Доктор Кертис усмехается. Он единственный спокойный человек в комнате, и от этого мне на удивление становится лучше. Хотя бы кто‐то не думает, что я разорву тут все к чертям, как какой‐то монстр.

– Митч, я думаю, тренировки пойдут вам на пользу и откроют в вас совершенно новые навыки… Например, навыки отношений с другими. – Он совершенно не реагирует на мой гневный взгляд и продолжает: – К тому же это поможет вам научиться контролировать свои эмоции. У меня есть несколько дыхательных упражнений, которые могут быть полезны. Давайте обсудим это на следующей неделе.

Том прерывает мое молчание:

– Так, ну что ж, было весело. Но мне нужно сделать несколько звонков и разобраться с командой. Так что удачного первого дня в качестве тренера, Митч.

– Вам обязательно по пятам за мной ходить? – спрашиваю я Макса и его лакея‐фотографа. Они заходят в ледовый комплекс за мной.

Два почти незнакомых мне человека следят за каждым моим движением и все фотографируют. Внутри меня бурлят эмоции, и все это лишь обостряет мои ощущения. И далеко не в лучшую сторону. Моя одежда кажется слишком тесной, от нее зудит кожа. Еще и звуки внутри здания – слишком громкие. Все это остается кислым привкусом на языке. В голове проносятся воспоминания о моих первых начинаниях в хоккее. Некоторые из них хорошие, ведь хоккей был моей отдушиной, но многие из них… не очень.

От кислого привкуса во рту у меня сводит живот. Молодежный хоккей был моей опорой в детстве, это дело меня мотивировало и подбадривало. Но это место также навевает плохие воспоминания о детстве, например, о том, как моя мама ушла, а отец после этого сдался. Я вспоминаю поздние вечера после тренировок, когда папа не приходил и тренеры по очереди отвозили меня домой. До тех пор, пока кто‐то не вызвал службу опеки. Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, желая прогнать все неприятные воспоминания, чтобы сосредоточиться на этой дурацкой подработке помощником тренера.

Нужно сделать все, чтобы вернуться на лед. Этим я и займусь.

– Извините, мистер Андерсон. Мы постараемся вам не мешать, – дрожащим голосом отвечает фотограф. Он словно волнуется.

Я выдыхаю с усмешкой, но веселья в ней нет. Мы входим в большую комнату со скамейками, на которых сидят люди, чтобы надеть экипировку и зашнуровать коньки. Светловолосый мужчина, вероятно, ненамного старше меня, врывается в дверь, которая, должно быть, ведет на один из катков. Он уже одет в форму тренера – темно‐синие штаны и куртку с эмблемой команды на груди (на которой, к моему сожалению, изображен вомбат, держащий клюшку), а для защиты на нем хоккейный шлем. И, конечно же, коньки.

– Митч Андерсон. – Он широко мне улыбается. – Очень рад знакомству. Дети ждут не дождутся тренировки с вами!

В ответ я киваю, не зная, что ответить, ведь я не хочу быть здесь.

– Я Аарон. – Он протягивает мне руку, но вскоре осознает, что на нем все еще надеты толстые хоккейные перчатки. Он снимает одну, смеясь.

Мы пожимаем друг другу руки. Он уже знает, как меня зовут, так что я просто стараюсь дружелюбно хмыкнуть.

– Да уж, вы не разговорчивый! – Он вновь смеется.

Видимо, Аарон часто смеется. Это бесит.

– Ваша форма в раздевалке. – Он указывает куда‐то в левый угол. – Дам вам время на подготовку. Увидимся на льду.

Я успеваю забежать в раздевалку и быстро переодеться. Теперь я одет в ту же форму с придурковатым вомбатом, что и Аарон. Конечно, она далека по качеству от формы НХЛ, но бывало и хуже. Вышитый на груди вомбат жесткий и неприятный к телу. Кто вообще выбрал вомбата в качестве талисмана? Почему не что‐нибудь устрашающее… например, дракон. Хорошо хоть у меня свои коньки, а то Аарон, наверное, подарил бы мне коньки с вомбатами. Макс и фотограф делают несколько снимков, где я стою перед баннером «Вашингтон Вомбатс». Затем я выхожу на арену.

Игнорируя зевак‐родителей, наверняка снимающих меня на телефон, я подъезжаю к центру катка, где собралась вся команда. В сообщении Макса было сказано, что детям от восьми до тринадцати лет. В толпе я вижу даже пару девочек, их косы и хвостики выглядывают из‐под шлемов.

