Умственное оцепенение, ставшее в эти дни его постоянным спутником, казалось, вернулось снова. По ее глазам Росс понял, что она догадалась об этом. Казалось, серо-голубые глаза Мег лишились блеска, но она задрала голову и не дрогнула перед его взглядом.

Почему-то строптивое лицо Мег немного позабавило его. На худой конец, она давала ему повод для раздражения, отвлекая от мучительных дум об Англии и о том, что его там ждет. Умная, практичная женщина, его временная жена, да к тому же, видно, не испытывает большого уважения к мужскому авторитету.

– Что сегодня собираетесь делать, Мег?

– Что-то я не припомню, майор, чтобы разрешала вам обращаться к себе по имени, – огрызнулась она.

– Я разрешил вам обращаться к себе по имени, к тому же мне кажется, что раз уж мы поженились без соблюдения положенных формальностей, то, оставшись наедине, имеем право обращаться друг к другу по имени.

– Возможно. – Мег раскраснелась, волосы у нее взъерошились. Россу хотелось, чтобы она покраснела еще больше. Вот тогда уж никак не обойтись обычным утренним возбуждением. – Я умоюсь и оденусь, затем взгляну на вашу ногу. Не исключено, ее придется перевязать. А вы, пожалуйста, в это время не поднимайтесь с койки. Уверена, что найду чем заняться, когда освобожусь.

Росс чуть не спросил, готова ли она удовлетворить все его потребности, но передумал. Обмен колкостями может привести к опасной ситуации.

* * *

На что он сейчас дуется? Мег набросила шаль на плечи, чтобы выглядеть пристойнее. Если Росса придется удерживать в койке весь день, получится не очень хорошо, ведь тогда надо будет спрятать его брюки. Ему действительно следует отдохнуть хотя бы неделю, но Мег смотрела на вещи трезво: если Росса придется привязать к койке, сомнительно, что у капитана найдется что-то достаточно прочное, чем можно связать этого медведя.

У Мег все еще громко стучало сердце после пережитого ужаса, когда она утром обнаружила рядом с собой огромное мужское тело, темное лицо, заросшее густой щетиной. Сначала она от страха не узнала его. А затем его сильные руки придавили ее к койке.

Мег вздрогнула и, к своему стыду, обнаружила, что частично это произошло от нахлынувших на нее чувств. Черт подери, что с ней происходит? Наверное, сказывается непривычная жизнь на борту корабля, временное избавление от посторонних осуждающих взглядов и шепота.

В дверь постучали. Джонни принес горячую воду. Мег нырнула за занавеску, обрадовавшись тому, что может отвлечься от своих мыслей.

– Поставь этот бидон рядом с занавеской, чтобы миссис Брендон могла достать его, – наказал Росс мальчишке. – И налей мне кофе. А через полчаса принеси еще горячей воды.

Мыться горячей водой было одно удовольствие. Извиваясь всем телом, что вполне пришлось бы по вкусу зрителям в театре Эстли, Мег вымылась, и у нее на душе стало веселее. Промокшее платье высохло и выглядело не очень привлекательно, но не так плохо, как она ожидала.

Когда Мег появилась из-за занавески, Росс сидел в постели, держа в руке большую кружку с кофе. Воздух заполнял густой и крепкий аромат.

– Я позавтракаю вместе с остальными пассажирами. И велю Джонни принести вам еду и горячую воду. Когда вернусь, мы сможем взглянуть на вашу ногу.

– Мы сможем?

– Да, мы сможем. Я хочу, чтобы вы хорошо рассмотрели рану. Тогда будет понятна моя озабоченность. Наверное, вам лучше самому позаботиться о себе. По правде говоря, вы не заслуживаете того, чтобы сохранить ногу.

Сейчас она рассердилась на него. Заправила волосы в сетку, накинула шаль и вышла. Закрывая дверь, она уверяла себя, будто ослышалась, когда до нее донеслось: «Какое это имеет значение?»

Казалось, будто прошло уже много времени с тех пор, как Мег вчера вечером ела тушеное мясо, к тому же перспектива поболтать с другими пассажирами казалась сейчас чрезвычайно заманчивой. Вчерашняя краткая встреча с попутчиками, когда Мег приветствовали и расспрашивали, пока она забирала ужин, оказалась весьма приятной.

