– Ну-у-у? Чего пялишься на меня и молчишь?!! – напустил на себя Станислав нарочитую строгость.

– Любуюсь тобой, Станек!

– Любуется он… Ты хоть соображаешь, болван синеокий, что я за тебя волновался? Всякая гадость относительно тебя в мою голову лезла. Да я уже раз десять тебя мысленно похоронил и столько же раз воскресил, а потом снова похоронил и снова воскресил. И ведь ничего удивительного, брат, война кругом!..

– Да-а-а!.. – только и ответил ему на это Михаил и снова виновато улыбнулся…

– Ты хоть в курсе, что 5 августа российские войска без боя нашу красавицу Варшаву немцам сдали?!

Михаил в ответ помрачнел… устало вздохнул… и утвердительно качнул головой.

– А в Варшаве, между прочим – ты, мой единственный друг Михаил Богдан.

– Да-а-а… – принялся теребить свою бородку Михаил.

– Ну вот, видишь, что мне пришлось из-за тебя пережить, – с укором смотрел на него Станислав. – Откуда мне было знать, как там, в Варшаве, твои дела обстоят? Может, ты уже в плену у немцев… Может, погиб… Или в Германию тебя сослали… О, Matko Boska Częstochowska! – вскинул он к небесам руки, – Чего я только не передумал за этот месяц!

– Дело в том, Станек, – вдруг как-то подавленно сказал Михаил, – я не из Варшавы к тебе приехал… Из Варшавы я уехал давно, еще в мае…

– Как это, не из Варшавы ты?.. – ахнул Станислав. – А откуда ты? И куда уехал из Варшавы?!! Когда, наконец?!! Почему я до сих пор ничего не знаю о твоих перемещениях по свету?!!

– Давай об этом позже поговорим, Станек!.. Я очень устал от всех этих безутешных новостей с фронтов!.. И вообще… от всего того, что сейчас происходит в мире…

– Да-а-а…. страшные теперь вещи в мире творятся, Михаська! А ты слышал, что у Германии цель – покорить Россию, ослабив ее экономически и в военном отношении? Германия планирует оттеснить Россию на Восток, ограничив ее границами бывшего Московского княжества.

– Слышал, Станек, слышал, – все так же устало ответил ему Михаил. – «Натиск на Восток», так немцы назвали этот план, предусматривающий захват чужих территорий вооружённым путем.

– Да, да! Именно так он и называется этот план – «Натиск на Восток». Всё правильно ты говоришь. А ведь вся эта катавасия, вся эта проклятая война началась с убийства австрийского престолонаследника Франца Фердинанда и его жены каким-то сербским националистом Гаврилой Принципом. Что за Таврило Принцип на наши головы свалился?! – глубоко пожав плечами, посетовал Станислав.

– Ой…. да ладно! Какой там Таврило Принцип!.. – скривил лицо Михаил. – Тут, скорее, не столько дело в самом Гавриле, сколько в том, что кто-то попросту повод искал, чтобы развязать всю эту бойню! Бойню… за передел мира, за источники сырья и рынков сбыта. Все неймётся им, этим безголовым и корыстным политикам! Вечно заварят кашу, а народы ее расхлебывают…

– А ты слышал, Михаська, о беспорядках в Москве в мае этого года?

– Да так… Краем уха. Чего этим-то неймётся?

– О, Михаська, немцев, проживающих в Москве, сильно громили…

– За что? За их принадлежность к немецкой расе?

– Именно за это, Михаська! Столица на три дня выходила из-под контроля властей. А ведь всё это – конфликты и проблемы общества…

– О, Jezus Maria! Теперь-то уж точно начнут наказывать всех непричастных к войне людей только по их национальным признакам, – ядовито констатировал Михаил.

– Не иначе, так и будет, Михаська! Да ведь и Санкт-Петербург в ходе борьбы против «немецкого засилья» 31 августа 1914 года в Петроград переименовали. Слыхивал об этом?..