Аарон стоит на одном колене и разговаривает с детьми. Увидев меня, он улыбается.

– А вот и наш новый помощник тренера! – Он поднимается. – Вомбаты, давайте поприветствуем нового тренера как настоящие хоккеисты!

Дети бьют клюшками об лед и смеются. Все, кроме одного мальчишки, который стоит позади всех и, как я понимаю, раздражен происходящим.

– Вау, спасибо, – я пытаюсь выдать дружелюбную улыбку. – Надеюсь, мы… Эм… – Я делаю паузу. Красиво говорить – это не мое. Да и с детьми я не лажу. И вообще, какая получится ободряющая речь без парочки ругательств? – Надеюсь, мы… подружимся.

Последнее слово дается мне с трудом. Я будто говорю на другом языке.

Аарон пялится на меня, как на пришельца, который впервые заговорил с детьми. Так ли он не прав?

Наконец он хлопает в ладоши и смотрит на детей.

– Ну что ж, начнем!

Все разъезжаются, уже зная свои позиции. Тренер снова поворачивается ко мне.

– Сегодня вечером мы разделимся на группы и займемся тренировками. Я определю к тебе самых опытных ребят, тех, кто участвует в нашей соревновательной лиге. – Он указывает клюшкой на группу, отрабатывающую удары клюшкой в дальнем конце катка. Большие щитки отделяют каждую секцию, и при беглом осмотре разных групп детей становится ясно, что те, к кому он отправляет меня, более опытные, чем остальные. Они даже одеты иначе: на них причудливые майки с фамилиями на спине.

– Хорошо, а что конкретно мне нужно сделать? – спрашиваю я, наблюдая за тем, как восемь мальчиков ездят по льду и забивают шайбы в ворота, мастерски катаясь то вперед, то назад.

Аарон довольно сильно хлопает меня по спине.

– Почему бы тебе не научить их спортивному мастерству? – Он подмигивает мне и уходит, оставляя меня на произвол судьбы.

– Ладно, – говорю я, не особо понимая, зачем спортивное мастерство кучке невинных мальчишек.

Я подъезжаю к своей группе. Внезапно перед моим лицом пролетает шайба, и я успеваю увернуться за секунду до катастрофы. Я смотрю на ребят и вижу, как они пялятся на меня с ухмылкой.

– Спортивное мастерство, – бормочу я сквозь зубы. Ко мне распределили самых талантливых… но и самых самовлюбленных паршивцев. Отличный план, Аарон.

– Покажешь нам, как получить штрафной, Андерсон? – язвит один из них. На его розовощеком лице красуется ухмылка.

Мальчишка справа от него заливается смехом:

– Или как сделать так, чтобы нас отстранили?

– Может, он даст нам урок «Сотрясение мозга для чайников»? – подначивает еще один.

– Заткнитесь уже, чтобы мы поскорее с этим закончили, – вмешивается мальчик с темными волосами, который не участвовал в приветственном ритуале.

Я медленно сглатываю, не давая мелким выродкам себя задеть. Заметив вспышку камеры, я смотрю сквозь ограждение и вспоминаю, что Макс с фотографом за мной наблюдают. Я подъезжаю к одному из парнишек, смотрю прямо на мальчика с веснушками. Затем я хватаю его за плечи и улыбаюсь прямо в камеру, конопатый делает то же самое.

– Итак, вы уже знаете, кто я такой. Может, теперь вы мне представитесь?

Группа ухмыляется.

– А волшебное слово? – спрашивает блондинистый мальчик, нелепо хлопая ресницами.

– Сейчас же?

Все как один скрещивают руки на груди. Это выглядит так, будто они заранее все отрепетировали. Эта мысль звучит пугающе.

Веснушчатый мальчик говорит первым, он явно здесь лидер.

– Слушай, – говорит он спокойно. Я запоминаю его поведение, чтобы командовать группой. – Мы скажем тебе свои имена, когда ты заслужишь наше уважение.

Я чувствую, как моя бровь лезет на лоб и глаз раздраженно дергается.

– Мне стоит поговорить с тренером Аароном?

Мальчики переглядываются между собой, хихикая. Брюнет, однако, остается серьезным.

Мне вновь отвечает веснушчатый:

– Ты не похож на крысу, Андерсон. Так, ребята, давайте вернемся к тренировке.

Я повышаю голос так, чтобы они снова обратили на меня внимание.

– Ладно, конопатый. Хватит. Насколько я осведомлен, я единственный здесь с контрактом НХЛ, и я главный.