Как много времени прошло с тех пор, как она стала вести себя подобно леди? Разумеется, последний раз это было при Витории, тогда Мег занимала определенное положение, будучи женой младшего офицера. После смерти Джеймса она стала порочной женщиной, жившей с мужчиной в грехе. Несколько женщин в полку поверили, будто она не ведает, что состоит в браке с двумя мужчинами, однако другие считали, что этот факт ей хорошо известен. Все избегали ее. А когда Мег прибилась к Питеру Фергюсону и опустилась до ухаживания за ранеными солдатами, тогда, разумеется, подумали, что она переступила все границы дозволенного.

Тогда и сейчас ей казалось странным, что для этих женщин уход за храбрыми солдатами, попавшими в беду, казался столь же шокирующим, что и жизнь в грехе. Наверное, ощущение после измены и потрясение были столь тягостны, что отношение этих женщин не причинило ей боли. Больше всего ее ранило предательство Джеймса. Мег не отказалась от приобретенного в браке имени, отчаянно стараясь убедить себя, будто ничего страшного не случилось.

Сеньора Ривера, окруженная тремя старшими детьми, жестом пригласили Мег занять место напротив них за длинным столом. Пытаясь отогнать нашествие призраков прошлого, Мег улыбнулась:

– Сеньора, как чувствует себя маленький Хосе?

– Намного лучше. Спасибо вам, сеньора Брендон. Честно говоря, мне трудно удержать его в постели. К счастью, моя служанка следит за ним и ухаживает за маленькой Росой. А как себя чувствует ваш муж?

– Неплохо, сеньора, хотя ему сегодня придется оставаться в постели. Он ранен в ногу.

– Вы давно женаты? – Женщина намазывала масло на гренок, в ее глазах светилось любопытство.

Мег уверяла себя, что не совсем привыкла к женскому обществу, и нет ничего странного в том, что сеньора Ривера желает посплетничать, чтобы скоротать время. Мег поборола естественное желание дать отпор подобной назойливости.

– Насколько помню, это произошло вчера, – ответила Мег и рассмеялась.

Сеньора Ривера тоже рассмеялась, восприняв ответ как шутку, и стала подробно рассказывать, что едет в Англию к мужу, который занимается импортом вина.

Покончив с завтраком, Мег прогулялась по палубе. Ей пришлось прижимать шаль к плечам, чтобы резкий ветер не сорвал ее. Глаза начали слезиться, когда она пыталась разглядеть, не видна ли суша. Но сейчас они находились далеко в Бискайском заливе и вряд ли увидят землю, пока не минуют Бретань.

Решив, что Росс уже умылся, побрился и съел завтрак, Мег вернулась на нижнюю палубу. Дверь каюты не была заперта. Войдя, она застала его у иллюминатора. На Россе были свободные хлопчатобумажные брюки, какие носят моряки, и самая лучшая рубашка с открытым воротником и закатанными рукавами.

Мег застыла на месте и при виде широких плеч, узких бедер и крепкого тела ощутила инстинктивное желание. Прежде чем Мег успела прийти в себя, Росс обернулся, и она увидела мрачное, таившее опасность лицо, те же самые холодные глаза. Желание тут же угасло, и в ней стало зарождаться нечто похожее на гнев.

– Черт подери, что вы делаете? – Дверь громко захлопнулась за ней, и она решительно подошла к Россу. – Я же велела вам оставаться в постели, а вы…

Росс приподнял одну бровь, его раскосые глаза обрели дьявольский вид.

– Миссис Брендон, ваш язык шокирует меня.

– А вы шокируете меня! Снимайте брюки и ложитесь.

С явно вызывающей покорностью Росс взялся за брюки. Стоило только Мег преодолеть испуг, как он, видно, перестал обращать внимание на тревоги спутницы по каюте и начал дразнить ее. Конечно, это вполне соответствовало его склонности к мрачному юмору. Пока он расстегивал пуговицы, брюки начали сползать с бедер. Это было не смешно.

– Перестаньте! Ради бога, позвольте мне сначала выйти.

«Если только он посмеет рассмеяться, – мрачно подумала Мег, – я…» Но Росс, разумеется, и не думал смеяться. Выйдя из каюты и прижавшись спиной к двери, она вспомнила, что он даже не улыбнулся.

Страшно подумать, как ее возбудил эпизод, когда с него начали сползать брюки. Вчера этот мужчина предстал перед Мег в чем мать родила, и, хотя она могла по достоинству оценить его прекрасное телосложение, тогда это не смутило ее даже наполовину так, как только что.

Это случилось потому, что Росс полностью осознавал, что делает. А ему хотелось подразнить ее, отомстить за то, что он оказался в ее власти. Росс ужасно злился на то, что его ранили в ногу. То, что он делал, не было попыткой соблазнить ее. Его темные глаза не горели от жара, в его жестах не чувствовалось притязаний на любовную игру.

