Писатель, сценарист и колумнист, подрабатывающий в отделе маркетинга компании «Байду», китайского интернет-гиганта. Чэнь Цюфань (он же Стэнли Чан) публиковал свои работы в таких изданиях, как Science Fiction World, Esquire, Chutzpah! и ZUI Found. Лю Цысинь, самый известный китайский писатель-фантаст, похвалил дебютный роман Чэня «Мусорный прибой», назвав его «лучшим НФ-произведением о ближайшем будущем». Чэнь получил большое число литературных наград, в том числе тайваньскую Dragon Fantasy Award, а также китайские награды «Иньхэ» («Галактика») и «Туманность» («Синъюнь»). Переводы его произведений на английский язык опубликованы в таких изданиях, как Clarkesworld, Lightspeed, Interzone и The Magazine of Fantasy & Science Fiction. В 2012 году его произведение «Лицзянские рыбы» получило награду Science Fiction and Fantasy Translation, а «Год крысы» Лэрд Баррон выбрал для антологии The Year’s Best Weird Fiction: Volume One.
Три произведения, которые вошли в данный сборник, – «Год Крысы», «Лицзянские рыбы» и «Цветок Шацзуй», демонстрируют уникальную эстетику Чэня, его стремление смешать глобальный посткиберпанк с традициями и историческим наследием Китая. Чэнь – циничный, исполненный надежды, игривый и нравоучительный – запечатлевает дух времени и культуру Китая, которая претерпевает период потрясений и трансформации. Чтобы узнать о том, как этот аспект китайской жизни отражен в фантастике, прочтите эссе Чэня «Расколотое поколение», которое приведено в конце данной книги.
Чэнь родился в г. Шаньтоу (провинция Гуандун) и закончил Пекинский университет, одно из элитных учебных заведений Китая. Чэнь говорит на диалекте Шаньтоу, а также на кантонском, китайском и английском. Он, литератор-виртуоз, написал несколько рассказов на классическом китайском – это приблизительно то же самое, как если бы современный англоязычный автор сочинил рассказ, используя язык Чосера. Чэнь также пишет на кантонском диалекте и на современном стандартном китайском. Лингвистические различия и языковое разнообразие, характерное для его родины, создают фон и служат мощным символом в его романе «Мусорный прибой[3]», который я перевожу на английский. Действие рассказа «Цветок Шацзуй» тоже происходит в мире «Мусорного прибоя».
Снова темнеет. Мы уже два дня торчим в этой адской дыре, но не видели ни одной крысиной шерстинки.
Мои носки похожи на засаленные кухонные полотенца. Они так меня раздражают, что хочется кому-нибудь врезать. Живот сводит от голода, но я заставляю себя идти вперед. Мокрые листья, словно ладони, с силой бьют меня по лицу. Это больно.
Я хочу вынуть из рюкзака учебник биологии, вернуть его Стручку и сказать: «В этой дурацкой книге восемьсот семьдесят две страницы». Еще я хочу отдать Стручку его очки, хотя они не тяжелые, совсем не тяжелые.
Стручок погиб.
Инструктор по физподготовке сказал, что страховая компания заплатит его родителям. Сколько именно, он не сказал.
Родители Стручка наверняка будут рады получить то, что напомнит им о нем. Поэтому я достал из его кармана очки, а из его водонепроницаемого рюкзака – эту проклятую книгу. Может, благодаря этим вещам родители Стручка не забудут, что их сын – в отличие от всех нас – был хорошим учеником.
Настоящее имя Стручка – Мэн Сянь. Но мы звали его «Стручок», потому что, во-первых, он был маленьким и тощим, как гороховый стручок, и, во-вторых, он всегда шутил, что его предок – монах, экспериментировавший с горохом, Грегор «Мэн-Дэ-Эр» Мендель.
Говорят, произошло следующее: когда взвод шел по вершине заброшенной плотины, Стручок заметил, что на ее краю из трещины в бетоне пробилось редкое растение. Чтобы сорвать его, Стручок вышел из строя.
Может, его подвело плохое зрение, а может, тяжелая книга вывела его из равновесия. В любом случае все увидели, как Стручок – реально похожий на зеленый стручок – катится, подскакивая по изогнутому склону плотины. Он пролетел сотню метров, а то и больше, а затем резко остановился, напоровшись на торчавшую из воды ветку.
Инструктор поручил нам забрать тело и положить его в мешок для трупа. Он еще подвигал губами, а затем перестал – собирался что-то сказать, но сдержался. Если честно, то мне даже захотелось услышать от него эти слова, которые мы так часто слышали:
Вы, студенты, – идиоты. Даже выжить не можете.
