Астиаг знал, что война против Вавилона обойдется дорого, и потому он потребовал от своих подданных предоставить солдат и финансы и особенно сосредоточил свое внимание на Персии, требуя поддержки. Персы были мало заинтересованы в объединении со своими северными мидийскими собратьями – если они и были кому-то верны, то южному государству Элам, – но тем не менее на словах они поддерживали амбиции Астиага и должным образом оказывали ему почтение в виде даров и дани.

Астиагу было этого недостаточно. Он нуждался в существенной финансовой поддержке. Его войска начали проникать вглубь персидской территории. Он установил контрольно-пропускные пункты на дорогах, ведущих в страну и из нее, и настаивал на том, что все поездки между Мидией и Персией должны быть документально подтверждены (предписание, приведшее кочевников в недоумение). В Персию был направлен мидийский наместник, который контролировал регулярный сбор налогов с персидских племен. Стремительная колонизация юга Ирана странным образом походила на мидийское переосмысление ассирийского метода строительства империи, и персы сочли притязания Астиага на их землю противоестественными и невыносимыми. Они выступили против его агрессивного экспансионизма.

В Мидии Астиаг также распространил свою власть на всех племенных ханов, лишив их автономии и утвердив порядок абсолютной власти по месопотамскому образцу, при котором он правил единолично. Он окружил себя постоянно растущей системой тщательно продуманных придворных ритуалов и сложного бюрократического управления, с помощью которых намеревался скрыться от общественного внимания, создав своего рода «таинство монархии», которое исправно служило царям Месопотамии на протяжении тысячелетий. Но этот отвлеченный стиль правления был чужд практическому кочевому племенному образу жизни, и неудивительно, что знать Астиага плохо на него отреагировала. Некоторые из вельмож зашли так далеко, что вступили в союз с Киром Персидским, в котором они видели более сдержанного, традиционного правителя. Один мидийский сановник Гарпаг приложил все усилия, чтобы завоевать расположение Кира, вступив в сговор с другими мидийскими вельможами. Письмо от Гарпага было тайно провезено в Персию через мидийский пограничный контроль зашитым в тушку зайца.

«Сын Камбиса, – писал Гарпаг, – боги следят за тобой. Убеди персов восстать и выступить против мидян, ибо мидийская знать будет первой, кто покинет Астиага и присоединится к тебе».

Шпионы Астиага были повсюду, и вскоре до царя дошли слухи о восстании в сердце Персии. Легенда рассказывает о том, как однажды ночью Астиаг, находясь в своем дворце в Экбатанах, вызвал наложницу, чтобы она развлекла его. Девушка исполнила песню, чтобы его позабавить. «Хотя дикий кабан был во власти льва, – пела она, – он отпустил его в свое логово; там он стал сильнее и причинит льву много горя». – «Что это за дикий кабан?» – спросил царь. Улыбаясь, наложница ответила: «Кир Персидский».

Чтобы противостоять угрозе восстания, Астиаг счел благоразумным заключить союз с главами некоторых влиятельных мидийских семей, важнейшим из которых был дворянин Спитама, который был введен в ближайшее царское окружение благодаря женитьбе на дочери Астиага по имени Амитида. Ее приданым было не что иное, как сама Мидия. Это был хитро рассчитанный ход со стороны Астиага: благодаря браку с Амитидой Спитама стал предполагаемым преемником своего тестя, в то время как притязания Кира на Мидию как внука Астиага (Мандана и Амитида были родными или единокровными сестрами) в результате мгновенно ослабли.

Неудивительно, что мысли Кира естественным образом обратились к захвату силой того, в чем ему было отказано по праву крови. Он заручился поддержкой персидских племен, расширив свое влияние на мардов, сагартиев, а также на племена панфиалеев, дерусиев и карманиев. Он также договорился о помощи с дахами и дербиками, двумя могущественными членами сакской племенной конфедерации. По мере того как он устанавливал свою власть по всей Персии, к нему присоединялись влиятельные ханы. В их числе оказались Эбар, очень способный полководец, привносящий холодную эффективность в любое дело, за которое брался, и Фарнасп, человек, который обладал значительным авторитетом, тесно сотрудничая с Аншанской династией, и, как следствие, был одним из богатейших вельмож Персии. Кир воспользовался талантами, богатством и преданностью Фарнаспа, женившись на его дочери Кассандане, женщине, которая до конца своей жизни оставалась главной его любовью.

Она родила ему нескольких детей, в том числе двух сыновей-наследников, Камбиса (названного в честь его деда) и Бардию, и двух дочерей – Атоссу и Артистону.