Мег поверила ему, когда он объяснил, что произошло сегодня утром.

Она постучала по шероховатой деревянной двери каюты:

– Вы уже легли?

– Да, – ответил Росс вполне дружелюбно, или так показалось, пока она слушала сквозь дверь толщиной в дюйм.

– Откуда у вас эти брюки? – Мег прошла мимо него, опустив голову, и взялась за медицинскую сумку. Если она не будет смотреть на Росса, то уязвит его. – Наверное, их принес Джонни.

– Да. Они практичны, – безразлично ответил Росс. – Но это не имеет значения.

Содержимое сумки поплыло у нее перед глазами. Всего несколько слов, но они сказали так много. Его безразличие относилось не к брюкам, не к ее присутствию и даже не к тесной каюте. Любой другой расслышал бы в том, как он произнес эти слова, всего лишь раздражение ее безразличием или усталостью после скверно проведенной ночи. Но эти слова имели другой подтекст, они объясняли его мрачное настроение и неулыбчивое лицо.

Мег доводилось слышать подобный тон от мужчин, уставших от сражения и боли, которые сами не стали бы отнимать у себя жизнь, но и не возражали бы, если бы это сделал кто-то другой. Она услышала голос мужчины, которому безразлично, живет он или нет. Вот чем объяснялось его безразличие к раненой ноге, мрачный взгляд. Действительная рана таилась значительно глубже.

Мег расстелила полотенце на сундуке, разложила на нем все необходимое, наполнила чашу водой и поставила ее рядом с койкой. Руки не дрожали, но мысли путались. Похоже, спасать надо было не только ногу. Если то, что Мег вчера помогла вытащить Росса из воды, имело какое-либо значение, следует надеяться, что он найдет, ради чего жить дальше.

– Кровотечения не было. – Мег сняла простыню с колена, коснулась рукой кожи у края льняной повязки и почувствовала, как Росс напрягся. – Колено не воспалено, жара не чувствуется.

Росс молчал, пока она развязывала узлы и разматывала бинты и, наконец, сняла ее, обнажив рану.

– Уже лучше, – заметила Мег, наклонила голову и осторожно понюхала, надеясь, что он не догадывается, ради чего она это делает. – Похоже, опухоль спала. Важно держать ногу в чистоте и не перетруждать. Кровь должна циркулировать в мышцах, что ускорит исцеление.

– Значит, признаков гангрены нет? – спросил Росс с таким безразличием, будто интересуясь, что подадут на обед. Он даже не пытался узнать, вынесет ли она ему смертный приговор или, по крайней мере, заявит, что ногу придется ампутировать.

– Нет. – Мег посыпала рану целебным порошком, наложила новую прокладку и снова забинтовала. – Оставим так на несколько дней. Завтра вы снова сможете ходить. – Росс ничего не ответил. Мег добавила: – Наверное, мы проведем на корабле три-четыре дня. Когда прибудем в порт, вы почувствуете себя гораздо лучше, хотя даже тогда вам не следует садиться на лошадь.

– Я в любом случае заказал бы дилижанс, – заметил Росс, будто раньше не думал о мелочах, с которыми придется столкнуться после прибытия в Англию.

«Он говорит так, будто не верит в будущее». При этой мысли она вздрогнула.

Мег предусмотрела все: она на день-два найдет дешевое, но приличное жилище в Фалмуте^[5], придет в себя после плавания и начнет привыкать к Англии. Затем прямиком направится в Мартинсден к Белле и Лине. Однако на дальнейшее ее воображения не хватило. Мег лишь представила первые объятия и слезы. Она считала, что с сестрами все должно быть в порядке. Она думала о них каждый день. Сестры не отвечали, потому что папа уничтожал ее письма, вот и все.

Видно, Росс Брендон, сев на корабль, больше ни о чем не думал. Морской транспорт отлично подходит для мужчины, которому не хочется принимать решения. Остается всего лишь подняться на борт, и корабль доставит его в определенный порт. У пассажира нет возможности передумать или изменить направление путешествия. Корабль все равно прибудет в место назначения.

– Ваш дом далеко от Фалмута? – спросила Мег, завязывая последние узлы и накрывая ногу Росса простыней.

– Далеко ли до дома? – Тяжелый взгляд Росса застыл на Мег, будто та задала трудный философский вопрос, ответ на который придется основательно взвесить. – Дом от меня отделяет тринадцать лет, – наконец ответил он.