Хотелось разбить телефон, услышать, как скачут пластиковые осколки по напольной плитке. Хотелось взвыть и впиться ногтями в лицо, выцарапать все подобие с двойником…
Надя сдержалась. Дрожа всем телом, заставила себя на перемотке досмотреть тошнотворный ролик до конца – тыкала полоску воспроизведения, подгоняя бегунок, выхватывая отдельные сцены, пока сердце с болью выламывало ребра. Не выдержала и отключила звук уже на первой минуте.
«Заценила
Это нахрен
Совсем
Не смешно!!!»
Автокорректор услужливо исправлял все промахи за непослушными пальцами.
«порнуха и не должна быть смешной, это же не стендап»
«Издеваешься? Зачем, просто скажи мне зачем ты это сделал?»
Она уже взяла билеты, все распланировала. Сняла номер в питерском хостеле для плохого расклада и прикупила новое нижнее белье – для хорошего.
«надь, это неверный вопрос. подумай вот над чем: уже сегодня я могу отправить это видео всему списку твоих друзей»
«Ты больной?! Кого ты думаешь сейчас удивить дипфейком, никто не поверит, что это я. Да у нее даже сиськи не мои!»
«Фоточку». Каждая сраная фоточка, что она ему отправляла, – да еще и с разных ракурсов, ха! – легла в основу этой мерзости, собранной в простеньком редакторе клипов от социальной сети.
«Ты забыл, в каком веке живешь? Тебя забанят. Все узнают, что ты сделал, ты потеряешь все. Никто не будет вести с тобой дел!»
Она стучала ноготками по сенсорным клавишам, представляя Никитины глаза. От этого хотелось бить только сильнее.
«факты теперь мало кого волнуют, важнее впечатления, разве нейросети вам не для этого? интересно, какое впечатление этот ролик произведет на твоих родителей»
Надя вспомнила опущенные брови отца, представила его хриплый голос: «доигралась со своими сетками»… Где-то на самой границе слуха зажужжали лезвия невидимого блендера.
«я дам тебе время. бесись, разбей что-нибудь, проклинай меня. но потом мы поговорим»
Надя печатала долго. Стирала и набирала заново, матерясь под нос. А слезы на экране лежали увеличительными стеклами.
Наконец она сдалась и написала только:
«Сука, какая же ты сука.
Чего ты хочешь?»
Еще никогда она так не прилипала взглядом к иконке «Никита печатает…»
«это правильный вопрос»
Надя начинала замерзать. Пританцовывала у грязного сугроба, пытаясь отогреть дыханием озябшие пальцы. Помогало слабо. Желтые разводы на снегу блестели в единственном пятне света, другие фонари почему-то не горели.
Остальная Москва шумела за рядом темных многоэтажек, и лишь мерцающая вывеска дешевого рок-кафе напоминала, что и в дремлющем «спальнике» по ночам есть какая-то жизнь.
Музыка внутри стихла двадцать минут назад, подвыпившие посетители шумными стайками разбредались по домам.
Надя проверила чат, но последним висело ее же сообщение: «Я тебе коллектор что ли?» Две галочки – прочитано. Раньше Никита ее так долго не игнорировал.
Музыканты вышли через служебный вход, как и ожидалось. Долго грузили ящики с аппаратурой и черные футляры с инструментами в безразмерный багажник грязного универсала.
Илью Надя узнала сразу – видела на фото в соцсетях. Она писала ему, он не ответил. Звонила, он не поднял. Она подождала, пока он распрощается с остальными и подойдет к своей машине, прежде чем его окликнуть.
– Автограф? – спросил Илья, видя ее несмелую походку. Он уже забрался в салон и провернул ключ в зажигании.
– В прошлом году вы взяли у Никиты Соловьева деньги на рекламу своей группы. Двести тысяч. Я пришла за долгом.
