Глава шестая

Ничто не помогало: кто чувствует

грозу, тому не надо видеть молнии,

не надо слышать грома, чтобы страдать от нее.

Александр Амфитеатров, «Зоэ»

Ретт Кинг поднял голову, когда в гостиную ворвался Эдмунд, что-то с энтузиазмом намурлыкивая, словно тот гул, производимый им сквозь сжатые зубы, обязательно должен свести окружающих с ума. И Ретт, потерев висок, решил, что мистер Купер близок к успеху.

– Эдмунд, Ваш энтузиазм поразителен. В чем причина? – поинтересовался он, сложив газету.

Молодой хозяин перестал оглядываться и улыбнулся.

– Я просто ищу… одну книгу. Мисс Тауэр забыла ее сегодня утром. Она ждет меня в библиотеке, – Эдмунд взял со стола крохотный томик и показал его собеседнику, как бы говоря «видишь?». – а теперь прошу меня извинить…

– Постойте, – Ретт указал рукой на пустующее кресло подле себя. – задержитесь на мгновение, уделите мне минутку.

Эдмунд пожал плечами и сел, закинув ногу на ногу. В нетерпении он похлопывал себя книжкой по колену.

– Вы и мисс Тауэр. В последнее время вы общаетесь друг с другом чаще, чем кто-либо в Ламтон-холле. Это становится неприлично.

Эдмунд дрогнул губами, глазами – всем лицом словно разом моргнул и вернул на него беспечное выражение.

– Что ж, я знал, что это долго не останется незамеченным.

– Вот именно, – Ретт поднял палец. – и если пока в курсе только наш тесный круг, безмолвный, это я обещаю, то вскоре к нам прибудет компаньонка миссис Купер, леди Кларисса… э-э-э, я забыл ее фамилию.

– Не важно.

– Действительно. В любом случае, я хотел сказать, что ваше общение, Эдмунд, нужно прекратить.

– Что? – молодой доктор засмеялся. Звук был такой, какой слышен у насмерть перепуганного ребенка, взлетевшего на качелях выше собственной головы, – как бы Вы и леди Кларисса не смотрели на это, но я не могу ограничить общение с собственной невестой.

– Эдмунд, Вы вовсе потеряли разум! А что, если она не вдова?

– О, разумеется, она не вдова! Я знаю это точно.

– Тогда Вы вдвойне умалишенный. Как можно жениться на женщине, уже кому-то принадлежащей по закону?

– Она никогда не была замужем. Я могу поклясться.

Мистер Кинг откинулся на спинку кресла, словно внезапно захотел оказаться подальше от Ламтон-холла.

– И как же, позволь спросить, ты узнал об этом? Разве что… – Кинг в ужасе закрыл рукой рот.

– Да, Ретт. Ob turpem causam⁴. Мы любовники.

– О Господи, – теперь Кинг схватился за сердце. – я знал, что вас опасно оставлять вместе…

– Еще разразись тирадой насчет благочестия, Ретт, – насмешливо заметил мистер Уолтерс, войдя в комнату. – я слышал конец разговора, уж простите.

Эдмунд смущенно потупился.

– Ах, чопорная Англия! Давно ли женщины этой страны мечтали отдаться королю? Давно ли девицы позволяли увлечь себя в лес на Самайн?

– Не будь вульгарен, – отмахнулся Кинг. – дело-то серьезное.

– Да неужели? – поднял одну бровь Рэндалл, сев в кресло. – ну, утешил Эдмунд молодую вдовушку, что с того?

– Она не вдова, – снова произнес Эдмунд, на этот раз – с какой-то ноткой отчаяния в голосе. – она была девицей.

Рэндалл остался все так же невозмутим, разве что плечами пожал.

– Того проще. Женись на ней, как собирался. Благословляю вас, как грешник грешников.

Зоя с Айкеном испытывали друг к другу что-то удивительное, они боготворили друг друга и старались не разлучаться ни на минуту, и в то же время их отношения не походили на лихорадочную, маниакальную страсть, которую можно было бы предположить, зная о пылкой натуре обоих. Казалось, они уверены в своем будущем – счастливом и таком долгом, что почти вечном. Айкен действительно в это верил, а Зоя только делала вид. Ради него. Чтобы не портить настроение своими дурными предчувствиями. Ведь последние полгода они были вместе и так близко, как никогда раньше. Никогда – и ни с кем.

А прогулки после посещения Симонетты в больнице были будто бы каким-то подтверждением того особенного нереального бытия: словно, если бы молодые люди находились всегда только дома, за расписанной рунами дверью, можно было допустить мысль, что они сами себе выдумали это счастье. Беда с Симонеттой отрезвляла и удручала их, заставляя еще глубже погружаться в свой маленький рай, едва выходя из больницы. Как правило, на путь «туда» молодые люди тратили немногим больше сорока минут, путь же обратно занимал более часа. А порой – и нескольких часов. Если Айкен и Зоя возвращались не слишком поздно, то делали крюк, проходили через парк и покупали или цветы, или каждый – по мороженому, или сигареты… Даже когда им не хотелось есть или курить.

А в тот день, поймав себя на мысли, что, подобно Симонетте, с которой они распрощались едва ли десяток минут назад, ничего не хочет, Зоя все равно попросила Айкена завернуть в парк. Был предпоследний день октября, довольно теплый для канадской осени, и, надеясь, что тени от крон деревьев скроют их, молодые люди расстегнули куртки, не стесняясь ножен с мачете и наплечной кобуры. Впрочем, в парке было не так много людей, все из них были заняты своими делами и на Айкена с Зоей никто не обращал внимания.