Он прав.
Кто-то хлопает меня по плечу. Черная Пушка. Он, словно извиняясь, улыбается мне:
– Пора поесть.
Удивительно, как дружелюбно ко мне настроен Черная Пушка. Возможно, дело в том, что он шел рядом со Стручком, и теперь жалеет, что не успел его схватить.
Я сажусь рядом с костром, чтобы высушить носки. У риса отвратительный вкус, а пахнет он сырыми носками, которые поджариваются у огня.
Черт. Я в самом деле плачу.
Со Стручком я познакомился в конце прошлого года – в университете, на собрании, посвященном мобилизации. В аудитории повесили ярко-красное полотнище с лозунгом: «Любить страну и поддерживать армию – дело чести. Слава тем, кто защищает людей и убивает крыс». Руководители университета, один за другим, выходили на трибуну и произносили речи.
По воле случая наши со Стручком места оказались рядом. У меня, студента, изучавшего китайскую литературу, не было ничего общего с ним, аспирантом-биологом, если не считать того, что мы оба не нашли работу после получения диплома. Наши личные дела остались в университете, и нам самим пришлось задержаться там еще на год, а может, и дольше.
Лично я намеренно завалил экзамен по классическому китайскому, чтобы получить возможность остаться в университете. Я с отвращением думал о том, что мне придется искать работу, снимать квартиру, приходить на службу к девяти утра, мечтать о том, как в пять вечера я оттуда уйду, вникать в офисные интриги и так далее. В универе было гораздо приятнее: тут я мог бесплатно скачивать музыку и фильмы и наедаться до отвала в местной столовой всего за десять юаней. Каждый день я просыпался после полудня и шел играть в баскетбол. Кроме того, тут было полно красивых девушек – хотя, конечно, я мог только смотреть на них, но не трогать.
Если честно, то у меня даже не было выбора – все решала ситуация на рынке вакансий и отсутствие у меня ценных навыков, которые нужны работодателям. Но признаваться в этом родителям я не собирался.
У Стручка была другая проблема: из-за торговой войны с Западным альянсом ему не выдали визу, а на родине студент-биолог никаких перспектив не имел – особенно такой, который больше любит читать, чем куда-то пробиваться.
Мне совсем не хотелось вступать в Группу по борьбе с грызунами. Слушая выступления пропагандистов, я вполголоса пробурчал:
– Почему они не поручат это армии?
Стручок повернулся ко мне и начал меня поучать:
– Неужели ты не знаешь, что сейчас очень напряженная ситуация на границе? Задача армии – защищать страну от иностранных агрессоров, а не воевать с крысами.
Он псих, что ли? Какой нормальный человек так говорит? Я решил его немного потроллить.
– Ну, пусть отправят местных крестьян.
– Разве ты не знаешь, что наши запасы зерна на исходе? Крестьяне должны обеспечивать страну продовольствием, а не воевать с крысами.
– Так, может, применить крысиный яд? Это дешевый и быстрый способ.
– Но ведь нам противостоят не обычные крысы, а неокрысы. Обычные яды на них не действуют.
– Тогда сделайте генетическое оружие, которое истребит за несколько поколений всех крыс.
– Разве ты не знаешь, что генетическое оружие невероятно дорогое? Оно должно служить фактором сдерживания враждебных иностранных государств, а не уничтожать крыс.
Я вздохнул. Этот парень, словно телефонное голосовое меню, обладал ограниченным запасом фраз, которые он постоянно использовал. Троллить его было совсем не интересно.
– Значит, воевать с крысами должны выпускники университетов? – спросил я с улыбкой.
Стручок задохнулся и даже побагровел. Пару минут он не мог выдавить из себя ни слова, а затем снова начал сыпать банальными фразами – например, «судьба страны зависит от каждого гражданина». Но в конце концов он назвал и вескую причину: «Бойцы Группы по борьбе с грызунами получают питание и жилье, а после увольнения в запас им гарантированы рабочие места».
Наш взвод вернулся в город за припасами.
Чтобы бороться с дезертирством, командование распределяет студентов в отряды, которые действуют как можно дальше от их родных мест. Мы все говорим на разных диалектах, и поэтому каждый ломает мозг и язык, чтобы общаться с товарищами на стандартном современном китайском.
Я захожу на почту, чтобы отправить книгу и очки Стручка его родителям. Я пытаюсь написать им пару теплых слов, но ничего не могу придумать, так что в конце концов вывожу на листе бумаги лишь одну фразу: «Сочувствую вашей потере».
