Номер Ли Сяося я вбил в мобильник четыре года назад, но никогда ей не звонил. Каждый раз, когда я доставал телефон, мне не хватало храбрости нажать на кнопку вызова.

В тот день я собирал вещи, готовясь уехать в тренировочный лагерь, и внезапно услышал, что откуда-то издалека доносится голос Сяося. Сначала я решил, что у меня глюки, но потом понял, что случайно позвонил ей, сев на телефон. Я в панике схватил мобильник.

– Привет, – сказала она.

– Э-э…

– Говорят, ты едешь убивать крыс.

– Угу. Не смог найти работу…

– Может, я свожу тебя в ресторан? Жаль, что за четыре года учебы мы с тобой так и не узнали друг друга поближе. Будем считать, что это прощальный ужин.

По слухам, у общежития Сяося всегда ждали дорогие машины. По слухам, она меняла мужчин с той же легкостью, с какой другие девушки примеряют платья.

В тот вечер мы сидели друг напротив друга и ели жареный рис с говядиной. Глядя на ее лицо, на котором не было ни грамма косметики, я вдруг понял: она действительно умеет завладевать душой мужчины.

После ужина мы с ней бродили по университетскому городку, смотрели на здания, на пустые скамейки, на бродячих кошек. Внезапно я затосковал по универу: мне хотелось, чтобы мои воспоминания о нем были связаны с ней, но таких воспоминаний у меня не было.

– Мой папа разводил крыс, а ты идешь их убивать, – сказала она. – Будешь воевать с крысами в Год Крысы. Смешно.

– После учебы будешь помогать отцу? – спросил я.

От подобного предположения Сяося отмахнулась. Для нее выращивать крыс – то же самое, что работать на конвейере или шить рубашки на фабрике. Мы все еще не контролировали ключевые технологии, и эмбрионы по-прежнему приходилось импортировать. Крысы, выращенные нашими фермерами, подвергались тщательному отбору; тем, кто его проходил, имплантировали чипы, обеспечивающие запрограммированное поведение. Затем этих крыс отправляли за рубеж и продавали богачам как домашних животных.

Все, что наша страна, мировая фабрика, могла предложить, – это большое количество дешевой рабочей силы, задействованной на наименее технологичном этапе производства.

– Говорят, у сбежавших крыс модифицированы гены, – сказала Ли Сяося.

По ее словам, некоторые владельцы крысиных ферм покопались в геноме крыс – так же, как некоторые производители изучали программную начинку айфонов, чтобы создать их копии. Хозяева ферм хотели увеличить долю самок в популяции и уровень выживаемости молодняка. В противном случае рентабельность была слишком низкой.

– Говорят, что на этот раз крысы не сбежали, – продолжала Сяося. – Хозяева ферм сами выпустили их, чтобы надавить на правительство и получить больше субсидий.

Я не знал, что ответить. Я чувствовал себя таким невеждой.

– Но это лишь один из слухов, – сказала Сяося. – Другие утверждают, что массовый побег крыс организовали страны Западного альянса, чтобы получить более выгодную позицию на торговых переговорах. Узнать истину всегда так сложно.

Я посмотрел на красивую и умную молодую женщину, которая шла рядом со мной. Я ей неровня; она – птица более высокого полета.

– Пришли мне открытку, – сказала она.

Ее смех вывел меня из задумчивости.

– А?

– Тогда я буду знать, что у тебя все хорошо. И относись к крысам серьезно. Не стоит их недооценивать. Я видела, как они…

Она так и не договорила.

* * *

Время от времени я чувствую, что из темноты на меня смотрят блестящие глаза. Они круглые сутки наблюдают за нами, анализируют нас. Мне кажется, что я уже слегка спятил.

На берегу реки мы нашли восемнадцать гнезд – невысоких цилиндрических строений приблизительно двух метров в диаметре. Вокруг одного из них сидят студенты-физики и обсуждают механическую структуру гнезда, состоящего из переплетенных палочек. Сверху гнездо закрыто толстым слоем листьев, словно его создатели хотели воспользоваться их восковидной поверхностью, чтобы создать водонепроницаемый слой.

– Я видел похожие постройки в деревнях дикарей – в одной передаче на канале «Дискавери», – говорит один из физиков.

Мы все подозрительно смотрим на него.

– Бред какой-то, – отвечаю я.

Сев на корточки, я разглядываю цепочки крысиных следов, которые ведут от одного гнезда к другому и к реке. Смысл этой картины не ясен. У крыс есть сельское хозяйство? Им нужны поселения? Почему они их бросили?

– Перестань думать о них, как о людях, – говорит Черная Пушка, холодно усмехнувшись.

