Одним из первых воспоминаний моего детства стало то, как бабушка в ночи несет меня на руках. Я совсем маленькая, три года, вокруг темнота – черная, мрачная бездна без конца и края, а на небе мерцают яркие звезды разных цветов и размеров. Мне совсем не страшно. Склонив крохотную головку к плечу бабули, я шепчу ей на ухо вопросы: «Почему так темно? Куда мы идем? Что за блестящие камушки светят на нас свысока?» И она отвечает – спокойно, тихо и понятно, поглаживая меня по голове. Конечно, со временем я забыла ее слова, однако хорошо помню теплоту, ласку и любовь, которыми она окутывала меня каждую минуту. Гостить у доброй, но строгой бабушки я очень любила, так что делала это почти каждое лето.
Вместе мы читали сказки, и часто, умаявшись за день, на середине книги она засыпала. В такие моменты сквозь сон бабуля бормотала какую-то чушь. Я толкала ее в бок, просила перестать «буровить», то есть говорить несуразицу, и продолжала пересказывать историю сама.
По моей просьбе в два часа ночи она могла встать и начать готовить блины. Я обожала ее кубанскую стряпню: борщ, вареники с вишней, жаренные на чугунной сковороде пирожки. А еще – бабушка единственный человек, который ласково называл меня Лоюшкой. Находясь рядом с ней, я забывала о всех своих маленьких трудностях, горестях и несправедливостях в жизни.
Бабуля была очаровательной: миниатюрная, невысокого роста, с густыми тяжелыми волосами, крохотной ножкой 35 размера, почти не красилась и носила старомодные очки с толстыми стеклами. Не знаю почему, но сама она себя красавицей не считала и терпеть не могла комплименты, находя их жуткой лестью.
Вообще к окружающим людям бабушка относилась осторожно и друзьями не обзавелась. Наверное, потому, что считала людей жуткими сплетниками и законченными эгоистами, которые только и делают, что следуют своим корыстным целям за счет других. А получив желаемое, умудряются еще и облить тебя «помоями» с головы до пят и потом болтать об этом на каждом углу.
О своей жизни она мне много не рассказывала, поэтому, откуда росли ноги в ее суждениях, я могла лишь догадываться. Тем не менее, при таком взгляде на окружающих, сама бабушка сильно зависела от чужого мнения, так что была истинным перфекционистом и в свою жизнь почти никого не пускала. С моими родителями она тоже не ладила. Закончив школу, мама сбежала от нее в Питер и домой уже не вернулась. Зато я с бабушкой уживалась прекрасно, безумно ее любила, как и она меня.
Часами мы могли разговаривать за чашкой сладкого чая. Она всегда слушала меня с удовольствием и интересом, сопереживала, поддерживала, внушала веру и придавала сил. Уют, тишина, тепло и безграничная доброта – вот то, что всегда было неотъемлемой частью ее самой.
Конечно, как и все люди, моя бабушка совершала ошибки, порой страшные и непоправимые. Но от содеянного она никогда не отрекалась и себя не оправдывала. Некоторые черты ее характера можно найти и во мне. Бабуля – самый близкий, понимающий и светлый человек в моей жизни, но далеко не единственный. Тех, кто внес свою лепту в создание нынешней Лои, было много.
Ленинград – город, в котором я родилась, – всегда был для меня холодным, серым и мерзким. Просыпаясь утром, мне не хотелось вставать с кровати, а как только я выходила на улицу, настроение мое сразу ухудшалось. Чаще всего здесь шел проливной дождь, а зимой под ногами чавкала грязная каша из снега.
Все свое детство я была уверена, что, когда выросту, уеду куда-нибудь на юг – туда, где яркие краски, палящее солнце и ароматная морская вода укрывает пенным одеялом камни на пляже. Хотелось жить рядом с бабулей, плескаться в Черном море, любоваться горами, загорать и во всю наслаждаться красотами южной природы. Но тогда это было для меня лишь мечтами. Я все еще оставалась среди мрака и холода Северной столицы.