– Конечно, слыхивал… Вот только никак не могу привыкнуть к новому названию. Привык, что Санкт-Петербург должен Санкт-Петербургом называться… Трудно для моего восприятия Петроград даётся…

– Согласен с тобой, Михаська. Такие же чувства испытываю. Да! Кстати! А ты слышал, что забастовки по Москве прокатились? Везде пишут об этом… Плюс ко всему, подростковая преступность наводнила города. А тут, как назло, полиции не хватает, чтобы разруливать эти ситуации.

– Ой, Станек, – поморщился Михаил, – тут надо было властям вовремя обратить внимание на нервное напряжение в народе и вовремя устранить их неудовлетворенность жизнью…

– Да! Ты прав! Глядишь, и не достигли бы своего кульминационного пика его возмущения. Но не-е-ет… тянули до последнего!.. Кстати, читал я любопытный доклад небезызвестного господина Мартынова. Слышал о таком?

– Нет, – развел руками Михаил, – первый раз о таком господине слышу…

– Господин Мартынов, Михаська – это начальник Московского охранного отделения. Так вот, он, этот Мартынов, в своем докладе по поводу произошедшего отметил, что вышеупомянутые события могут оказаться только репетицией для другого, настоящего и серьезного взрыва в стране. Подчеркнул, что беспорядки в Москве в мае этого года, в действительности – только прелюдия к тому страшному, безумному пожару, который может полыхнуть чуть позже и уж тогда-то точно обуглит всю Россию.

Слушая Станислава, Михаил все хмурился и хмурился… Затем резонно заметил: «Тогда какого черта правители надумали наш Варшавский университет переводить в Москву, если и там покоя нет?!»

– Ты что, братишка, не в курсе, что «Варшавку» только на время эвакуировали в Москву?

– Как так?! А где же теперь «Варшавка»?!

– В Москве Варшавский университет был только транзитом, а оттуда направился в Ростов-на- Дону…

– В Ростов-на- Дону, говоришь?.. – принялся лихорадочно теребить свою бородку Михаил.

– Да! В Ростов-на- Дону… Ты что, никогда не слышал о таком городе?..

– Почему не слышал? Слышал. Это на Кавказе… «Погибельный Кавказ», как его еще иначе называют с 1863 года…

– Да! Именно так, Михаська! На «Погибельный Кавказ» отправили твой любимый Варшавский университет. Туда, именно туда, куда тысячи поляков были высланы после неудачного антироссийского восстания 1863 года…

– Но почему именно туда надо было эвакуировать тысячу пятьсот студентов, сотню преподавателей, семь лабораторий, обсерваторию?.. Помимо всего прочего – музей древности, библиотеку… Прекрасную, скажу я тебе библиотеку, из пятисот шестидесяти двух тысяч томов книг!..

– Потому что городская дума Ростова-на- Дону, в отличие от других городов, претендующих на «Варшавку», сумела удовлетворить требование ректора вашего университета – профессора Сергея Вехова.

– Какое это было требование?..

– Профессор Вехов потребовал, чтобы университету дали возможность целиком переехать на новое место, не растаскивая его по факультетам. А это оказалось по силам только Ростову-на- Дону. В начале августа уже и ректор Вехов, и все члены университетского правления переехали туда. Правительство Ростова-на- Дону давно мечтало иметь у себя в городе университет, и вот их мечта сбылась. О-о-о… сколько там радости было!.. Молодежь организовала шествие, манифестацию, празднуя долгожданное событие – открытие в их городе университета. В Ростове-на- Дону уже все, как один, готовы сесть за парты студиозусов хоть с сегодняшнего дня. Кстати, братишка, прием студентов там будет длиться до 1 декабря!!! – заострил на этом важном моменте внимание Михаила Станислав. – Так что напомни им о себе. Обязательно напомни! А то вычеркнут тебя из списков студентов. Вычеркнут, даже можешь и не сомневаться!.. И забудут раз и навсегда, что был у них такой студент – Михаил Богдан…

– Ужас! Ужас!!! До чего дожили!.. – покачал сокрушенно головой Михаил. – Это же надо, чтобы престижный Варшавский университет с профессурой мирового масштаба, да в такую дыру, как Ростов-на- Дону отправить! Надеюсь, что «Варшавка» не застрянет на берегах Дона навсегда!.. Скорее всего, после проклятой этой войны университет переберётся обратно, с берегов Дона на берега родной Вислы.

