я с удивлением обнаружила там уродливый сортир, огромное деревянное корыто с высокими бортами и ещё одну дверь.
Выходит, возможность спокойно пописать никто у меня не отнимал?
Утолив часть своих физиологических потребностей, я вернулась в основную комнату и продолжила осматриваться. Как бы я ни старалась, а взгляд снова и снова возвращался к столу и полке, где были разложены сухие цветы, странные косточки, украшения, железяки, какие-то черепа, жёлтая бумага, карандаши, разные по своей ширине, но одинаковые по цвету – чёрные.
Я не то чтобы смирилась со своей участью и возжелала стать примерной женой, но свой интерес уняла, отдав приоритет приказу мужа. В комнате было довольно прохладно. Возможно, не настолько, как мне тогда ощущалось, но, тем не менее, от пола шёл просто невероятный холод, распространяющийся по моему телу от босых ступней. Да и этот кусок ткани на мне… Марля, ей-богу.
Отыскав наконец-то шкаф с нарядами, я надолго у него зависла. Мало того что здесь не было ничего, кроме платьев и исподнего, которым при желании можно было бы обернуть одну из прикроватных тумбочек, так эти треклятые платья были словно на какую-то принцессу сшиты. В таких только на балах отплясывать, а не от холода спасаться.
– Какой кошмар. – тихонько простонала я, присев и закопавшись в нижнем ящике с обувью.
Выбор был невелик. Несколько причудливых башмаков на толстой подошве, мягкие сапожки, странные тапки, показавшиеся мне излишне широкими, и изумительные галоши. Не будь я уверена, что тугая и плохо гнущаяся резина не сможет дать мне тепла, я бы выбрала их, а так… Пришлось натягивать сапожки и возвращаться к выбору платья.
Наверное, от этого безумия, в которое я угодила, я не только медленно сходила с ума, но и, откровенно говоря, борзела и становилась храбрее.
Перебирая платья, одно тяжелее другого, я буквально физически чувствовала, как крепнет моё возмущение выходкой графа. Даже не зная, саван на мне был или нет, я хотела то лёгкое платьице, которое угробил муж Сэймы. И плевать мне было, что я бы в нём не согрелась абсолютно. В нём я могла ходить, сидеть, падать, пятиться… А в этих что? Даже если отыскать нож или ножницы, откромсать лишние юбки и оборки, тяжесть корсетов, многие из которых были расшиты разноцветными камнями, ни на какое удобство даже не намекало.
Хотя… Красиво, конечно. Не платья, а произведение искусства. Я бы здесь все полы слюной заляпала, если бы открыла дверцы этого шкафа при других обстоятельствах, имея множество альтернатив. Пожалуй, именно это и бесило. Отсутствие выбора, альтернативы.
– Какой гад… – злясь на графа, шептала я. – Сам переоделся. Безобразие с расшитыми рукавами и воротником сменил на рубаху. Штаны на нём удобные. Обычные… А мне страдать?
Некстати, вспомнилась ситуация с лекарем. Я ведь посчитала этого бородача мужем Сэймы, графом… Может, я и насчёт супруга ошиблась?
С едва теплившейся надеждой, я отошла от шкафа и продолжила осмотр комнаты. Просчиталась. Граф был подонком. Мерзавцем. Никаких других вещей здесь не нашлось. Вся одежда графини была разложена и развешана в одном-единственном шкафу. Мои надежды рухнули в одночасье.
Пришла пора разделять и властвовать. Настенька рвалась в бой. Порывалась отыскать мужа Сэймы и устроить ему хорошую взбучку, стребовав новый гардероб или даже что-нибудь приватизировав из гардероба супруга, а вот Сэйма… Сэйма вообще ничего не хотела. Её не существовало. Но та часть моего сознания, что я отвела для неё, Настенькиным голосом шипела: «Не отсвечивай! Не привлекай внимание. Не выделяйся. Ты – не ты. Мы – не мы. Мы – другой человек. Граф к своей жене, видела, как относится? Что ему левая девка? Узнает, убьёт!».
Сэйма-шельма победила, в общем.
Кое-как упаковав себя в платье, я оставила корсет незашнурованным и, шурша тяжёлыми юбками, добралась до кровати.
Прилегла, укрылась одеялом и уставилась в потолок невидящим взглядом.
О проекте
О подписке