– Никто другой не станет говорить со мной открыто: вы сами это сказали, – а мне необходимо понять, почему вы возражаете против строительства канала.

– Не все ли равно? Вы приехали, и все возражения растают, словно снег под горячими лучами солнца.

– Но я не хочу злоупотреблять своим положением!

– В таком случае вам не следовало приезжать, – скептически взглянув на него, заявила Мирабель.

Алистер отвернулся и, невидящим взглядом уставившись в окно, сосчитал до десяти.

– Мисс Олдридж, должен прямо сказать, что из-за вас мне хочется рвать на себе волосы.

– А я-то думала, в чем тут дело.

Алистер круто развернулся:

– Какое дело?

– Я думала, обстановка накалена из-за плохой погоды. А оказывается, это из-за вас. Вы удивительно сильная личность, мистер Карсингтон, так почему из-за меня вам хочется рвать на себе волосы?

Алистер смущенно посмотрел на нее. Коса, нарушив прическу, сползла к уху и практически расплелась.

Он решительно направился к столу, сгреб с поверхности пригоршню шпилек и подошел к ней.

– Это ваше.

– Ой, спасибо.

Она протянула руку, но он, проигнорировав этот жест, взял непослушную косу, свернул и, уложив на место, заколол шпильками.

Она стояла не двигаясь, уставившись на его галстук.

Волосы у нее были шелковистые, мягкие, и так хотелось зарыться в них пальцами.

Водворив косу на место, он отступил на шаг:

– Так-то лучше.

Она какое-то время молчала, и лицо ее было так же напряжено, как у его кузины, когда она разбирала египетские иероглифы.

– Они меня отвлекали – ваши волосы: когда что-то не в порядке, это мешает думать, – заявил он совсем некстати.

Но разве это оправдание? Джентльмен может позволить себе подобную вольность только с близкой родственницей или любовницей, но он не мог удержаться и теперь лихорадочно придумывал, как извиниться.

Она заговорила, опередив его:

– Так вот что вас так расстроило! Впрочем, чему здесь удивляться. Человек, способный пуститься в путь на ночь глядя, под ледяным дождем из-за того лишь, что у него нет сменного белья, живет в соответствии с какими-то своими нормами, недоступными для понимания остальным людям.

Она отвернулась и принялась свертывать карты.

– Хотите верьте, хотите – нет, мисс Олдридж, но у меня тоже есть принципы. Я хотел бы убедить землевладельцев в том, что строительство канала, предложенное лордом Гордмором, имеет свои преимущества. Мне хотелось бы удалить из плана все, что вызывает возражения, и, если это возможно, прийти к приемлемому компромиссу.

– В таком случае отправляйтесь в Лондон и пришлите для этого кого-нибудь другого. Вы либо глубоко заблуждаетесь, либо являетесь безнадежным идеалистом, если думаете, что люди будут относиться к вам как к обычному человеку. Мои соседи, да и мой отец поручили бы встретиться с представителем лорда Гордмора своим управляющим. Вас же мой отец не только попросил встретиться с ним, но и пригласил на ужин. Он даже попытался убедить вас переночевать у нас, хотя затворник и предпочитает обществу людей общение с представителями растительного мира. Сэр Роджер Толберт и капитан Хьюз более общительны и непременно заедут к вам, чтобы пригласить на ужин. И каждый будет предлагать вам полюбоваться своими домашними любимцами: скотом и детьми, особенно дочерьми.

Пока говорила, Мирабель пыталась сложить и скатать в рулон карты, что получалось у нее ничуть не лучше, чем привести в порядок прическу, которую соорудила ее горничная.

Алистер подошел, взял у нее карты и сложил как следует, а положив их на стол, едва удержался, чтобы не шлепнуть ее последним рулоном.

Нахмурив лоб, она взглянула на них:

– Развернуть их не составило никакого труда, но когда настало время свернуть, они словно стали жить собственной жизнью. Видимо, они не любят, когда их закрывают, и здесь требуется особое умение.

– Нет, все дело в логике, – возразил Алистер.

– Наверное, это какой-то особый вид логики, о котором я и понятия не имею, – сказала Мирабель. – Но ведь вы, насколько я понимаю, учились в Оксфорде. Если бы я окончила университет, то тоже научилась бы думать логично.

– Хотел бы я, чтобы после Оксфорда можно было так задать простой вопрос, чтобы получить прямой ответ.

Она одарила его ослепительной улыбкой, такой же, как и вечером, когда еще не знала, с каким поручением он прибыл. Поскольку после этого она улыбалась ему более сдержанно, он пришел в полное замешательство. Его будто ударили по голове крикетной битой.

– Вы хотите, чтобы я объяснила вам, почему представитель лорда Гордмора не смог получить поддержку проекта канала?