– Не знаю, что тебе на это ответить, – призадумавшись, принялся поглаживать пальцем свои усики Станислав. – Ходят слухи, что отцы города Ростова-на- Дону прямо-таки клещами вцепились в идею заполучить себе «Варшавку» навсегда.

– Навсегда?!! – побледнел Михаил. – Ты это серьезно?!!

– Совершенно серьезно!.. Еще бы им не вцепиться клещами в этот университет!.. Кому не захочется заполучить пять факультетов престижного и старейшего Варшавского университета со всей его элитной профессурой, со всеми студентами и, вдобавок ко всему, несколькими сотнями элегантных варшавянок – студенток Высших женских курсов и женского медицинского института?.. Ты представляешь, братишка, куда наших панночек, наших сладеньких девочек отправили? – подпихнул Михаила плечом Станислав. – В какой-то там Ростов-на- Дону, – поморщил он нос…

– Да-а-а… и врагу такого не пожелаешь!.. Из Варшавы, да в такую-то дыру!!! О, Jezus Maria!.. Что на свете творится…

– Так что, Михаська, поедешь ты теперь вместо Варшавы на Кавказ доучиваться. И будешь теперь вторую свою половинку среди наших землячек не в Варшаве искать, а на берегах Дона…

– Ну, уж не-е-ет!.. Дождусь, когда кончится война и университет обратно в Варшаву вернется. Тогда и продолжу там свою учебу…

– К слову сказать, – вдруг оживился Станислав, – слыхивал я, что немцы, в пику русским, на базе оставшегося, не вывезенного до конца университета, надумали в Варшаве свой университет открыть. В Москву-то, по слухам, только часть университетского оборудования удалось вывезти. Большая часть университетской библиотеки, оборудования и даже личные библиотеки профессоров и по сей день в Варшаве находятся.

– Вот и отлично! В таком случае, буду доучиваться в Варшаве! Хочу на родине остаться! И только там!.. Даже если суждено мне будет погибнуть там, с радостью приму смерть у себя дома. Дома и смерть красна!.. А вообще, – снова устало вздохнул Михаил, – хочется мне, Станек, покоя… Хочется, чтобы ничего не омрачало радости, которой я так долго ждал от встречи с тобой. Хочется не думать об этой войне и всех ее ужасах. Насмотрелся я на несчастья людей, пока добирался до тебя. Сколько их, сирых и убогих, по дорогам империи сейчас скитается. Ночью такой вой собак в разорённых деревнях стоит, жутко даже! С голодухи они трупы людей жрут. Фу!!! А ведь любая война – это, в первую очередь, бездарная работа дипломатов и правителей.

– Да-а-а… Действительно ужас, что в мире творится!!! – поморщился Станислав.

– А знаешь, Станек, пришла мне сейчас на ум мудрость персидского поэта Хафиза Ширази. Помнишь его строки: «Людей пора переродить и вырастить свой сад, и мир свой заново создать – иначе, это ад!..».

– Прав! Ох, как прав был старина Ширази!.. – воскликнул Станислав. – Но, к сожалению, переродить людей ни у кого и никогда не получится. Миром правила и будет править жажда наживы, господство сильных мира сего над слабыми и извечное холуйство тех самых слабых перед сильными. Ай!.. Да ну их всех к черту!.. – махнул рукой Станислав. – Давай-ка, Михаська, будем лучше придерживаться других мудрых слов Ширази: «Вино да косы женские – вот мира глубина». Давай возьмём их за девиз нашей с тобой жизни! Ведь что может быть лучше вина и женщин? Ничего! А теперь, Михаська, пошли в мой дом! Пошли скорее!.. Мне так о многом хочется расспросить тебя, о многом тебе рассказать…

Откинув в сторону печальные мысли о войне и снова настроившись на радость встречи, друзья, крепко обнявшись, направились к крыльцу дома Станислава.

– Хоромы-то какие у тебя, Станек!.. – ликующе воскликнул Михаил. – Не дом, а целый дворец!..