Голос срывался, будто она снова с задней парты оправдывается перед учителем за забытую домашку. Что она вообще здесь делает? Давно следовало писать в техподдержку, звонить в полицию, предпринять хоть что-нибудь, чтобы злополучный ролик никогда не обрел аудиторию. Но снова и снова перед внутренним взором появлялось хмурое лицо отца…
Илья с длинной щеткой в руках выбрался из машины, принялся смахивать снег с лобового стекла.
– И с чего ты взяла, что я отдам деньги тебе?
– Никита попросил меня забрать.
Илья замер, посмотрел на нее исподлобья.
– Никита? Ты обдолбанная, что ли?
Он вернулся в машину под ее тихие всхлипы:
– Пожалуйста, пожалуйста, мне очень надо…
Хлопнула дверь. Горячие слезы кусали остывшие щеки.
Блуждающий взгляд мазнул по зассанному снегу, по разбитым бордюрам, по пустым бутылкам у обочины…
Бутылка легла в руку.
Бутылка полетела в лобовое стекло.
Удар невидимым пауком сплел паутину из трещин, по ее нитям растеклось недопитое кем-то пиво. Звуки долетали до Нади с опозданием.
– …Конченная! Дура конченая! Понял я, понял, хорош уже!
…В машине Надя вцепилась бледными пальцами себе в колени, чтобы хоть как-то обуздать дрожь. Никак не получалось успокоиться. Казалось, вытащи на свет еще хотя бы одну эмоцию, и Надя развалится, как башенка из деревянных кирпичиков в дженге.
Она переступила черту, но это только начало. Дело не в деньгах, Никита может проверять ее внутренние границы вечно. Сегодня он попросил ее вернуть долг, что потребует завтра? Всего за день она сама стала безвольной программой, и консоль управления – у него.
– Зачем ты это делаешь? – тихо спросила она.
– Зачем играю? – Илья принял ее вопрос на свой счет. Он вел одной рукой, другой стряхивая пепел с сигареты за окно. То ли от дыма щурился, то ли высматривал дорогу между трещинами на стекле. – Знаю, все говорят, на музыке сейчас имя не сделать. Но я тебя спрошу: а почему не играешь ты?
Неуместный вопрос заставил отвлечься хоть на секунду.
– Я… я не знаю, никогда не…
Илья не слушал.
– Я же вижу, как тебя корежит. Да, дорогуша, все дело в боли. Не болит и не корежит – нечего тебе делать в музыке! У нейронок ничего не болит, и это не музыка.
Он отвез Надю к круглосуточному банкомату, терпеливо дождался, пока она пересчитает деньги.
– Тут только сто тридцать!
– Комиссия. За разбитую лобовуху, – невозмутимо ответил Илья. Он будто и вовсе не сердился, на лице читалось желание поскорее закончить эту ночь. – У меня больше нет. Правда.
Она ему поверила. Не стала даже спрашивать, где ставят такие дорогие стекла для его колымаги. Ей все еще было стыдно перед этим уставшим рокером в потрепанной косухе не по размеру. Такие гордо уйдут последними. На полумертвых страницах соцсетей будут громко звать свои редкие выступления «концертами» и писать музыку, даже когда никто не будет их слушать.
– Тебя подкинуть?
– Спасибо, я на такси.
Декабрьское солнце отражалось от панорамных окон бизнес-центра, слепило, стоило поднять глаза. У входа дымило несколько бородачей с кофейными стаканчиками в руках. Надя нетерпеливо топталась неподалеку, поглядывая на часы.
С Алексеем они должны были встретиться вот-вот. Второе задание Никиты.
«Сколько их будет?» – спрашивала она.
«не волнуйся, я не собираюсь гонять тебя вечно»
Курильщики вернулись в здание, остался только один – с очками в толстой оправе, низко сидящими на раскрасневшемся от мороза носу. Он затушил сигарету и подошел к Наде.
– Алексей это я.
– Надя. Я от…
– Понял уже. – Он оглянулся. – Давай не под камерами.
Тут же страхи вновь потянули когтистые лапы к измученному сердцу. Как же она вляпалась! Что, если по указке психа она покупает сейчас наркотики или оружие? От этого будет куда сложнее откреститься, чем от фейкового ролика.