Алистер попытался сосредоточиться:

– Представитель сказал нам, что никто не захотел даже обсуждать это предложение. Куда бы он ни обращался, повсюду встречал отказ, и ему указывали на дверь. Да, я хочу, чтобы вы объяснили мне причину, мисс Олдридж, поскольку вы утверждаете, что все остальные, благоговея передо мной, побоятся сказать мне правду.

– Я, конечно же, вам этого не скажу, – накинув плащ, заявила она и, надев шляпку, торопливо завязала ленты. – У вас все преимущества. Перед вами каждый будет раболепствовать. Что-то я не вижу, чтобы вы столкнулись хотя бы с малейшим сопротивлением. Ситуация для меня и так безнадежна, поэтому нет смысла сдавать вам мое единственное оружие. Всего вам доброго, мистер Карсингтон.

Схватив со стола карты, она вышла из комнаты, оставив сбитого с толку Алистера размышлять над услышанным. Он смотрел ей вслед и любовался небрежно надетым плащом, съехавшей набок шляпкой и слегка покачивающимися бедрами идеальной формы.

Возможно, мистер Карсингтон утешился бы, узнав, что не один он озадачен и сбит с толку. Мирабель тоже было не по себе, поэтому она решила проехать еще две мили до Кромфорда, где жила ее бывшая гувернантка, одно присутствие которой действовало на нее успокаивающе.

И вот теперь она сидела в уютной гостиной миссис Энтуисл, такой же опрятной и нарядной, как и ее хозяйка.

Миссис Энтуисл, которая была на десять лет старше Мирабель, вышла замуж и переехала в Кромфорд вскоре после того, как ее девятнадцатилетняя воспитанница уехала в Лондон на свой первый сезон. Три года назад мистер Энтуисл умер от воспаления легких, оставив ее достаточно обеспеченной, что избавило миссис Энтуисл от необходимости возвращаться к прежней профессии.

– Было бы хорошо, если бы у меня действительно имелось какое-нибудь оружие, – заявила Мирабель, – но мистер Карсингтон скоро поймет, почему они возражают против строительства канала. Все землевладельцы Лонгледж-Хилла считают, что оно связано со слишком большими разрушениями при очень небольшой выгоде. Если бы дело обстояло иначе, мы бы давным-давно сами построили канал, причем это обошлось бы нам значительно дешевле.

– Те, кто всю жизнь прожил в Лондоне, не способны осознать последствия подобных проектов для сельских общин, – заметила миссис Энтуисл. – Объясни кто-нибудь эту проблему лорду Гордмору, он наверняка отмахнулся бы от нее, решив, что это провинциальное предубеждение против перемен и прогресса.

– Виноват в этом не только он, – возразила Мирабель, – но и мы сами в какой-то мере. Все землевладельцы должны были высказать свое мнение его представителю, но мы не обратили на него никакого внимания, как и на всех прочих. Статус и полномочия представителя отражали статус и могущество его работодателя, а престиж лорда Гордмора был весьма невелик. Для обитателей Лонгледж-Хилла его представитель был всего лишь одним из многих, которые приезжали и уезжали, пытаясь убедить нас в преимуществах то одного, то другого проекта, но местные нетитулованные дворяне были достаточно консервативны. Даже в разгар каналомании считали строительство кромфордского канала мистера Аркрайта авантюрой, так же как канала в Пик-Форесте. Все последующие события лишь подтвердили их правоту, по крайней мере в том, что касается финансовой стороны. Хотя эти каналы существенно улучшили положение с перевозкой грузов для коммерческих целей, ни один из них пока что не обеспечил значительных прибылей держателям акций.

Водные пути, несомненно, в корне меняли как ландшафт, так и жизнь в общинах, по чьей территории они проходили.

Реакция на проект строительства канала Гордмора оказалась еще более негативной, поскольку речь шла о частной собственности Мирабель и ее соседей.

– Ты никак не могла предвидеть, что лорд Гордмор окажется настойчивее прочих, – заметила миссис Энтуисл.

– Меня беспокоит не его настойчивость, а выбор представителя, – сказала Мирабель. – Мистер Карсингтон явился неожиданно, не предупредив о своем прибытии никого из землевладельцев. Не думаю, однако, что он обратился только к отцу, которого меньше, чем кого-либо другого, интересуют каналы, как, впрочем, и все остальное, не имеющее отношения к растительному миру.

– Мне кажется, мистер Карсингтон и лорд Гордмор понятия не имеют об увлечениях вашего отца, – предположила миссис Энтуисл. – Им было известно лишь, что ему принадлежит самая крупная земельная собственность.

– И папа ничего не сделал, чтобы как-то их предупредить, – заметила Мирабель. – Даже ответил на письмо мистера Карсингтона, можете себе представить?