Улицы Питера отличаются от улиц провинциальных городов России. Тут много старинных зданий, которые напоминают помпезные дворцы. Когда-то эти огромные дома были особняками, по лестничным пролетам которых поднимались состоятельные господа, а потом они превратились в коммунальные квартиры. В одной из таких жили и мы: мама, папа, я и наши соседи.
Коммуналка – это высокие потолки, впечатляющие площади помещений и туалетная комната с кухней – одна на несколько семей. Ванных, как и душевых, в таких квартирах не было. Именно поэтому в 80–90-х годах – эпоху моего детства – у жителей Петербурга, обитавших в коммуналках, большим спросом пользовались общественные бани.
Если вы думаете, что новогодние и другие семейные праздники мы дружно и весело встречали с соседями, засыпая друг друга поздравлениями, улыбками и подарками, – вы ошибаетесь. Картина была противоположная: крики, мат, оскорбления друг друга, ссоры и драки. Отчетливее всего я помню погнувшийся от ударов алюминиевый ковш для каши, которым моя мама наваляла соседке по голове. Уж не знаю, что там между ними произошло, но моя мать тогда видела только такой выход.
Бабушка из Анапы в гости к нам приезжала редко – родители часто с ней ругались. Отношения с мамой у бабули всегда были натянутые, а моего отчима она на дух не переносила. Они просто не понимали друг друга, а алкоголь, которым уже тогда увлекались мои родители, подливал масла в огонь.
Хотя папа и не был мне родным, я все равно его любила. К моему рождению они с мамой уже были в браке. И если бы бабушка все время не напоминала мне о том, что в нас с отцом течет разная кровь, – я бы об этом и не узнала. Ее слова я старалась пропускать мимо ушей, они казались мне крайне несправедливыми. А в стычки между бабушкой и родителями я не вмешивалась. Родом мой папа был из деревни в Ленинградской области. После школы он уехал на заработки в Ленинград, где и познакомился с моей мамой.
Конечно, я не знала причин алкогольной зависимости моих родителей. Но была уверена, что пришли они к этому не от счастливой жизни. Думаю, так люди проявляют слабость, не находят другого выхода, выбирают для себя самый легкий путь. Зачем решать проблемы, если можно заливать их стаканами водки с утра до ночи, размывая тем самым границы реального и выдуманного мира. Конечно, мамина и папина пагубная привычка наложила отпечаток и на меня – ребенка.
Помню, как в пять лет я играла с отцом в прятки. Сначала он несколько раз искал и находил меня, а когда наступала его очередь прятаться, поиски занимали не менее часа. Папа просто уходил по своим делам на улицу, а спустя время возвращался. Я все старалась понять, куда он так хорошо прячется, пока однажды не наткнулась на входящего в дверь коммуналки отца, который, конечно, был в куртке и грязных сапогах.
С ним же мы часто ели мороженое в ближайшем кафе, и один раз отчим накормил меня шариками с коньяком, потому что перепутал пиалы, выставляя купленный десерт на стол. После этого недоразумения я спала до вечера. А когда проснулась, отец курил одну из своих папирос. Я спросила: «Что это?» Недолго думая, он предложил мне попробовать и протянул новенькую бумажную трубочку, наполненную табаком. Я вставила ее в рот так же, как это делал папа, и принялась втягивать в себя воздух.
– Чтобы раз и навсегда желание делать это вновь у тебя пропало! – заявил отец, улыбнулся и поднес огонь к моей папиросе. Затянувшись один раз, я наглоталась отвратительного на вкус густого дыма и начала кашлять. Затем вернула папе мерзкий подарок, схватила со стола кувшин с водой и взахлеб выпила все до последней капли. Действительно, долгое время пробовать эту гадость вновь желания у меня не возникало.
Моя мама чудила по-своему: то забывала сварить обед, то приглашала в гости всяких бродяг. А однажды мы с ней гуляли, и вдруг нас окликнула какая-то нищенка – одна из тех, что сидят в переходах с табличкой в руках и просят денег у прохожих. Сначала мама ее не признала, а потом заулыбалась.
– Милая моя, что с тобой случилось? Неужто бедствуешь, собирая денег на кусок хлеба? – поинтересовалась она у знакомой.