Он прав. Крысы – не люди, и даже не настоящие крысы, а тщательно сконструированный товар – более того, товар, который не прошел контроль качества.

Я замечаю в следах что-то странное. Большинство из них меньше обычного и ведут только прочь от гнезд. Но перед каждым гнездом есть более глубокие следы, расстояние между которыми больше обычного. Между этими следами тянется длинная линия. Большие следы ведут только к гнездам, но не от них.

– Это… – я говорю медленно, стараясь, чтобы голос не дрожал… – Это – родильные залы.

– Господин! – К нам, ковыляя, подходит какой-то человек. – Вы должны это увидеть.

Он ведет нас к дереву. Под деревом стоит башня из камней, аккуратно сложенных друг на друга. Форма и цвет камней заставляют предположить, что у строителей было чувство меры и свои эстетические предпочтения. На дереве висят восемнадцать крыс-самцов; их разрезанные животы похожи на рюкзаки, у которых открыли молнию.

Вокруг дерева лежит ровный слой светлого песка. На нем бесчисленное множество крошечных следов; они окружают дерево, складываясь в расширяющуюся спираль. Я представляю себе процессию и мистические ритуалы. Должно быть, это было так же чудесно, как и церемония поднятия флага на площади Тяньаньмэнь в День образования КНР.

* * *

– Да ладно! На дворе же двадцать первый век! Люди высадились на Луне! Почему нас вооружили этим металлоломом? – завопил Стручок, вскакивая.

– Точно, – отозвался я. – Правительство постоянно говорит, что нужно модернизировать армию. Пусть нам выдадут какие-нибудь современные игрушки.

Другие бойцы, сидевшие вместе с нами в казарме, нас поддержали.

– СМИРР-НА!

Полная тишина.

– Современные игрушки? – спросил инструктор по физподготовке. – Таким, как вы? У вас, студентов, даже палочки для еды в руках не держатся. Если дать вам пушки, вы первым делом себе яйца отстрелите! Собирайтесь. Через пять минут уходим в марш-бросок на двадцать километров.

Каждому из нас выдали следующий комплект: короткое складное копье (наконечник можно было снять и превратить в кинжал), армейский нож с зазубренным лезвием, пояс для инструментов, компас, водостойкие спички, сухой паек и фляга. Инструктор не верил, что нам можно доверить что-то более сложное.

Словно доказывая его правоту, к концу марш-броска трое наших получили травмы. Один упал на нож и стал первым, уволенным из нашего взвода в запас. Не думаю, что он сделал это нарочно, – он был не настолько ловким.

Ближе к концу обучения я заметил тревогу в глазах бойцов. Стручок страдал от бессонницы; по ночам он крутился и ворочался, заставляя свою койку страшно скрипеть. К этому моменту я уже привык к жизни без телевизора, интернета и круглосуточных магазинов, но каждый раз, когда я думал о том, как проткну копьем из углеволокна теплое существо из плоти и крови, меня выворачивало наизнанку.

Конечно, были и исключения.

Проходя мимо тренировочного зала, мы видели, как потный Черная Пушка упражняется с копьем. Он сам, добровольно, устраивал себе дополнительные тренировки, а в свободное время постоянно точил свой нож. Один его знакомый сказал, что раньше Черная Пушка был тихим мальчиком – одним из тех, кого в школе обижают хулиганы. А теперь он, похоже, превратился в кровожадного мясника.

Шесть недель спустя мы впервые вступили в бой. Он продолжался шесть минут и четырнадцать секунд.

Инструктор по физподготовке приказал нам окружить небольшую рощу, а затем отдал приказ об атаке. Черная Пушка пошел первым. Мы со Стручком переглянулись, а затем, чуть помедлив, пошли вслед за ним. Когда мы с ним добрались до места действия, там уже была только лужа крови и куча переломанных костей. Мне сказали, что Черная Пушка в одиночку убил восемь крыс. Одну тушку он оставил себе.

После боя инструктор провел собрание, на котором похвалил Черную Пушку и покритиковал «отдельных лентяев».

Черная Пушка снял шкуру со своего трофея, но не обработал ее как следует. Она сгнила, начала вонять, и в ней завелись черви. В конце концов, сосед Черной Пушки дождался момента, когда его не было рядом, и сжег ее.

* * *

Боевой дух упал.

Неясно, что хуже – то, что крысы научились обходить искусственно созданные барьеры, препятствующие размножению, или то, что у них обнаружились признаки разумного поведения: постройки, иерархическое общество и даже религиозные ритуалы.

Моя паранойя усиливается. В лесах полно глаз, а из травы постоянно доносится чей-то шепот.

Сейчас ночь. Меня мучает бессонница, и я вылезаю из палатки.

