Слоун

У Слоун Форд очень длинные, очень красивые каштановые волосы. Невероятно теплый оттенок коричневого. Но она их не красит.

Она очень худенькая. Хотя ей слегка за сорок, она выглядит как первокурсница. В спортивный зал она ходит гораздо чаще, чем обедает с другими мамочками. Она одновременно и похожа, и не похожа на женщину, о которой ходят сплетни. Она вроде кажется искренней, но и немного скрытной. Она часто говорит что-то вроде: «Меня увлекает политика служения». Для нее обычный ужин – это микрокосмос динамики отношений между людьми близкими и незнакомыми в условиях, когда одна сторона связана с другой определенным договором, по крайней мере на несколько часов.

В определенном свете Слоун может показаться настолько самоуверенной, что это пугает, и люди остерегаются общаться с ней. А в другие моменты она открыта и щедра и кажется настолько маленькой и хрупкой, что друзья стараются ни в коем случае не огорчить ее. Сочетание таких качеств поразительно – и это очень притягивает.

Слоун замужем за Ричардом. Ричард не так красив, как она. У них две дочери, яркие и энергичные, как их мать. Третий ребенок в семье – Лайла, дочь Ричарда от первого брака. В семье они вполне искусно друг с другом повязаны, но в этом ансамбле присутствует определенная дружеская дистанция, которая позволяет каждому члену семьи ощущать себя самостоятельной личностью.

Они живут в Ньюпорте, на берегу залива Наррангансетт, где изысканные георгианские особняки выстроились вдоль скалистого берега. Их дом стоит на оживленной, но очень красивой улице, где люди летом покупают свежую рыбу и лобстеров на рыбном рынке. У Ричарда и Слоун ресторан, расположенный в нескольких кварталах от берега, где в порту на легких волнах покачиваются яхты. Ричард – шеф-повар, а Слоун ведет зал. Она идеально справляется с этим делом – такие женщины свободно носят длинные, в пол, платья и не теряются в них.

Главное время года для них, как и для всех на острове, – это лето. Летом зарабатываются основные деньги, а зима – мертвый сезон. В январе и феврале местные жители запираются дома, проводят время с семьей, тратя летние заработки и питаясь заготовленными овощами и соусами.

В холодное время года жители больше времени уделяют своим детям, их школьной рутине, концертам и спорту.

Но Слоун не из тех, кто только и говорит о своих детях, – по крайней мере, она не идет путем тех женщин, график жизни которых вращается вокруг расписания их детей.

Когда Слоун поблизости нет, люди говорят о ней. Для маленького городка это очень необычно, что человек предпочитает проводить время в спортивном зале, а не за уличной болтовней над корзинками со свежей зеленью. Но это не единственный повод обсудить Слоун. В городе ходят слухи, что Слоун спит с другими мужчинами на глазах собственного мужа. Иногда она делает это вне дома или вообще на другом острове, записывает на видео и отправляет записи мужу. Если Слоун не с ним, то она пишет ему подробные сообщения, чтобы он знал, как и что происходит. А иногда она спит с парой.

Не сразу становится понятно, почему она действует именно так. Она живет в этом городе круглый год, что странно само по себе. Семьи приезжают сюда только летом, чтобы провести пару недель на море. Иногда они живут здесь все лето, чаще с детьми остается только мать, а отец семейства приезжает по выходным. Но жить здесь постоянно, всю зиму – это чистой воды безумие. Здесь даже нет торговых центров и больших магазинов, где можно бродить часами. Выезжая из дома, надо составлять списки покупок и дел, которые нужно сделать во внешнем мире.

Путь к взрослой жизни у Слоун начался с рождественского банкета в доме босса ее отца, одного из богатейших людей Нью-Йорка. Дом с колоннами и персидскими коврами в престижном районе Вестчестер. Хрусталь и позолота. Стильные женщины в вечерних туалетах.

Снаружи пустынные улицы, ветки деревьев покрыты льдом. Слоун была спутницей отца, а ее сопровождал парень по имени Бобби, симпатичный, как все парни, с которыми она встречалась. Слоун исполнилось двадцать два года. Она только что оставила ресторанный бизнес, решив заняться театром. Почти каждый вечер она куда-то ходила, и ее ежедневник был переполнен разными событиями – от теплого пива в захудалых музыкальных клубах до холодного мартини в роскошных домах вроде этого.

Хозяйка дома, Сельма, элегантная женщина с серебристыми волосами, сразу же сказала:

– Кита и Слоун мы посадим рядом.

Она сказала это прямо в присутствии спутника Слоун, Бобби. А что такого, все совершенно ясно. Кит – сын хозяев дома. Слоун – дочь правой руки хозяина дома, красивая, стройная, прекрасно воспитанная. Отлично подходящие для размножения партнеры, как две породистые лошади. И живут в двух кварталах друг от друга. Как можно было не подумать об этом раньше!

Слоун не слишком интересовали деньги. Хотя у этого молодого человека, Кита, денег было предостаточно. Его семья активно участвовала в финансировании различных проектов в мире искусства.