– Черт с тобой! – захохотала нищенка. – Знаешь, сколько на этом можно заработать?! Главное, одеться победнее и табличку жалостливую написать. А если у церкви какой-нибудь получится обосноваться – совсем хорошо. Сама попробуй!
– Интересно! Возьму на заметку, – ответила ей мама.
Очень надеюсь, что она так и не воспользовалась советом нищенки.
Конечно, приятные воспоминания о моих родителях тоже есть. Ведь не может же быть в человеке только одна сторона: черная или белая. Как правило, все гармонично сочетается. Да и бабушка учила меня находить хорошее даже в самом плохом.
– Благодари человека за все, и будет тебе радость! – говорила она.
Хорошо, что я много не рассказывала ей о своей «счастливой» жизни. А то у бабули случился бы инфаркт уже тогда.
В любом случае к советам бабушки я прислушивалась, да и родителей своих любила, какими бы они ни были. Так папе я благодарна за то, что научил меня играть в шахматы, кататься на велосипеде и писать прописью. Внимание, все это я делала уже в пять лет!
Мама познакомила меня со всякими женскими штучками. Именно среди ее вещей я впервые увидела: капроновые чулки, красную помаду, огромные клипсы для ушей и стеклянный флакончик парфюма с резким запахом. В детстве я очень любила надевать это все на себя, включать кассету в магнитофоне и танцевать, активно виляя попой. Одной из моих любимых песен была «Ксюша» в плюшевой юбке и с русой косой. Я всегда мечтала отпустить себе длинные волосы, но мама подстригала мне их лет до шести «под горшок».
Конечно, я любила и уважала своих родителей, ведь родственников не выбирают. Так что деваться было некуда. Да простят меня мои предки, но, если бы потребовалось описать их парой слов, получилось бы следующее: «Папа – рукастый алкоголик, мама – эгоистичная истеричка».
Как и большинство детей 60–70-х годов, сами они стали родителями рано. Ну чему можно научить ребенка, если ты и сам еще дитя? Нагулялись бы сначала, выучились, разобрались в себе… А так – «тяп-ляп», как получалось, так и воспитали.
Хотя, надо сказать, мои родители очень старались выполнять роль образцово-показательной семьи. Особенно если мы принимали дома гостей или сами выбирались на какой-нибудь праздник.
Мой отчим всегда производил на окружающих впечатление умного, спокойного и уравновешенного человека: читал, играл в шахматы, работал на заводе, мог починить что угодно, а многое вообще делал своими руками, пока в его жизни не появился алкоголь. Он пристрастился к нему так, что потерял почти все.
Огромным минусом было и то, что со временем запои папы стали затяжными. Я перестала чувствовать от отца заинтересованность в своей жизни – не получала должного внимания, которое было мне так нужно. Да что уж говорить, папа даже не знал, сколько мне лет, и постоянно задавал глупые вопросы, вроде: «Ты что, уже в школу ходишь? А читать умеешь?» Я всегда с грустью вспоминала, как мы раньше просто гуляли с ним на детской площадке и раз в неделю выбирались на природу всей семьей. Со временем мне стало казаться, что все это было так давно.
Мама была красивой и общительной, прилежно училась в школе, обожала цветы и музыку. Но в семейной жизни она часто орала, злилась и закатывала скандалы. Кроме того, считала себя самой умной и правильной. Если, общаясь с ней, вы не знали бы чего-то из того, что знает она, – клеймо самого тупого человека в мире вам было бы обеспечено. И совершенно неважно, играли ли вы когда-либо на пианино, читали ли ту или иную книгу, изучали ли иностранные языки. Все, в чем она являлась спецом, априори должно было быть знакомо и вам. В противном случае пиши «про-па-ло». Возможно, ей доставляло удовольствие самоутверждаться за счет других, публично их унижая? Не знаю. Но то, что мне – ребенку, непосильно было стоять с ней на одном уровне, очевидно любому. Так что роль полнейшей дуры в ее глазах была моей с рождения.
Мало того, любые мои успехи и достижения воспринимались обоими родителями примерно так:
– Получила пятерку? Задание было легким.