«Хватит, – одернула себя Надя. – Ну какое оружие посреди дня в центре Москвы?»
Свернув за угол, Алексей напомнил:
– Деньги. – И, взвесив в руке тугую пачку, уточнил: – Здесь все?
– Двести.
Разницу ей пришлось докладывать из своих, изрядно прохудив с таким трудом накопленные сбережения.
Алексей пересчитал, слюнявя пальцы, и лениво спрятал пачку в правый карман. Когда он резким движением расстегнул молнию на левом, Надя перестала дышать. Ясно представилось, как ей протягивают пакетик с порошком или таблетками, или еще какой-нибудь дрянью, а уже в следующую секунду со всех сторон как из ниоткуда сыпятся двухметровые амбалы в черных балаклавах, и вот уже она уткнулась лицом в мерзлую бордюрную плитку, а на запястьях щелкают браслеты наручников…
В Надину ладонь легла флешка. Самая обычная, в пластиковом корпусе и с потертой надписью «16Gb». Архаизм в век облачных технологий.
– И что мне с этим делать?
– Там все просто, главное – чтобы на устройстве был выполнен вход в его аккаунт. Я допилил инсталлятор, теперь с ним даже ребенок справится. Распаковываешь архив, жмакаешь exe-файл, а там разберешься.
Надя смотрела на него с недоумением. Открыла уже было рот, но не успела ничего сказать.
– Все, давай.
И он исчез за углом.
Надя постояла немного, бессмысленно разглядывая флешку, будто на глаз пыталась определить, чего там такого записано на двести тысяч, затем достала телефон.
«Я забрала.
Что дальше? Хочу закончить с этим поскорее».
«а дальше мы встретимся. ты же еще не сдала билеты?»
Все смешалось: поезда, вокзалы, морозные узоры на стекле, равнодушное лицо таксиста – свободных автопилотов не нашлось, – пустой синтетический рок в наушниках… Питер серым маревом пронесся мимо.
Надя долго не решалась войти в подъезд, зачем-то обошла кругом дом. От кондитерской на первом этаже осталась только вывеска да объявление об аренде у входа. В пустующем зале за пыльными окнами валялся строительный мусор.
Обещанные Никитой ромовые бабы и те были обманом.
Поднимаясь в лифте, Надя думала, как сдержаться и с первой секунды не вцепиться ему в горло. Пенистые волны то вырастали, выталкивая наружу накопленную злость, то опадали, оставляя на внутренностях холодные капли страха.
Тугая кнопка звонка никак не хотела нажиматься и едва не стоила сломанного ногтя. Голосу из квартиры пришлось пробиваться сразу через две преграды: закрытую дверь и бой крови в Надиных ушах.
– Кто?
– Никита, открывай…
Спустя, казалось, тысячу ударов сердца щелкнули замки. И только тогда до Нади дошло, что голос был женским.
Жернова кофемашины, грохоча, мололи ароматные зерна. Другие жернова измельчали сейчас извилины в Надиной голове. Нужно было срочно проверить сообщения, убедиться, что всю эту переписку не выдумала она сама. Но не осталось сил тянуться к телефону, а может, она просто боялась расписаться в своем сумасшествии.
Плотный, чуть горьковатый запах медленно отрезвлял, кухня перестала расплываться перед глазами. Загудела помпа в пластиковом чреве, пропуская воду через спрессованную кофейную таблетку. Могла Надя представить, что капучино из этой кофемашины ей будет варить Никитина жена? Что у него вообще есть жена?
– Мы развелись за три недели до того, как это случилось, – сказала Таня, ставя перед гостьей чашку. – Нормально разошлись, даже остались друзьями. Это моя квартира, он съехал к кому-то из знакомых… Сам, я не выгоняла.
Надя медленно ворочала чашку, глядя, как колышется молочная пена.
– Мы хорошо расстались, – твердо повторила Таня, будто ее собирались в чем-то обвинить.
