– В таком случае, бейся со мной, рыцарь Неблагого Двора. – Зоя вытянула вперед руку с мачете, и ее от обнаженного плеча до самого запястья мгновенно покрыли черные полосы.

Дини ши не шелохнулся. Он не изменил расслабленной позы, но Зоя догадывалась, что он медлит не потому, что думает, будто их бой будет коротким и скучным. Он явно соображает, кто же перед ним.

– Та, кого я ищу.

– Верно.

– Во Дворах тебя звали Птицей.

Зоя склонила голову набок.

– Точно. Из-за маски. А теперь бейся со мной, раз обещал.

Дини ши церемонно поклонился. Раньше, чем он выпрямился до конца, в его руке уже сверкал обнаженный меч.

– Всегда к Вашим услугам, леди Вида. Раз уж, я подозреваю, этого не избежать. Ведь Вы не пойдете со мной по доброй воле.

– Никогда!

Она бросилась на него первой, ушла от удара кулака в шипастой латной перчатке, но и сама даже не успела коснуться, чуть не врезалась спиной в дерево, отскочила, раздраженно махнула рукой на растерявшегося Айкена: пистолет плясал в его руках, но взять на мушку хоть одно слабое место дини ши он никак не мог.

– Не мешай!

Дини ши лихо и хвастливо крутнул мечом и ринулся в атаку.

Они начали красиво – почти танцуя, подступались друг к другу, кружили, руки Зои летали, как крылья, мачете перетекал из одной ладони в другую. И в одно мгновение все великолепие движений сошло на нет, противники почувствовали, что нет времени и дальше играть друг с другом. Рубящие широкие движения дини ши перешли в короткие, колющие, от которых Зое с ее стилем боя стало тяжелей уворачиваться. Но она пребывала в том состоянии, сходном с берсеркерским, когда ее кожа покрылась черными стрелками, поэтому, уйдя от очередного тычка, припав к ковру из палых листьев, Зоя послала мачете умелым броском вперед (потом, сжимая дрожащие запястья трясущимися пальцами, она не понимала, как это сделала). Лезвие вошло в зазор между стальным рукавом и нагрудником дини ши, ровно в слабое место, защищенное только тонкой кольчугой. Воин выронил меч, попятился, ладонь его описывала круги над раной, но не решалась вынуть мачете. Зоя медленно встала, деланно-аккуратно стряхнула с себя сор и листья, а затем направилась к противнику, прижавшемуся спиной к дереву и страдающе стонавшему.

– Кто же тебя послал? Его Величество или Ее Величество? Ты одет в доспехи Неблагого Двора, но явно к нему не принадлежишь. – полосы с кожи девушки испарились, и по мере их исчезновения ее голос из стервозно-стального становился постепенно обычным, только злым. – Габриэль предупредил бы тебя, что я единственная из обоих Дворов могу держать в руках железное оружие. То, что доставляет вам невыносимую боль.

– Ты права, – прохрипел дини ши. – мне так больно, что, не будь я рыцарем, просил бы у тебя смерти. Но, знаешь… ты не одна такая.

– Вот как. – Зоя выдернула мачете, второй рукой упираясь в шлем врага так, чтобы его голова оказалась достаточно запрокинута. – я учту невысказанные пожелания. Считай, что ты погиб в бою, если тебе это будет приятно.

И она перерубила воину шею, как цыпленку. Потом медленно разжала пальцы. Доспехи с грохотом рухнули на корни могучего дерева.

– Ты не будешь смотреть на лицо под шлемом?

– Нет.

– А если это твой знакомый?

Зоя покачала головой и отступила на несколько шагов.

– Вряд ли… Но все равно – именно этого я и боюсь.

Айкен привлек девушку к себе и попробовал поцеловать, но она отвернулась, чувствуя, что ей не хватает воздуха. Уткнулась лбом в плечо возлюбленному, зажмурилась, пытаясь успокоиться. Обычно она была в игривом настроении после каждой битвы, но сегодняшняя отличалась от всех прочих.

– Только что наступил Самайн. – прошептала Зоя, отняла лоб от плеча молодого человека и заглянула ему в лицо. – Хэвен предсказывал это, и вот теперь мы знаем, что никогда не иметь нам спокойной жизни, ни за наипрочнейшими дверьми, ни при помощи самых могущественных рун…

Они выскользнули из плена деревьев в густую темноту, хотя, казалось бы, с того времени, как они вошли в чащу парка, не могло пройти так много времени – почти четыре часа. Но Айкен уже больше года, как разучился удивляться. Молодые люди направились домой, едва ли намного больше взволнованные, чем обычно после того, как покидали Симонетту. Подсознательно они оба каждую секунду ждали нападения, и, может быть, только это их и спасло. Айкен был несколько удивлен тем, как спокойно воспринял появление тварей из Дворов, но понимал, что в глубине души знал наперед о том, что рано или поздно они снова встретят броллахана. Разве что дини ши его огорошил.