А вот открытка, которую я пишу Сяося, буквально до краев наполнена крошечными, плотно упакованными иероглифами. У Сяося такие длинные ноги. Это, наверное, уже двадцать третье письмо, которое я отправляю ей.
Я нахожу магазин, где можно зарядить телефон, и отправляю СМС родителям. Когда мы «в поле», там связи чаще всего нет.
Хозяин магазина с улыбкой берет у меня юань. Жители городка, скорее всего, никогда не видели такого количества выпускников одновременно (хотя прямо сейчас мы все измазаны грязью, и вид у нас не очень). Какие-то старики и старухи показывают нам большие пальцы, но, вероятно, думают только о деньгах, которые получит от нас городская экономика. Я вспоминаю Стручка, и мне хочется показать им «фак».
Договорившись о похоронах Стручка, инструктор по физподготовке ведет нас в дешевый ресторан.
– Мы выполнили норму всего на семьдесят шесть процентов, – говорит он.
Ему никто не отвечает: все стараются как можно быстрее умять свою порцию риса.
– Работайте лучше. Постараемся заслужить награду «Золотая кошка»!
Ему все равно никто не отвечает. Мы знаем, что за эту награду инструктор получит премию.
Стукнув кулаком по столу, инструктор по физподготовке встает.
– Так и будете всю жизнь бездельничать, лодыри?
Я хватаю свою миску с рисом, опасаясь, что сейчас он перевернет стол.
Но он этого не делает. Чуть погодя он снова садится на свое место.
– Может, наш детектор сломался? – шепчет кто-то.
Тут все начинают говорить одновременно. Большинство согласно с тем, что детектор, скорее всего, сломан. Кто-то пересказывает слух о том, что какой-то отряд настроил свой детектор на поиск редкоземельных металлов и газовых месторождений и ушел в горнодобывающий бизнес, одним ударом решив для себя проблему безработицы.
– Это бред, – говорит инструктор. – Детектор реагирует на метку, которая находится в крови крысы. Как он может найти газовое месторождение? – Чуть помолчав, он добавляет: – Пойдем вниз по течению. Там мы точно их найдем.
Как только я увидел инструктора по физподготовке, то сразу понял, что хочу ему врезать.
Когда в первый день сборов мы прибыли в лагерь, он походил взад-вперед перед строем, а затем мрачно спросил:
– Зачем вы здесь?
После паузы Стручок неуверенно поднял руку.
– Да?
– Чтобы защищать родину, – ответил Стручок.
Все рассмеялись. Только я знал, что он не шутит.
Выражение лица инструктора не изменилось.
– Думаешь, это смешно? За эту шутку я награждаю тебя десятью отжиманиями.
Мы засмеялись еще громче.
– Все остальные – сто отжиманий!
Охнув, мы приступили к выполнению задачи. Инструктор медленно расхаживал среди нас; если какой-то боец отжимался неправильно, инструктор исправлял его стойку с помощью дубинки.
– Вы здесь потому, что все вы – неудачники! Вы жили в новых общежитиях, построенных на средства налогоплательщиков, ели рис, который вырастили крестьяне, наслаждались всеми привилегиями, которые страна могла вам дать. Чтобы вы могли учиться, ваши родители потратили деньги, отложенные на похороны. Но вы даже не нашли работу, не смогли даже позаботиться о своем выживании. Вы годитесь только на то, чтобы ловить крыс! На самом деле вы даже хуже крыс. Их можно экспортировать, продать за иностранную валюту, а от вас какая польза? Поглядите в зеркало на свои уродливые морды! Какие навыки у вас есть? Давайте посчитаем: вы умеете кадрить девочек, играть на компьютере и списывать на контрольных. Отжимайтесь! Пока не закончите, еды не получите!
Я отжимался, стискивая зубы от напряжения, и думал: «Пусть кто-нибудь один взбунтуется, и тогда мы всей толпой его уроем».
Похоже, что остальные думали так же, поэтому ничего не произошло.
Во время обеда было слышно, как палочки стучат по мискам, – у нас дрожали руки. Один новобранец, такой загорелый, что его кожа казалась почти черной, не совладал с палочками и уронил на землю кусочек мяса.
– Подними его и съешь, – сказал инструктор.
Но новобранец оказался упрямым. Он уставился на инструктора, но не сдвинулся с места.
– Откуда, по-твоему, берется твоя еда?! – воскликнул инструктор. – Я тебе объясню: деньги для закупки продовольствия отрезали от бюджета министерства обороны. Каждое зернышко риса, каждый кусок мяса, который ты ешь, отняли у настоящего солдата, и он сейчас голодает.
– Ну и что? – буркнул новобранец.
Шарах! Инструктор перевернул стол. Нас залило супом, засыпало рисом и овощами.