Через несколько недель Слоун уехала куда-то с Китом. Она была рада сделать это для своего отца. Понимая, что ее сексуальная энергия приносит пользу в мужском бизнесе, она чувствовала себя могущественной.

Кит спросил, куда бы ей хотелось пойти, и Слоун сразу же ответила:

– В «Вонг».

Она всегда знала, куда ей хочется пойти.

– Забавно, – ответил Кит. – Мой лучший друг работает там управляющим.

Слоун надела оливковую водолазку, узкие бархатные брючки и вечерние туфли. Они сидели за лучшим столиком, в алькове. Стол был рассчитан на шестерых, но в тот вечер его забронировали только для них двоих. Впрочем, Слоун привыкла быть особым гостем. В ушах ее сверкали маленькие сережки. Ресторан бурлил и жил своей интенсивной жизнью. Энергетика этого модного места ощущалась почти физически. Официанты двигались быстро и бесшумно. Они легко огибали друг друга, словно половина из них была призраками. Каждая тарелка представляла собой произведение искусства – белые и серые прямоугольники рыбы, увенчанные пирамидами овощей, глазированных чем-то красивым, сладким и блестящим. Запахи кислоты и жара. Радиаторы щедро согревали зал – о расходах никто не думал.

Лучший друг Кита подошел, чтобы узнать, не хотят ли они получить специальное дегустационное меню от шефа. До ужина Кит и Слоун курили травку. Слоун всегда идеально выбирала дозу любого наркотика. Иногда такая доза была чрезмерной, но она позволяла себе и это. Например, в отношении спиртного. Она точно знала, что порой неплохо быть слегка пьяной.

Им подали пять блюд, и каждое следующее было еще более интересным, чем предыдущее. Но самое большое впечатление на Слоун произвело последнее, перед десертом. Черный морской окунь со спаржевой фасолью в роскошном соусе из черных бобов.

– Это просто потрясающе, – сказала она Киту.

А Кит улыбался и посматривал то на нее, то на официанта, разделывающего рыбу. Стремительное развитие событий его развлекало. Слоун знала, что для таких парней, как он, это всего лишь очередной изысканный ужин с очередной красивой девушкой. Когда-нибудь у него будет бильярдная на первом этаже, сигарный дым, сыновья. А этот окунь станет палтусом или тунцом. А Слоун сменит Кристина или Кейтлин. Но в тот момент, как и почти всегда, Слоун предпочитала находиться выше уровня своей головы.

– Чертов окунь! – воскликнула она, беря Кита за запястье. – Какой потрясающий окунь!

Изысканная еда всегда позволяла Слоун соединиться с другим миром, где ей не нужно было быть элегантно-сдержанной. В том мире сок окуня струился у нее по подбородку.

Когда Слоун и Кит почти прикончили окуня, к ним подошел шеф-повар. Косточки рыбы аккуратно лежали на блюде. Кит и Слоун были сыты и теперь от души веселились; Слоун сказала шефу, что его блюда были восхитительны, но особо рассыпаться в комплиментах не стала. Она проявила поразительное хладнокровие. Она даже не сказала, как взбудоражила ее приготовленная им рыба. Она бросала на шефа взгляды, но не очаровывала его – хотя могла бы, если бы захотела.

Шеф-повар в своем белом колпаке не произвел на нее большого впечатления. Но он улыбался, был симпатичным, и его блюда ей понравились. Ужин оказался идеальным, а общение с Китом было именно таким, каким и должно было быть общение с любым партнером в ее жизни.

Шеф вернулся на кухню и прислал им десерт. Шоколадный мусс с имбирным печеньем и ягодным соусом. Кит и Слоун выпили кофе, потом дижестив. Слоун отлично понимала, что большинство девушек ее возраста никогда не ели и никогда не будут есть таких блюд, пока не выйдут замуж, годам к тридцати.

На выходе Слоун повернулась к Киту и сказала:

– Если я когда-нибудь снова буду работать в ресторане, то это будет такое место.

Кит только за ужином узнал о ресторанном прошлом Слоун.

Конечно, слово «прошлое» было глупым. Но использование этого слова только подкрепляло мысль о том, что для такой юной женщины, как Слоун, работа в ресторанах – забавная причуда, не более того. Она выросла в состоятельной семье, жила в престижном пригороде Нью-Йорка, училась в школе Хораса Манна, откуда выходили будущие губернаторы и генеральные прокуроры. Но, хоть она и не нуждалась в деньгах для покупки одежды или блеска для губ, в пятнадцать лет Слоун пошла работать официанткой. Она заполнила заявление, а в графе «опыт работы» указала, что часами заполняла документы в отцовском офисе, а вечерами сидела с соседскими детьми.