– Дикая охота не явилась за нами сегодня, хотя могла бы… Почти была бы должна! – Зоя потерла лоб. – Но броллахан…

Девушка замолчала, кусая губы. Похлопала себя по карманам, ища сигареты, но мгновенно забыла о них, закрыла глаза и устало потерла побледневшее холодное лицо.

– Тебе страшно?

– Нет, но мне плохо. – Зоя пожала плечами. – на меня давит эта ситуация. Не хочу больше в ней находиться, честное слово.

Однако отчасти она была даже рада тому, что произошло. Она вновь была на мушке Неблагого Двора, но при этом теперь знала, за что бороться. То, что начинается, в итоге рано или поздно заканчивается. Она хотела начать войну! И Самайн был неплохим днем для того, чтобы подпитаться магической энергией.

Она не собиралась заниматься сегодня сексом, хотя бы потому, что руки у нее подрагивали от волнения, казалось, что, несмотря на руны, вышитые на подкладке одежды, за ними кто-то наблюдает, но в конечном итоге… это был Самайн. Преодолеть его зов было выше их сил.

Они шли в полном молчании, Айкен размышлял, что же случилось с Зоей, что драка ее не распалила. Исчезла какая-то лихость, удаль, с которой Зоя раньше побеждала даже самых опасных врагов, даже когда была серьезно ранена… Айкен вспомнил ночь, с которой начались их настоящие отношения: ведь Зоя тогда была почти при смерти…

– Тот рыцарь сказал, что тебя звали птицей. Так дело в маске?

– У всех нас во Дворах было свое животное-символ. Не тотем, а, скорее, звание, прозвище, нечто близкое по духу. У Хэвена это тигр. Он и действует, как тигр, нельзя его винить. Он делает только один прыжок, никогда не преследуя жертву. Только один. Потом он забывает об этой цели.

Айкен понимающе покивал.

– У меня "тотемов" было даже два. Сперва – голубка. – Зоя ухмыльнулась. – ведь я должна была стать утешением разлученным Натаниэлю и Габриэлю, носила вести от одного к другому. Потом меня стали именовать просто птицей, как только я научилась драться и перестала быть безобидной. Когда маска мстительницы почти срослась с моим лицом в понимании народов обоих Дворов.

– Но ведь было и еще одно "потом"? – Айкен скользнул взглядом по рисункам на груди девушки, видневшимся в вырезе блузки: черный леопард, морда тигра, змея, паук…

– Было. Потом я стала зеброй. Я сама себя так назвала.

– Из-за полос? О, понимаю. Танец зебр… боевое искусство. И полосатая раскраска считалась признаком дьявола в то время, когда ты сбежала от Габриэля.

Зоя рассмеялась, но деланно, неискренне. В виске стучала боль то ли от усталости, то ли от сдерживаемого непрошедшего напряжения.

– Что это? – вдруг спросила девушка, подняв к небу лицо и подставив ладонь свободной руки. Айкен тоже задрал голову.

– Дождь…

Крупные капли вдруг зачастили, моча одежду. Айкену вспомнилась их прогулка после тренировки, когда молодые люди бежали под дождем, счастливые, как никогда прежде, и близкие, как еще ни разу в этой жизни. Он хотел, чтобы сейчас все случилось так же… Но это было невозможно. Он схватил Зою за руку и увлек за собой, но темные холодные улочки Оттавы были вовсе не такими, как солнечные улицы Халла под "слепым" теплым дождиком. Зоя и Айкен бежали в молчании, пока в груди у обоих не заныло. Сделав крюк, молодые люди оказались у западных ворот того же самого парка. До дома было рукой подать.

– Как думаешь, там есть другие дини ши? – молодой человек ткнул большим пальцем себе за спину.

– Не знаю, – Зоя покачала головой. – но, думаю, они нас не прервут.

– Что?

Зоя толкнула Айкена к ограждению, впилась ему в губы, красноречиво демонстрируя, что имела в виду. Айкен никак не ожидал такого поворота, но в глубине души был рад: Зоя все-таки оставалась самой собою.