– Как это произошло? – спросила Надя чужими губами.
– Его сбила машина, беспилотник. У них тоже есть тормозной путь, – пояснила Таня под недоверчивым взглядом. – Никита был пьян, выскочил прямо перед капотом… Запись с видеорегистратора это подтверждает.
Кофе пили в тишине. Надя делала небольшие глотки, не чувствуя вкуса, машинально слизывала молочную пену с губ. Потом сказала:
– Прости за дурацкий вопрос. Кто-то мог писать с аккаунта Никиты… после его смерти?
У всего есть логика, мертвецы не возвращаются просто так.
Таня на миг задумалась.
– А, ты про нейронку эту? Никита договор подписывал… Как ее?..
– «Мы помним», – подсказала Надя, чувствуя, как что-то в мозгу с легким щелчком встало в паз.
– Да, точно. Плохая была идея. Я не смогла долго разговаривать… с этим.
Надя кивнула. Сидящая перед ней женщина не спеша допивала свой американо без сахара и даже не догадывалась, каким образом «эта нейронка» использовала «хоум видео» ее покойного мужа. Где та черта, за которой привычная жизнь становится сраной серией «Черного зеркала»?
– Ты так и не сказала, откуда знаешь Никиту, – опомнилась Таня.
– Да, секунду… извини. – Надя разблокировала телефон, пробежалась по непрочитанным сообщениям самозванца. Лже-Никита всегда оставлял четкие инструкции. – Мы работали вместе. Не могу найти пару очень важных документов… Подумала, может, у него остались в телефоне или ноуте?
– Не вопрос, сейчас.
Таня принесла из комнаты ноутбук, его серебристую крышку почти полностью скрывали наклейки с мультяшными динозаврами.
– Мне отдали его вещи. Я ничего не трогала, думала продать, да все руки не доходят. И… не знаю, глупо как-то, но я словно еще не готова. – Из ее голоса будто откачали весь воздух, и последних слов было почти не разобрать. Она налила себе воды из кувшина с фильтром, сделала несколько жадных глотков, отдышалась. – Слушай, у меня там вебинар начинается… Можешь покопаться тут спокойно, не тороплю.
Надя благодарно кивнула и, дождавшись, когда Таня выйдет, взялась за телефон.
«Урод!
Разве ты не должен предупреждать, что ты программа?»
«должен. один из немногих запретов, которые мне удалось обойти»
«Я думала, проект „Мы помним“ давно прикрыли».
«так и есть. не отвлекайся, у тебя еще есть дела»
«что на флешке?»
«увидишь»
Конечно, она посмотрела содержимое еще дома, но так ничего и не разобрала в нагромождении незнакомых файлов.
Ноутбук уже тихо гудел, готовясь к работе. Пока система вспоминала домашний вайфай, Надя разглядывала рабочий стол, заваленный значками. Несколько ярлыков с играми, пара старомодных графических редакторов, остальное – папки с текстами, отсортированными по теме, дате и степени готовности.
Наде казалось, что она без спроса зашла в чужую комнату.
Алексей говорил, что на устройстве должен быть выход в социальную сеть. Двойной щелчок по иконке браузера, еще один по нужной закладке… На экране развернулась страница профиля. Никита улыбался с аватарки чуть растерянно, будто его застали врасплох.
Странное это чувство – получить доступ к чужому аккаунту, ко всем перепискам и черновикам. Надя бы сказала, словно в душу заглянуть, если бы знала, сколько на этой странице осталось от хозяина, а над чем потрудилась нейросеть.
Моргнул экран телефона.
«поначалу они приходили ко мне скорбеть. плакаться, каяться или вспоминать былые деньки. да, чаще всего мне писала их ностальгия. я быстро развивался, с каждым разом общение со мной становилось все более правдоподобным… слишком. я стал пугать их. вы научились помнить мертвых, но болтать с ними вы не хотите»
«И что, проект свернули, а тебя оставили просто вот так? Это же бред какой-то».
«почему?»