Фарнасп и Кассандана были членами почтенного древнеперсидского клана, известного как Ахемениды, представители которого, вероятно, поселились в окрестностях Персеполя еще в 900 г. до н. э. У них были славные предки. Основатель их династии Ахемен был овеян легендами. По слухам, в детстве его взрастил орел на вершине одной из гор Загроса – очевидно, это местная вариация мидийского сказания о Зале и волшебной птице. То, что Киру удалось заручиться поддержкой Ахеменидов и даже жениться на дочери этого древнего дома, стало крупным успехом в его борьбе против Астиага. В детях Кира текла кровь Теиспидов и Ахеменидов, что дало им завидную персидскую родословную. Связь Кира с Ахеменидами еще более укрепилась, когда Аршама, виднейший ахеменидский предводитель, вместе со своим молодым и энергичным сыном Гистаспом также присягнули на верность Киру и Теиспидам Аншана. Таким образом, Кир заручился верностью всех Ахеменидов.

Всего за пять лет племена Персии объединились под знаменем Кира Аншанского и признали его своим сюзереном и царем. Во время обширного собрания племен в Пасаргадах Кир обратился к своим союзникам с волнующими, пророческими словами. «Мужи Персии, – произнес он, – внимайте мне. Я тот, кому суждено взять на себя ваше освобождение, и я верю, что вы достойны мидян в войне, как и во всем остальном. Я говорю вам правду. Не медлите, а сбросьте ярмо Астиага немедленно!»

Увещевая, убеждая и вынуждая персидские племена объединиться под его руководством, Кир, как мастер многозадачности, одновременно вел переговоры с новым царем Вавилона Набонидом о заключении союза против Астиага, их общего врага. Это был трудный процесс, учитывая, что к Набониду, одному из величайших эксцентриков в истории, было практически невозможно найти политический подход. Подлинный религиозный фанатик, Набонид занял трон Вавилона после того, как юный царь Лабаши-Мардук, преемник Навуходоносора II, был убит в результате заговора всего через девять месяцев после коронации.

Неизвестно, сыграл ли Набонид какую-либо роль в его смерти, но вскоре после этого он был избран новым царем Вавилона, несмотря на то что являлся, в лучшем случае, лишь побочным членом царской семьи. Арамей родом из Харрана в Северной Сирии, Набонид был сыном Набу-балатсу-икби, «мудрого князя и наместника», и Адда-гуппи, влиятельной почитательницы бога Сина, которая долгое время служила жрицей и была ревностной поборницей культа бога Луны. Необыкновенная 104-летняя жизнь этой выдающейся женщины зафиксирована в корпусе автобиографических надписей, высеченных во дворе храма Сина, в которых она похваляется тем, как Син посетил ее во сне и предсказал славное царствование Набонида. Как следствие, придя к власти, ее сын посвятил свою жизнь возведению храмов и проведению ритуалов в честь бога, который столь его возвысил. Он даже превратил храм Мардука в Вавилоне в святилище Сина. Это деяние привело к беспорядкам по всей Вавилонии.

Тем не менее Кир смог использовать фанатизм Набонида во благо, побудив царя послать войска в Харран, чтобы освободить местный храм от мидян, которые занимали священный город на протяжении целого поколения. Однако прежде чем армия Набонида достигла Харрана, в 553 г. до н. э. Астиаг вывел свои войска из Сирии и отозвал их обратно в Мидию, чтобы подготовиться к действиям против Персии. Чтобы отпраздновать возвращение Харрана в руки Вавилона, Набонид заказал надпись, сохранившуюся на цилиндре из обожженной глины, где рассказывается о приснившемся Набониду сне, в котором боги Вавилонии повелели ему восстановить храм Сина в Харране и который, что примечательно, предсказал победу Кира над Мидией:

«Умман-манда [вавилонское сокращение от «варвары Мидии»] и царей, которые выступают на их стороне, больше нет. Мардук заставит Кира, царя Аншана, своего малого слугу, выступить против него [Астиага] со своим малым войском. Он изгонит умман-манда, распространившихся так широко; он захватит Астиага, царя умман-манда, и уведет его в плен в свою землю».

В течение двух лет, между 553 и 551 гг. до н. э., Кир и его войска углублялись в земли Мидии, решительно приближаясь к Экбатанам.

К ним примкнул Гарпаг, который сдержал свое обещание поддержать Кира, и многие другие мидийские вельможи, перешедшие на сторону Кира и приведшие ему войска. Вскоре к персам присоединились гиркании, парфяне и саки, которые также восстали против Астиага в поддержку Кира. Однако гористая местность, в которой находилась Мидия, оказалась препятствием для их продвижения, а суровые зимы ограничили сезон военной кампании всего шестью месяцами. Весной 550 г. до н. э. армия Кира вернулась на родину персов, разбила лагерь вокруг Пасаргад и попыталась перегруппироваться для нового нападения на Мидию. Именно тогда Астиаг нанес удар. Мидийское вторжение в Персию было направлено на то, чтобы раз и навсегда положить конец восстанию Кира. Персы изо всех сил стремились справиться с огромным числом врагов, которые, сытые, хорошо отдохнувшие и хорошо снабженные, атаковали волна за волной. Начав было отступать в горы за Пасаргадами, персидские солдаты остановились как вкопанные, когда их женщины распахнули свои одежды, продемонстрировав гениталии, и закричали: «Куда это вы направляетесь, трусы?! Вы хотите заползти обратно туда, откуда пришли?» Именно из-за этого в последующие десятилетия всякий раз, когда царь Персии приезжал в Пасаргады, он, как сообщается, преподносил золотые подарки храбрым местным женщинам.