Она вцепилась руками и пальцами босых ног в решетку, сбросив полусапожки, поддернув юбку; он сдвинул в сторону ее трусики, подхватил под бедра. Странная поза, в иной ситуации она показалась бы им неудобной… Но не теперь.

Зарядил дождь, в секунду промочив обоих до нитки, но молодые люди даже не обратили на него внимания. Зоя шипела, словно каждое движение, с которым она придвигалась к Айкену, обжигало ее.

В их страсти было больше страха, чем желания, и только любовь не позволяла этому дикому, первобытному чувству перегореть.

А потом они побежали к дому, не обращая внимания на яростный ливень и блещущую в небе молнию – как дьявольский язык, облизывающий черные губы.

Вивиана столкнулась с Эдмундом, когда он выходил из комнаты мистера Тауэра. На секунду девушка замерла, чувствуя, что губы против воли расплываются в улыбке. Заходить в комнату больного с радостным выражением лица было бы неприлично, и мисс Тауэр задержалась у двери. Эдмунд тоже не поспешил уйти.

– Он идет на поправку. Медленней, чем я ожидал, но все же уверенно, – шепнул возлюбленной молодой врач. – не слушайте его пессимистичных рассуждений, если Вашему отцу вдруг взбредет в голову поговорить о завещании или наследстве.

После этих слов они распрощались. Вивиана вошла в комнату отца. В ней было душно и темно, несмотря на открытое окно: ветви раскидистого вяза заслоняли собой солнце, некоторые, уже высохшие, тянулись внутрь, к кровати, как костлявые руки.

Вивиана поцеловала отца в горячий лоб в знак приветствия и села рядом, разложив на коленях пяльцы. Девушка собиралась первой заговорить, поднять настроение больному, но мистер Тауэр, заметив, что дочь готова к нему обратиться, торопливо прервал ее на полувдохе.

– Я ошибся, сделав тебя своей наследницей. Это было весьма эгоистично с моей стороны. – видя, что Вивиана выдохнула и не перебивает, мистер Тауэр продолжил уже уверенней, хотя дыхание его все еще оставалось неровным после столь неожиданного в его состоянии старта. – ты хорошая, умная девочка, ты достойна лучшего.

– Благодарю, но у меня все есть, а Вам не следует волноваться…

– Мне страшно, страшно подумать, что будет с тобой в будущем. – дыхание больного на миг стало частым, поверхностным, но вскоре выровнялось.

Вивиана ласково погладила отца по плечу и, демонстрируя полную невозмутимость и отсутствие всякого беспокойства, вернулась к рукоделию.

– Вы не умрете, Эдмунд так сказал. Я верю ему.

Она и сама не слышала, как по-новому звучит эта фраза!

– Я думал о том, что ты могла бы выйти замуж. – медленно проговорил мистер Тауэр так, будто уже засыпал. – это неплохая идея, как мне кажется. Достойный человек обязательно найдется, я ручаюсь… Даже скажу больше, я лично прослежу, чтобы…

Он осекся, наткнувшись на взгляд Вивианы. Она оторвалась от вышивания и замерла, сверля названного отца недружелюбным взглядом.

– Боюсь показаться неблагодарной и плохой дочерью… – Вивиана не без труда глубоко вздохнула, – но я сама найду себе мужа. И выйду замуж только тогда, когда полюблю. Не будете же Вы отрицать, что только истинная любовь способна обеспечить между супругами ту жизнь, что описана в Библии?

– Тебе ли говорить о Библии?.. Я все знаю. – в речи мистера Тауэра было больше хрипов, чем слов. – не отказывайся от моего благословения, порочная дочь.

Вивиана молча встала, бросив вышиванье на пол, и вышла за дверь. Там она прижалась спиной к стене и надолго замерла, только грудь ее вздымалась взволнованно. Девушка чувствовала смятение, но не гнев на отца: он был с ней мягок, мягче, чем имел на то основания.

– Иду, иду! – сварливо пробурчал Хэвен, когда услышал, что кто-то неистово заколотил в дверь. Он думал, что это вернулись с прогулки Айкен и Зоя – промокшие и недовольные. Или, может быть, напротив, в благодушном настроении, но, так или иначе, страстно желающие поскорей пройти в дом. Хэвен вытер руки полотенцем и выключил воду в раковине. Ему оставалось домыть пару тарелок с обеда.

– Я уже иду, – повторил мужчина, когда в дверь снова неистово забарабанили кулаком. И в тот момент, когда он снял цепочку с двери и повернул ручку, то подумал, что забыл снять наговор, не позволяющий наделенной сверхъестественной силой сущности проникать в квартиру. И – уже распахнув дверь – порадовался этому.