Миссис Энтуисл кивнула, сказав, что все это объяснимо.

– Если даже отец согласился встретиться с мистером Карсингтоном, то что говорить об остальных, – продолжила Мирабель. – Они будут всячески ублажать героя Ватерлоо и согласятся с любым его предложением. Они согласятся на мизерную финансовую компенсацию за использование земли и будут радостно кивать, какую бы трассу канала им ни предложили. Меня бы очень удивило, если бы нашелся смельчак, который попросил бы построить мост, по которому коровы могли бы возвращаться с лугов. А тем временем, уж будьте уверены, мистеру Карсингтону станут подсовывать своих дочерей и сестер, хотя он вовсе не старший сын в семье.

– Наверное, он очень хорош собой? – поинтересовалась миссис Энтуисл, наливая Мирабель вторую чашку чаю.

– Аж дух захватывает! – мрачно ответила Мирабель. – Высокий, широкоплечий. Педантичный в отношении одежды, но не чопорный. Даже к своему увечью приспособился: хромота придает ему мужественности, элегантности и, представьте себе, галантности.

– Галантности, – повторила миссис Энтуисл.

– Это ужасно! – сердито буркнула Мирабель. – В его присутствии мне то хочется заплакать, а то – швырнуть в него что-нибудь. К тому же он идеалист или просто притворяется. У меня не хватает духу сказать ему, что его благородные намерения никого не трогают.

– Он брюнет или блондин? – поинтересовалась миссис Энтуисл.

– Шатен. Когда на его волосы падает свет, они отливают золотом. Глаза у него светло-карие, но могут менять цвет. Взгляд ленивый. Нельзя с уверенностью сказать, слушает он тебя или только делает вид. Возможно, его раздражают мои волосы, и он смотрит на них из-под полуопущенных век.

– Но почему ты так думаешь? – удивилась миссис Энтуисл. – Твои волосы великолепны.

Мирабель пожала плечами:

– Рыжие волосы не в моде, особенно такого странного оттенка, а он признает только совершенство. К тому же моя прическа даже в самые лучшие времена не отличалась элегантностью.

– Просто ты не даешь возможности горничной уложить волосы как следует, все время вертишься.

– Что правда, то правда: так было и сегодня утром, – потому моя прическа и развалилась.

Миссис Энтуисл взглянула на волосы Мирабель:

– Мне кажется, они сейчас в полном порядке.

– Это дело его рук. Он заколол их так крепко, что будет нелегко вытащить шпильки. Интересно, кто научил его этому? Надо будет спросить.

– Только этого не хватало!

– Я аж онемела от неожиданности!

Сказать «онемела» – значит не сказать ничего. Охватившие ее чувства не передать словами. Он стоял так близко, что она чувствовала запах крахмала, исходивший от его галстука, и еще какой-то неуловимый аромат, который, возможно, ей только пригрезился. Но что ей точно не пригрезилось, так это гулкие удары собственного сердца и целая гамма неожиданных ощущений, которые тоже не поддаются описанию.

Она понимала, что это за ощущения. Теперь она старая дева, но когда-то была молодой и мужчины старались перещеголять друг друга, оказывая ей всяческие знаки внимания. Кое-кому удалось завоевать ее симпатию, но уж лучше бы не удалось никому.

С тех пор прошло десять лет, и теперь она могла спокойно вспоминать о том чудесном сезоне в Лондоне и об Уильяме. Но ей вовсе не хотелось пережить все это снова. Любая привязанность заканчивается одним и тем же, и она не жаждала вновь подвергать себя испытанию.

Правда, сейчас ей едва ли угрожала опасность. Мистеру Карсингтону не нужны были ни ее деньги, ни она сама. Ему требовалась только информация, которую он мог получить и без ее помощи.

Миссис Энтуисл прервала ее размышления:

– Ты говоришь, что мистер Карсингтон педантичен в отношении одежды?

– Он посрамил бы самого Бо Браммела, – ответила Мирабель и рассказала о разговоре с ним, состоявшемся под ледяным дождем, когда среди ночи он помчался верхом на лошади в гостиницу, из-за того, что ему утром нечего надеть.

– Это многое объясняет, – заметила миссис Энтуисл.

– Ты же знаешь, каковы эти денди! Для них важен каждый пустяк. Ты и представить себе не можешь, насколько раздражают его мои волосы. Он не сдержался и сказал, что они отвлекают его внимание.

– В таком случае ты вооружена лучше, чем тебе кажется, – улыбнулась миссис Энтуисл. – Ты невольно обнаружила слабое место своего противника. Поздравляю!

Мирабель пристально посмотрела на подругу.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Отвлеки его внимание, – посоветовала ее бывшая гувернантка.