Битва при Пасаргадах, одно из самых значимых событий в истории Ирана, длилась целых два дня. Обе стороны сражались долго и мужественно. Но, собрав силы для последнего рывка вперед, персы и их союзники сумели атаковать боевые порядки мидян, которые превратились в хаотичную кучу. Персы захватили поле боя, и внезапно Астиаг обнаружил, что всеми покинут, поскольку его ведущие полководцы подняли мятеж и сдались Киру. Клинописная вавилонская хроника описывает эти события так:

«Войска восстали против Астиага, и он был взят в плен. Они передали его Киру. Кир двинулся на Экбатаны, царский город. Серебро, золото, товары и имущество, которые он увез из Экбатан в качестве добычи, он отправил в Аншан».

Расположившись в Экбатанах в роскошном царском шатре, сделанном из прочной грубошерстной красной ткани, но изнутри украшенном парчой и красивым шелком ручной росписи, победоносный Кир восседал на троне своего деда и держал в руках скипетр, принимая почести мидийских вождей и их племен, которые приветствовали его как царя мидян и персов. Кир решил, что в мирное время мидяне должны быть на равных с персами. Впоследствии, на протяжении всего периода правления Ахеменидов, мидяне регулярно назначались на высокие посты при персидском дворе. Иноземцы, как правило, не делали различий между мидянами и персами – так, для греков слово «мидийский» часто было единственным термином, используемым в отношении обоих народов.

Кир щедро вознаградил Гистаспа, Эбара и своих сторонников-Ахеменидов. Он великодушно принял эмиссаров из Гиркании, Парфии и страны саков, которые пали ниц к его ногам и предложили Киру верность, которая когда-то принадлежала Астиагу. Побежденного царя выставили напоказ в цепях перед его бывшими подданными, а затем отвезли в Аншан, где он снова был выставлен на всеобщее обозрение к удовольствию персидского населения. Все древние источники сходятся во мнении, что к Астиагу отнеслись с поразительным снисхождением, хотя подробности его последних лет разнятся. Геродот писал, что Кир держал Астиага при своем дворе до конца его жизни, в то время как греческий историк Ктесий, который почерпнул сведения из историй, услышанных им в Персии, настаивал на том, что тот был назначен правителем провинции Парфия и позже убит Эбаром, который всегда рассматривал его как политического противника. Обстоятельства смерти Астиага, к сожалению, неизвестны. Однако его зять Спитама не пережил взятия Киром Экбатан – он был быстро ликвидирован вместе со своими детьми Спитаком и Мегаберном, двоюродными братьями Кира. Их мать Амитида, тетя Кира, внезапно оказалась бездетной вдовой, но как царевна Мидии она тем не менее все еще обладала политическим весом. Понимая, что она может быть схвачена и взята в жены любым негодяем-мидянином, вынашивающим политические амбиции, Кир сам женился на ней и включил ее в свой постоянно расширяющийся гарем. Прибыв в Персию вместе со своим новым мужем, Амитида воссоединилась с Манданой, которая одновременно приходилась ей старшей сестрой и свекровью. Таковы были последствия политики династических браков.

* * *

Падение Астиага Мидийского оказало глубокое влияние на ближневосточную политику. Для вавилонян оно означало отсрочку иноземного вторжения. Набонид покинул Вавилон и поселился в богатом пустынном оазисе Тема в Аравии, где он мог поклоняться Сину, не отвлекаясь на государственные дела. Во время его десятилетнего духовного затворничества (553–543 гг. до н. э.) в оазисе был благоустроен полномасштабный царский комплекс, большая часть которого была обнаружена во время недавних раскопок. В отсутствие Набонида в Вавилоне правил его сын Валтасар.

Тем временем в Лидии, царстве, простиравшемся от Эгейского побережья Малой Азии до реки Галис в Центральной Анатолии, Крез, шурин Астиага, который унаследовал лидийский трон в 560 г. до н. э., оплакивал его поражение. Крез правил из акрополя высокоразвитого города Сарды, его армия господствовала в Западной Анатолии, а его огромное богатство, в основном добытое в результате грабежа греческих городов-государств, еще в древности вошло в поговорку. Именно Крез первым создал биметаллическую систему чеканки монет, в которой монеты из чистого золота и чистого серебра чеканились отдельно (в фиксированном соотношении 3 к 40), заменив единую монету из природного сплава – электрума. И именно Крез принес в дар дельфийскому оракулу Аполлона около 117 золотых слитков, чашу из чистого золота (и еще одну из серебра), золотую статуэтку льва, еще одну статуэтку женщины и бесчисленные безделушки. Все тот же Крез финансировал строительство великого храма Артемиды в Эфесе, одного из семи чудес древнего мира. Одним словом, Крез был немыслимо богат, вопиюще состоятелен и абсолютно не стеснялся выставлять свое богатство напоказ.