Ее тянуло в рестораны. Ей нравилась атмосфера. Обслуживать людей. Надевать черные брюки и белые блузки и быть полностью ответственной за свои столики. Она видела, как другие юноши и девушки переходили от столика к столику, раздраженные, скучающие, нервные. Знала, что большинство из них не привлекает эта работа. Они не были поглощены своей ролью в этом действии. А ведь это была роль. Официант – мастер церемонии. Он становится управляющим столиком – и представителем кухни в зале. Конечно, деньги ей тоже нравились. Деньги – это оценка ее игры, комплимент, который может лишить дара речи, но никогда не заставит покраснеть. Все мужчины делали это. Оставляли на столике несколько двадцатидолларовых купюр, сложенных и сладострастно придавленных тяжелым стаканом.

Поначалу Слоун пыталась пойти правильным путем. Она подала заявление в Хэмпшир, и ее приняли. Она жила в общежитии с соседкой. Она носила сапоги для верховой езды и ходила по мостикам над замерзшими прудами и вдоль живых изгородей в академии Новой Англии. Она ходила на свидания, участвовала в жизни женской общины университета.

Хэмпшир она бросила, потом вернулась. Потом снова бросила. Все эти передвижения не были для нее ни тяжелы, ни мучительны. Просто она была молода и не уверена в себе. У нее был брат Гейб, который жил точно так же. Как только один из них поступал правильно, другой тут же шел кривой дорожкой. Когда родители могли наконец утешиться успехами одного, им приходилось серьезно беспокоиться за другого.

Работая в ресторанах, Слоун окончила несколько курсов, но никак не могла привыкнуть учиться. Она смотрела на своих соседей по студенческой аудитории: внимание, с каким они слушали лекцию, ее поражало. Такое состояние разума казалось ей недостижимым. Она гораздо комфортнее чувствовала себя в своем ресторанном мире, где жизнь бьет ключом, где непрерывно звенят бокалы, – и всегда возвращалась туда.

И все же этот вечер был особенным. Она снова почувствовала непреодолимую тягу – словно включился мощный магнит. Слоун уже несколько лет не работала официанткой. Вернулась в университет, стала посещать театры в центре города, подумывала о карьере продюсера. Она знала, как нужно разговаривать с людьми, умела заинтересовать чем-то новеньким скучающих богачей вроде друзей отца. Смотрела им прямо в глаза и говорила, что они пожалеют, если не вложатся в выставку этого художника или не поучаствуют в выпуске одежды для гольфа той фирмы. Слоун смело пользовалась своей внешностью: волосами, улыбкой, молодостью и своим положением в этом мире. Проигнорировать ее было невозможно.

И вот теперь она была в ресторане с Китом, сыном отцовского начальника. Именно этого отец от нее и хотел. И мама тоже. Скатерти с монограммой. Корзинки для пикника в багажнике «Рейндж Ровера». Близнецы в воротничках Питера Пэна. Слово «экрю». Сент-Джон. Рождество в Аспене. Теллурид^[1].

Если я когда-нибудь буду снова работать в ресторане, то это будет такое место.

Видимо, она сказала это достаточно громко, чтобы управляющий ее услышал.

На следующей неделе он позвонил ей и предложил работу. Она с радостью приняла предложение. Она все еще не осознавала, даже сейчас, как скучала по ресторанному миру, по его суете, шуму, по его значимости. Это было сродни политике.

Хотя работала она в зале, Слоун постоянно пропадала на кухне – это было частью ее профессиональной подготовки. В ресторане считали, что все сотрудники должны обладать достаточными познаниями чтобы, когда клиент спросит, как приготовлен морской окунь, официанты могли бы дать компетентный, исчерпывающий ответ.

Обычно новичков отправляли поочередно на разные этапы готовки – холодные закуски, горячее, десерты и т. п. Но Ричард, шеф-повар, поступил с ней иначе.

Он встретил ее в зале. Вытер руки влажной тряпкой. У него были резкие, угловатые черты лица и глаза, которые могли лучиться попеременно то теплом, то лукавством.

Ричард улыбнулся и предложил:

– А что, если нам сделать шарики из мацы?

Слоун засмеялась. Шарики из мацы? Она огляделась вокруг. Они были в обеденном зале ресторана французской и тайской кухни. Звучала тихая музыка. Слоун опустила глаза на ковер. Его орнаменты и расцветки вдруг навели ее на мысли о пирамидах посреди песчаной пустыни в тех странах, которые никогда не видела. Иногда Слоун представляла, что возникает ниоткуда и любое место, где она окажется, могло быть другим. И что никто не скучает по ней ни дома, ни в университете. Но все же знала, что часто именно она становится центром вечеринки. Знала, что, не увидев ее до десяти вечера там, где она должна быть, люди начнут спрашивать о ней. Ей мерещилось, что однажды другие женщины скажут: «Хотелось бы мне, чтобы Слоун была моей мамой», – после того как она устроит изысканный прием в честь дня рождения своего сына-третьеклассника.

И вот она стояла в этом ресторане, чувствуя, что находится в теле человека, которого до конца не понимает. Отчасти это чувство было связано со страхом отсутствия самоидентичности. Она никогда не знала точно, кто она такая, и поэтому изо всех сил старалась сосредоточиться на том, чтобы хотя бы не быть скучной.