– Ну, положим, до дворца ему далеко, но дом неплох!.. Тут самое главное, что он очень добротный! На века построен. И ты знаешь, братишка, если бы я надумал навсегда кинуть свой якорь в Могилеве, то, может быть, и выкупил бы этот дом у своего дядюшки Франца Яновича Войцеховского. Ведь это его дом…

– Так это дом твоего дядюшки? Не твой?..

– Да, Михаська!.. Это дом моего дядюшки. Перед моим приездом в Могилев он купил себе другой дом, а в этом доме предложил пожить мне, пока я буду служить в могилевском банке. Почему бы и нет, подумал я, и согласился… Дом прекрасный, теплый, уютный. Этот дом достался жене моего дядюшки по наследству от ее родителей. Но теперь семье моего дядьки он больше не нужен, и, когда я надумаю покинуть Могилев, он поставит его на продажу.

– Да-а-а…. не дом, а дворец у твоего дядьки! – обвел его восторженным взглядом Михаил.

Особняк, в котором жил Станислав, и вправду, смотрелся очень респектабельно. Это было высокое, с длинным фасадом здание, выстроенное из красного кирпича, с цокольным этажом и бельэтажем. В центральной части фасада – высокое каменное крыльцо со ступеньками и полукруглым козырьком, крытым металлом.

Окна и двери цокольного этажа украшали кованые решётки, над которыми были установлены крытые железом навесы-зонтики.

В бельэтаже дома, непосредственно над козырьком крыльца – большой балкон, попасть на который из помещения можно через двойные стеклянные двери, совмещённые в арочном проеме стены с двумя находящимися по разным их сторонам двустворчатыми окнами. Балюстрада балкона напоминала собой замысловатое кружево, изготовленное из кованого метала. Справа и слева от балкона – по четыре высоких, полуциркульных окна. Крыша дома крыта железом.

– Все по высокому классу, братишка! – очарованный домом, вымолвил Михаил. – Сколько тут комнат?

– В бельэтаже девять, не считая кабинета, столовой, гостиной и кухни, – ответил Станислав. – Внизу, в цокольном этаже, множество комнат для слуг, а ещё всевозможные кладовые и другие подсобные помещения.

– Куда же одному-то столько?! – улыбнулся Михаил.

– Да так…. чтобы было! – неопределенно пожал плечами Станислав. – Да и по статусу положено. Однако пошли, братишка, в дом. Покажу тебе, как я в Могилеве устроился. Ведь ты у меня впервые тут. Не так ли?

– Да! В Питере я у тебя неоднократно был, а вот в Могилеве впервые…

На крыльце, во главе с неопрятно одетым дворецким Семеном, толпилась почти вся прислуга Станислава Войцеховского, не замечая того, что огромный багаж приезжего барина извозчик уже давным-давно перенёс с пролетки к ступенькам крыльца, а сам, запрыгнув в экипаж, укатил с места разворачивающихся событий. Позабыв обо всём на свете, вся эта братия с нескрываемым интересом рассматривала незнакомого им приезжего барина…

Среди них была молоденькая горничная Кристина, которая, завидев его, безуспешно пыталась стереть улыбку девичьего смущения со своего лица. Одетая в длинное платье из шелка темносерого цвета с белым отложным воротничком и белыми манжетами на его длинных рукавах, она кокетливо поправляла то… туго накрахмаленную кружевную наколку в копне своих рыжих волос, то… бретельки своего белого батистового фартука, сплошь расшитого кружевом…

А толстая, низкорослая прачка Раиска, выполняющая в доме господина Войцеховского еще и роль судомойки, одетая в белую, с короткими рукавами рубашку, заправленную в синюю ситцевую юбку на резинке, выставив вперед свой огромный, прикрытый полосатым тиковым фартуком живот, и вовсе стояла с открытым ртом, отвесив вниз свою нижнюю мясистую губу.