В начале зимы звезды светят так ярко, что мне кажется, будто я вижу самые дальние уголки вселенной. Тишину пронзает стрекотание какого-то одинокого насекомого. Мое сердце сжимается от невыразимой тоски.

Ша! Я поворачиваюсь на звук. В пяти метрах от меня на задних лапах стоит крыса, словно еще один солдат, скучающий по дому.

Я тянусь за ножом, спрятанным в сапоге. Крыса тоже пригибается. Мы не сводим друг с друга глаз. Как только моя ладонь касается рукояти, крыса разворачивается и исчезает в лесу. Я выхватываю нож и бегу за ней.

Обычно я догоняю крысу за тридцать секунд, но сегодня ночью, похоже, вообще не могу даже сократить дистанцию между нами. Время от времени крыса оборачивается и смотрит, не отстал ли я. Это приводит меня в ярость.

Воздух наполнен сладким ароматом гниения. На небольшой поляне я останавливаюсь, чтобы отдышаться. У меня кружится голова. Деревья вокруг меня раскачиваются и изгибаются, странно поблескивая в свете звезд.

Из леса выходит Стручок. На нем очки, которые уже должны быть у его родителей, в нескольких тысячах километров отсюда. В его груди нет дыры, которую пробила ветка.

Я оборачиваюсь и вижу своих родителей. Папа в старом костюме, на маме простое платье. Они улыбаются. Они выглядят моложе, и волосы у них еще не седые.

По моим щекам текут слезы. Мне не нужна логика. Мне не нужен здравый смысл.

Инструктор по физподготовке нашел меня до того, как я умер от переохлаждения. Он сказал, что слез и соплей на моем лице было столько, что ими можно было наполнить флягу.

* * *

Стручок наконец-то сказал что-то осмысленное.

– Жизнь – такая…

Предложение он не закончил. Утомительная? Хорошая? Глупая? Можно вставить любое слово. Вот почему она осмысленная.

Теперь он говорил убедительно, по делу, оставляя простор для воображения. Честное слово, оказывается, занятия по литературной критике не прошли для меня впустую.

Моя жизнь была такой… невероятной. Полгода назад я и не предполагал, что буду мыться только раз в неделю, спать в грязи со вшами, драться с другими мужчинами моего возраста за пару печенек и дрожать от возбуждения при виде крови.

Люди гораздо легче приспосабливаются к условиям окружающей среды, чем нам кажется.

Где бы я был сейчас, если бы не вступил в Группу по борьбе с грызунами? Скорее всего, целый день сидел бы в интернете, а может, жил с родителями, и мы бы сводили друг друга с ума. А может, гулял бы по району с компанией из местных неудачников и громил бы все подряд.

Но сегодня, когда инструктор отдал мне приказ, я был на поле боя, я размахивал копьем, словно настоящий охотник, я гонялся за крысами всевозможных цветов. Отчаянно визжа, крысы неуклюже пытались сбежать, ковыляя на задних лапах, их заставили так ходить, чтобы они стали более симпатичными. По слухам, крыс, сертифицированных для экспорта, оперировали, чтобы они могли лучше вокализировать. Я представил себе, как крыса вопит по-английски: «Нет!» или «Не надо!» – а затем смотрит на то, как копье пронзает ее брюхо.

Постепенно наш взвод разработал неписаные правила. После боя каждый из нас отдавал хвосты убитых им крыс инструктору, чтобы можно было провести подсчет. От этих показателей теоретически зависело то, какую работу мы получим после увольнения в запас.

Начальство точно знало, как нас мотивировать; я чувствовал себя совсем как в университете, когда вывешивали результаты экзаменов.

Больше всего поощрений получал Черная Пушка. Число убитых им крыс, вероятно, уже превысило тысячу, и он сильно оторвался от всех остальных. Мой собственный результат был ниже среднего, едва соответствовал норме – совсем как в университете. Стручок оказался в самом низу – да и то потому, что время от времени я давал ему пару хвостов.

Инструктор отвел меня в сторону.

– Слушай, ты же друг Стручка. Разберись с ним.

Стручка я нашел за кучей листьев. Я сильно шумел, чтобы он успел убрать фотографии родителей и стереть с лица слезы и сопли.

– Тоскуешь по дому?

Он кивнул, отводя в сторону глаза с распухшими веками.

Я достал из внутреннего кармана фотографию.

– Я тоже думаю о доме.

Он надел очки и изучил снимок.

– Твои родители такие молодые.

– Снимок сделали много лет назад. – Я посмотрел на одежду родителей – она все еще выглядела новой. – Похоже, я не очень хороший сын. Столько лет заставлял их волноваться. И даже не сфотографировал их ни разу.

У меня защипало в носу.

– Ты про макак слышал? – спросил Стручок.