– Справилась только ты? Оказывается, все твои одноклассники – тупицы.
– Выиграла соревнование? Повезло.
Неудивительно, что к моим семи годам мы превратились в сожителей. Доверие между нами пропало, как и мое желание что-то рассказывать родителям о себе.
Но самым удручающим был даже не город и не разваливающиеся семейные отношения, а район, в котором находился наш дом. Наркоманы, алкоголики, маньяки и педофилы встречались тут на каждом шагу. Гуляешь себе такой спокойненько в парке, навстречу идет мужчина в плаще и шляпе, подходит ближе, и вот наши глаза встречаются, плащ распахивается, а там – его обнаженные гениталии во всей красе. Похожие истории случались со мной настолько часто, что я даже перестала им удивляться, пугаться их и просто обращать на них внимание.
Здесь я пошла в школу. Кстати, попала в ту группу «счастливчиков», которые не перепрыгнули четвертый класс. Из-за этого сидела за партой одиннадцать лет вместо десяти. Учиться было не сложно, так как писала прописью я благодаря папе, а считать и читать стала после мучительных уроков с мамой. Никогда не забуду разбросанные по полу деревянные кубики с буквами, море своих слез, а также крики и фразы матери, вроде:
– Ты же не тупая! Эти два слога любой дурак сложить может! МА-МА, ПА-ПА – что сложного?!
В середине первого школьного года у меня появилась подруга. До зимы Надя лежала в больнице с желтухой, так что в класс пришла значительно позже остальных детей. Отставая в учебе сама, она еще умудрялась отвлекать других: постоянно болтала и кидала в одноклассников разными записочками. Но было в ней что-то такое простое, дерзкое, открытое и настоящее, что притягивало мое внимание. Наверное, ее смелость, вера в себя и победу добра над злом в мире. К тому же с Надей мы сидели за одной партой. Сама судьба подталкивала нас к дружбе.
Подруга моя была смуглой девчонкой со светло-зелеными глазами, напоминающими мятные леденцы, и прямыми черными волосами, подстриженными под каре, словно по линейке. Такой же ровной была и ее челка, но пряди той не лежали на месте и все время торчали в разные стороны. Одевалась Надя бедно и не всегда опрятно. Иногда на ее одежде можно было заметить жирные пятна, катышки или дырки. Но в самые плохие дни от подруги пахло кошачьей мочой. Ее мама не могла пройти мимо бездомных животных, и всегда забирала бедолаг на ночлежку, а те, бывало, справляли нужду на Надину одежду.
Как и все дети, мы с подругой часто ссорились и тут же мирились, гуляли дни напролет и попадали в разные передряги. Один раз вообще сдали в милицию педофила – так достал нас мужик, ежедневно выходивший на балкон своей квартиры в обнаженном виде и манящий нас пальчиком к себе в гости. Мы будто бы приняли одно из его приглашений и направились в сторону подъезда. Но перед этим вызвали милицию, которая и встретила голого мужика на лестничной площадке. Ой, сколько шума было, когда его забирали в участок.
Еще хорошо помню, как зимой по дороге в школу на снегу я заметила связку ключей и обгоревшую перчатку у приоткрытого люка. Весь день думала: «Кто изловчился потерять столько ключей? Почему прожженная перчатка лежит без пары?» Когда возвращалась обратно, ужаснулась: то место было оцеплено и окружено милиционерами. А из толпы зевак доносились обрывки фраз, которые я быстро соединила в одно предложение: «Прошлой ночью убили ребенка с отцом, сожгли их тела и выбросили в канализационный люк». Я тогда так испугалась, что стояла как вкопанная у того места еще пару минут и боялась пошевелиться.
«Это все глупые сплетни, ночной кошмар, вымысел… – то и дело крутилось в моей голове. – Не хочу даже слышать об этом, знать предысторию…» – чувства ужаса, страха и отвращения переполняли меня, а глаза метались из стороны в сторону в поисках спасения. Так и не найдя ничего, на что можно было переключить внимание, я ринулась домой.
О проекте
О подписке