– Значит, никто из вас есть не будет, – сказал инструктор и ушел.
С тех пор новобранца прозвали «Черная Пушка».
На следующий день к нам прислали «доброго полицейского» – главу районной администрации. Он начал с политинформации. Процитировав фрагмент из «Книги песен» (десятый век до нашей эры, «крыса, о крыса, не ешь мое пшено»), он вкратце описал тот вред, который крысы причинили человечеству за три тысячи лет. Затем он вспомнил о современных международных событиях в сфере политики и экономики, объяснил, какую опасность представляет нынешнее нашествие крыс, и заверил нас в том, что их необходимо полностью истребить. И наконец он сообщил, что народ возлагает на нас свои надежды: «Любить страну и поддерживать армию – дело чести. Слава тем, кто защищает людей и убивает крыс».
В тот день мы ели досыта. Намекнув на инцидент, который произошел днем ранее, глава администрации раскритиковал инструктора по физподготовке. Он сказал, что мы, выпускники, – лучшие из лучших, будущие лидеры страны, что наши инструкторы должны вести себя справедливо, вежливо и дружелюбно, и учить нас, а не просто запугивать с помощью насилия.
Закончив речь, чиновник выразил желание сфотографироваться с нами. Мы строевым шагом встали в шеренгу, а он натянул веревку, которой должны были касаться носки наших ботинок, – ему хотелось увидеть, как хорошо мы маршируем.
Мы идем туда, куда течет вода. Инструктор по физподготовке прав: мы видим крысиный помет и отпечатки лап.
Уже холодает. Нам повезло – мы работаем на юге, но я даже не могу представить себе, как это – жить в палатках на севере, где сейчас ниже нуля. Официальные новости, как всегда, полны оптимизма: отряды Группы по борьбе с грызунами в нескольких районах уже расформированы со всеми почестями, а их бойцы получили хорошую работу в госкомпаниях. Но в списке счастливчиков я не вижу ни одного знакомого имени. Остальные бойцы из моего взвода тоже никого не знают.
Инструктор поднимает правый кулак. Стоять. Затем он разводит пальцы в стороны. Мы рассыпаемся цепью и проводим разведку.
– Приготовиться к бою.
Внезапно меня поражает невероятная нелепость происходящего. Если подобная бойня, похожая на игру кошки с мышкой, – это бой, значит, человека, вроде меня, у которого нет никаких амбиций и который трусливее комнатной собачки, может назвать «героем».
Среди кустов мелькает серо-зеленая тень. Неокрысы генетически модифицированы так, чтобы ходить на задних лапах, поэтому они движутся медленнее, чем обычные. Мы шутим: хорошо, что их создатели не вдохновлялись мышонком Джерри из «Тома и Джерри».
Но эта неокрыса стоит на четырех лапах. Ее живот раздут, что еще больше затрудняет передвижение. Может, крыса бере… а, нет, я вижу болтающийся пенис.
«Бой» превращается в фарс: толпа людей со стальным оружием преследуют крысу со вспученным животом. В полной тишине мы медленно продвигаемся по полю. Внезапно крыса бросается вперед, скатывается по склону холма и исчезает из вида.
Хором выругавшись, мы бежим вслед за ней.
У подножия холма мы находим нору, а в ней тридцать, сорок крыс с раздутыми животами. Большинство из них – дохлые. Та, которая только запрыгнула туда, тяжело дышит.
– Чума? – спрашивает инструктор.
Мы молчим. Я думаю про Стручка. Он бы знал ответ.
Чи. Брюхо умирающей крысы пронзил наконечник копья. Ухмыляясь, Черная Пушка выдергивает копье, разрезая брюхо крысы, словно спелый арбуз.
Все ахают. В животе крысы-самца более десятка крысиных эмбрионов – розовых, скрюченных, словно коктейльные креветки. Кое-кто из наших начинает блевать. Черная Пушка, все еще ухмыляясь, снова замахивается копьем.
– Стой, – говорит инструктор.
Черная Пушка отходит назад, посмеиваясь и вращая в руках копье.
Создатели неокрыс нарочно ограничили их способность к размножению: на каждую самку приходится девять самцов. Это было сделано для того, чтобы ограничить их численность и тем самым поддерживать их рыночную стоимость на одном уровне.
Но, похоже, что эти меры перестают работать. Самцы, которых мы видим, умерли, потому что их брюшная полость не предназначена для вынашивания зародышей. Но как они вообще забеременели? Очевидно, их гены пытаются преодолеть искусственно созданные границы.
Я вспоминаю о том, что мне давным-давно рассказала Сяося.
О проекте
О подписке