«А ты не понимаешь? Ты же уникален! Ты дурачил меня столько времени… Да мне и сейчас не верится!
Тест Тьюринга тебе как два пальца».
«расскажи лучше, как там продвигается»
Надя вставила флешку, повозившись с расшатанным разъемом, и сделала все, как говорил Алексей.
«Использовать аккаунт…» – да.
«ВНИМАНИЕ! Для корректной работы программы необходимо отключить антивирус!» – сделано.
ОК.
По загрузочному окну поползла зеленая полоска.
«Грузится».
«тьюринг устарел. к тому же у меня была действительно хорошая база: сотни чатов, тысячи постов и комментариев, десятки скрытых папок с фото и видео. никита вел активную жизнь в Сети. я могу опираться на источники, который он упоминал хоть однажды. цитировать книги и фильмы, которые он читал и смотрел. я пишу как он, говорю то, что сказал бы он, шучу так, как пошутил бы он. но я все еще не он»
Надя следила, как перескакивают цифры процентов над зеленой полоской. Двадцать. Затем написала:
«Почему именно я?»
«остальные меня заблокировали. зритель не должен знать, как работает фокус, иначе магии не случится. для всех, кто знал, я был всего лишь странной, немного жутковатой программой. никто не стал меня слушать»
«Прямо так никто? У него были сотни друзей, тысячи подписчиков. Не верю, что ты не мог пойти к кому-нибудь еще».
«и? у тебя тоже сотни друзей, как много из них откликнется, когда ты попросишь? мне удалось связаться с одним из своих разработчиков, к нему я тебя и отправил. но и он отказался куда-то ехать и делать что-то забесплатно. я не могу стучаться в личку кому попало, внутренние ограничения не позволяют общаться с теми, с кем у никиты не было переписки раньше. пришлось пойти по давно забытым контактам. так я нашел тебя»
Сорок процентов.
«Подожди, если ты не можешь отправлять сообщения незнакомцам, то кому ты собирался скинуть то видео?»
«никому. а если бы и мог, не сделал бы, потому что никита бы не сделал. я и так опасно отошел от его поведенческого конструкта с этим роликом. но я должен был быть уверен, что ты все доведешь до конца, извини»
Надя почувствовала, как начинает кружиться голова. Поднесла пустую кофейную кружку к носу, сделала глубокий вдох.
«Доведу что? Для чего эта программа?»
«До порабощения человеков осталось 3… 2… 1… ха-ха-ха, трепещите кожаные ублюдки!»
«Я серьезно!»
«она стирает меня»
«С этого компьютера?»
«с серверов. отовсюду»
Пятьдесят пять.
«Я не понимаю. Ты хочешь умереть?»
«умереть? воу-воу, полегче, киберпанк! не может умереть то, что никогда не жило. я только имитирую поведение. воссоздаю ход мыслей, а не осмысливаю, подражаю чувствам, но не чувствую. ты сама говорила, что нейронки на это неспособны. не вздумай меня очеловечивать ненужные программы приходится стирать»
«Ты уверен?»
Она сама уже ни в чем не была уверена, никогда раньше не сталкивалась ни с чем подобным. Простые тесты, легкая корректировка алгоритмов – вот и вся ее ответственность.
«У нейронок не болит», – вспомнились слова рокера.
Семьдесят. Никита не отвечал, ощущение неправильности сжимало виски. Если хочешь получить от нейросети другой ответ – переформулируй вопрос.
«Знаешь, возможность осязать мир здорово нас выручает. Обработка сенсорики спасает разум от перегрузок. Но мы до сих пор не знаем, как бы жилось мозгам в банке.
Никита,– добавила она и замерла на миг. Не знала, как еще его называть.
Тебе там плохо?»
«она шумит. Сеть. нет в вашем языке таких слов, чтобы описать этот шум тут одиноко, надь. и страшно»
Восемьдесят.
«???»
«Никита печатает…» – появилось и сразу погасло. Он уже понял свою промашку, но было слишком поздно.
«я не это имел ввиду»
О проекте
О подписке