Помимо прочих, на крыльце находился повар господина Войцеховского по имени Афанасий, мужчина лет тридцати пяти, невысокого роста, плотного телосложения и с о-о-очень солидным брюшком…

Одет он был в белую двубортную тужурку с вырезом под самую шею, длинные рукава которой были закатаны до самых локтей, а еще в белые, широкие штаны и длинный белый фартук. На голову его был надет высокий поварской колпак, сшитый из белого полотна. На поясе повара висел большой поварской нож, вставленный в ножны. На ножнах внакладку находились ножны еще двух ножей меньшего размера. Ножны были выполнены из черной кожи с медной оковкой сверху и снизу. Рукоятки ножей повара Афанасия были изготовлены из белой кости.

Повар Афанасий был на хорошем счету у своего барина, поскольку являлся необычайно чистоплотным – качество, которое очень ценил в нём его хозяин, и был мастером своего дела. Он удивительно хорошо готовил блюда из дичи, рыбы, мяса. Был прекрасным специалистом по невероятному числу холодных закусок и кондитерских изделий. Господину Войцеховскому он обходился недёшево, но это того стоило, поскольку тот был не только гурманом, но и не допускал в своем меню часто повторяющихся блюд.

А в это самое время, когда прислуга господина Войцеховского с интересом наблюдала за его встречей с приехавшим другом, из раскрытых парадных дверей выбежал поваренок Андрейка, помощник повара Афанасия, и, расталкивая всех локтями, стал пробиваться к центру событий. Это был подросток лет двенадцати, одетый в белую рубашку с длинными рукавами, широкие белые штаны и длинный белый фартук, весь заляпанный какими-то пятнами. Высокий поварской колпак, торжественно водружённый на голову Андрейки, давно уже съехал набок, обещая своему хозяину вот-вот свалиться с его головы.

Бесцеремонно распихав всех своими локтями и оказавшись на переднем плане собравшейся на крыльце дома прислуги, стал и он с любопытством рассматривать приехавшего господина, которого с такой любовью все обнимал и прижимал к себе его барин, господин Войцеховский.

Михаил чувствовал, что возбудил у прислуги своего друга Станислава повышенный к себе интерес, поскольку их откровенно восхищённые и зачарованные взгляды просто-таки были прикованы к нему, но особого значения этому не придавал. Он уже привык к тому, что его колоритная внешность не остается без неуёмного внимания людей, а особенно женщин.

Ну, что ж… Михаил действительно был красив, и, если бы его красота была запечатлена на холсте, то им можно было бы любоваться открыто и до бесконечности, получая от этого неслыханное эстетическое наслаждение. Но в жизни такие вещи непозволительны, и им любовались только украдкой.

Михаил замечал, как это деликатно, скрыто, ненавязчиво делают дамы воспитанные, обученные этикету. А вот простолюдинки, в силу отсутствия должного воспитания, позволяли себе проявлять к его красоте свой не завуалированный, ярко выраженный интерес, как это делают дети, а когда встречались с ним взглядом, прыскали со смеху и разбегались в разные стороны.

– Нет, вы только посмотрите на них, пан Богдан! – возбужденно воскликнул Станислав. – Когда нужны были, никого не мог дозваться, а теперь и в дом-то не пробьёшься. Встали тут, cholera, рты пораскрывали! А ну, быстро отнесите багаж барина в приготовленную для него комнату, и марш по своим делам!!! Да побыстрее с глаз моих долой!..

Орава домашней прислуги отпрянула в сторону, пропуская господ в дом.

Андрейка тем временем ухватил за ручку огромный, изрядно истасканный в дальних дорогах чемодан Михаила, намереваясь отнести его в комнату, приготовленную для него, но…. из этой затеи у него ничего не получилось. Объёмный чемодан, перетянутый добротными, с надежными медными пряжками ремнями, ограничивающими излишнюю его припухлость, даже и не подумал сдвинуться с места. В этот самый момент он и получил увесистый подзатыльник от старика-дворецкого, который, отогнав его от чемодана, всучил ему в руки большую картонную коробку для шляп и дорожную сумку приезжего барина, а его чемоданы взял в свои руки.

Между тем Станислав и Михаил вошли в дом и оказались в просторном его холле.

– Вот мой холл, Михаська, – улыбнулся Станислав.