Мальчик с темными волосами впервые смеется, и остальные оборачиваются, чтобы посмотреть на него. Я хлопаю в ладоши, чтобы вернуть их внимание к себе. Не обращая внимания на их недовольные взгляды, я разделяю их на две группы. Здесь лишь одни ворота и вратарь, поэтому придется поставить таймер и сменить нападающих и защиту.

Я даю указания, и они встают на свои места несмотря на то, что веснушчатый поначалу пытался меня унизить. Первые пять минут все идет довольно хорошо, у группы хорошие навыки катания и слаженная техника передачи шайбы. Когда я меняю их местами через пять минут, все становится хуже. Конопатый, кажется, всегда в центре каждой драки так же, как и темноволосый парень, который казался мне таким уравновешенным. Я начинаю запоминать фамилии на их футболках, чтобы знать, на кого кричать. За исключением Конопатого, теперь я буду звать его так и никак иначе, неважно, нравится ему это или нет.

– Эй! – окрикиваю их я, как раз к тому моменту, как брюнет набрасывается на Конопатого и начинает бить его раз за разом. Я хватаю его за подкладки на плечах и отдираю от веснушчатого. – Какого черта, пацан? Нельзя вот так вот лупить своих оппонентов!

Мой голос проносится по катку, гораздо громче, чем мне казалось. Даунсби смотрит на меня своими темными глазами из‐под столь же темной копны волос. Его взгляд такой холодный и полный ненависти… А затем он плюет в меня. Правда. Думаю, он хотел плюнуть мне в лицо, но так как я выше он попадает мне на майку. Отвратительно.

Прежде чем я успеваю отругать его снова, я вижу, как его холодные глаза раскрываются в страхе. Он смотрит на кого‐то позади меня. Я поворачиваюсь и вижу… медсестру? Она идет в нашу сторону. Нет, не идет, а яростно топает. Сначала я вижу лишь то, что на ней кроссовки, и она в бешенстве. Когда девушка подходит ближе, я замечаю, что ее глаза темные и такие же яростные, как у мальчика, чья майка все еще зажата в моем кулаке. И тут блондинка теряет равновесие, поскальзывается и приземляется прямо на задницу. Мальчишки позади меня хихикают до того момента, пока она не встает на ноги. Ее гневный взгляд устремляется в их сторону.

Я настолько в шоке от всей ситуации, что просто стою и смотрю на нее. Наконец она кое‐как проскальзывает по льду ко мне. Оказавшись прямо передо мной, она выставляет одно бедро вперед и кладет на него руку, сжатую в кулак. Все‐таки я ошибался. В ее глазах не просто гнев, а жгучая ярость. Блондиночка злится. На меня.

– Вы кто вообще такой? И что вы себе позволяете с детьми?

Я непроизвольно удивленно усмехаюсь.

– Детьми? Вы, наверное, что‐то перепутали и говорите не об этих балбесах.

Она делает очередной шаг вперед и бьет меня по руке, которой я держу майку мальчика.

– Я уж не знаю, кто вам так насолил, сэр. Но вы не имеете права орать на маленьких мальчиков!

Пара мальчишек за моей спиной многозначительно хмыкают. Я поворачиваюсь и вижу, что веснушчатый и его шайка притворяются, что плачут.

– Да вы шутите. – Я указываю на Даунсби: – Ваш ребенок ударил вредного пацана по кадыку! В самое горло вцепился, дамочка! – я вновь невольно повышаю голос, но этим ее не возьмешь.

Не растерявшись, она придвигается ближе. Я чувствую запах ее волос. Они пахнут конфетами… жвачкой, если быть точнее. Сладкий запах совершенно не соответствует ее злобному взгляду. Она тыкает своим указательным пальцем мне в грудь. Тут я замечаю, что она немного вздрагивает, будто бы она сделала себе больно.

Она низенькая, где‐то на десять дюймов ниже меня без коньков, но в ее темно‐карих глазах пылает пламя. Это говорит о том, что она гораздо тверже, чем кажется. И она могла бы надрать мне зад, если бы захотела. Это немного меня пугает, но в то же время мне становится чуть жарче.

– Относитесь к детям с уважением и добротой. Мне плевать, будьте вы хоть легендой хоккея. Или что‐то в этом роде, – на последней фразе она взмахивает рукой.

Уголки моих губ вздрагивают от ее слов, потому, что она явно не в курсе, кто я такой. И что‐то мне подсказывает: даже если бы она знала, что стоит перед знаменитым спортсменом, она все равно плевать на это хотела.