Уследить за ходом его мысли было невозможно. Его разум был похож на проволочную сетку, и идеи путешествовали по нему прыжками.

– Ученые обнаружили в их мозгах зеркальные нейроны, – продолжил Стручок. – Поэтому макаки, как люди, понимают мысли и чувства других обезьян. У них в голове есть зеркало, обеспечивающее эмпатию. Понимаешь?

Я ничего не понял.

– Эмпатия есть у тебя. Ты всегда умеешь выбрать подходящие слова и привести меня в нужное состояние. По-моему, у тебя избыток зеркальных нейронов.

– Ты меня обезьяной назвал, что ли? – спросил я и в шутку стукнул его.

Стручок не рассмеялся.

– Я хочу домой.

– Не тупи. Инструктор ни за что тебя не отпустит, а если сбежишь, то испортишь свое личное дело. Как ты после этого будешь искать работу?

– Я просто не могу этим заниматься, – медленно ответил Стручок, глядя мне в глаза. – По-моему, крысы ни в чем не виноваты. Они – такие же, как мы, они делают все, что могут. Но нам суждено гоняться за ними, а им – убегать. Если бы мы поменялись ролями, ничего бы не изменилось.

Я не знал, что ответить, и поэтому просто положил ему руку на плечо.

По дороге в лагерь я столкнулся с Черной Пушкой.

– Ты теперь психотерапевт у этого слюнтяя? – ухмыльнулся он.

Я показал ему «фак».

– Осторожно, а то пойдешь на дно вместе с ним! – крикнул он.

Я попытался задействовать свои зеркальные нейроны и разобраться в мыслях и чувствах Черной Пушки. Мне это не удалось.

* * *

Инструктор по физподготовке задумчиво смотрит на карту и на детектор.

По данным детектора, к границам нашего района движется большая стая крыс. Если мы будем идти с той же скоростью, что и раньше, то доберемся до них через двенадцать часов. Уничтожив всю группу, мы выполним норму, и тогда нас уволят в запас со всеми почестями. Мы получим работу и поедем домой на Новый год.

Но есть одна проблема: отрядам Группы по борьбе с грызунами запрещено пересекать границы районов. Это правило ввели для того, чтобы снизить уровень конкуренции между отрядами, – иначе бы они постоянно крали крыс друг у друга.

Инструктор поворачивается к Черной Пушке.

– Мы сможем дать бой так, чтобы операция не вышла за границы нашего района?

Черная Пушка кивает.

– Я это гарантирую. Если перейдем границу района, можете забрать все мои хвосты.

Мы смеемся.

– Ладно. Тогда готовьтесь. Выступаем в восемнадцать ноль-ноль.

В одном магазине я нахожу стационарный телефон. Сначала я звоню маме. Узнав о том, что я, возможно, скоро приеду домой, она так радуется, что ничего не может сказать. Я говорю еще несколько фраз и вешаю трубку – боюсь, что она заплачет. Затем, не успев остановить себя, я набираю еще один номер.

Номер Ли Сяося.

Она понятия не имеет, кто я. Не падая духом, я все ей объясняю, и она наконец вспоминает меня.

Она устроилась в китайский филиал иностранной компании. Работа с девяти до пяти, большая зарплата. В следующем году она, возможно, поедет за границу, чтобы пройти обучение за счет компании. Говорит Сяося как-то рассеянно.

– Ты мои открытки получила?

– Да, конечно… – Она ненадолго умолкает. – Ну, первые несколько штук. Потом я переехала.

– Скоро я уволюсь в запас.

– А! Отлично, отлично. Не пропадай.

Я не сдаюсь.

– Помнишь, когда мы расставались, ты сказала, чтобы я остерегался крыс? Ты говорила, что видела их. Что ты видела?

Наступает долгое и неловкое молчание. Я не дышу и, кажется, в любую секунду могу упасть в обморок.

– Не помню, – отвечает она. – Не важно.

Я жалею о том, что потратил деньги на этот звонок.

Я тупо смотрю на бегущую ленту новостей в нижней части телеэкрана, установленного в продуктовом магазине: «Регулирование численности грызунов проходит успешно… Западный альянс согласился провести новый раунд торговых переговоров, посвященный росту напряженности в отношениях с нашей страной… Число рабочих мест для выпускников увеличивается».

Хотя крысы и обошли ограничения, наложенные на их рождаемость, квоты нам не изменили. Это бред, но мне плевать. Похоже, что у нас будет работа и что объем экспорта снова вырастет. Видимо, то, чем мы занимаемся, не имеет никакого значения.

Похоже, что Сяося права, – до нас доходят только слухи и догадки. Кто знает, что именно происходит за закрытыми дверями?