– Хочешь мороженого?

– Нет, спасибо, мне уже не жарко, – Зоя застегнула молнию до самого подбородка и села на скамейку. Айкен примостился рядом. – даже прохладно.

Она улыбнулась, помолчала немного, затем открыла рот, подумала пару секунд, и выпалила, будто стесняясь своих слов:

– Знаешь, иногда я думаю, что никогда не любила никого, кроме тебя. Потому что любить могут только живые. А до тебя я такой не была.

Айкен коснулся пальцами щеки девушки.

– Глупости, – но он был польщен. При этом, он сам чувствовал, что готов нести романтическую чушь. Не потому, что обстановка располагала, как раз наоборот: на душе было гадко. Но вид изможденной, угасающей девчушки, еще недавно хихикавшей вместе с ними, напоминал молодому человеку, что он сойдет в могилу раньше, чем его возлюбленная. И кто знает, когда точно?

Скатывалось за горизонт оранжевое солнце – казалось, можно было протянуть руку и погрузить в него палец.

– Я хочу провести эту зиму с тобой, – Айкен провел ладонью по лицу Зои. Она скривилась, не зная, как удержать рвущиеся из груди рыдания. Она не являлась бедной девочкой Мэнди Данте, которую ей еще предстояло встретить, однако так же томилась предчувствиями, как и она. Но Мэнди⁵ повезло больше: уж о ком она не знала видений, так это о своем возлюбленном. И самой себе. Зоя тоже не знала своего будущего, однако была слишком умна, чтобы не предполагать, на что пойдет Габриэль, если уж оставил ее столь надолго, выжидая только удобного момента для атаки. Не в его вспыльчивом характере было ждать даже день, если выдался шанс нанести удар.

– Я согласна. Весь этот мир пахнет тобой.

Они прильнули друг к другу, устраиваясь уже выверенно-удобно, выясненным опытным путем образом.

– Тебе не кажется, что начинается что-то новое?

– Нет, – Зоя покачала головой. – я чувствую, что продолжается старое.

Айкен улыбнулся и обнял ее, зарылся носом в волосы, пахнущие манго.

– Это лучшее, что ты могла бы… – он замолчал. Зоя задумалась, как же он хотел продолжить: "сказать", "почувствовать"?

– Кларисса сказала мне, что я с каждой жизнью все больше человек, – девушка криво усмехнулась. – видимо, она забыла добавить, что я человек рядом с тобой. Эдмундом, Айкеном – не важно. Было ли у нас всего два шанса на счастье? Не слишком ли это много?

– Нет, не думаю. Думаю, мы можем быть спокойны, – Айкен улыбнулся. – шанса всегда дается три. А Судьба нас любит. Любит любовь.

– Не знаю, может быть, ты и прав. Что я, в сущности, знаю о любви? – Зоя со смешком пожала плечами. – из своих воспоминаний о том времени, когда я была Вивианой, а ты… Твой прообраз был в Эдмунде. Вот и весь мой опыт, ни больше, ни меньше, ровно столько.

– А Габриэль, Карл?

Зоя расхохоталась, покачала головой, с нежностью взяла руки Айкена в свои.

– Ты весь – особенный, не такой, как любые другие люди на земле. Твои ладони особенные, твои губы особенные, твой взгляд особенный, каждое твое касание если не прожигает меня насквозь молнией, отмечается и отпечатывается, как нечто безусловно уникальное.

Айкен поднял брови.

– Ты не понимаешь, наверное, – Зоя облизала улыбающиеся губы. – но ты же догадываешься, между Ламтон-холлом и Халлом я была в тысяче мест, прожила множество жизней, находила и вновь теряла Карла, утешалась другими мужчинами… И мне есть, с чем сравнивать. Я начала с необыкновенного и не успокоилась, пока не вернулась к тому же.

– То есть, теперь ты успокоилась?

Зоя рассмеялась.

– Ты, похоже, слышишь немногое из того, что я говорю, – она вздохнула и отвернулась. Пальцы их с Айкеном рук сплелись.

Так, не отнимая их друг от друга, взаимно потираясь ладонями, они встали и пошли домой. На парк опускались тепло-холодные, как вода в душе дешевого отеля, мерцающие сумерки. Вдалеке начали зажигаться первые фонари.

Внезапно Зоя остановилась, вздернула подбородок, прикрыла глаза и расплылась в нежной задумчивой улыбке. Айкен чувствовал бьющийся в ее руке участившийся пульс. Зоино сердце, уже полностью воплотившееся в настоящий живой орган, затрепетало.

– Какая погода! Только чуть холоднее… ты помнишь, помнишь?

– Помню что? – молодой человек чувствовал сумерки всеми клетками тела, дышал ими, наполняясь пониманием. – я могу вспомнить только одно. В такой же вечер, хоть и весной, но похожий – мы встретились с тобой.

Зоя открыла глаза.

– Да, это я и имела в виду.

Они обнялись, растроганные этими внезапными воспоминаниями, пронзившими их насквозь, размягчившими сердца. Их встреча, битвы с броллаханами, наркотики, казино и Кларисса – все осталось в прошлой весне, будто в каком-то ином веке, а то и измерении. Хорошо, что это было, подумал Айкен, но слава Господу, что прошло.

– Слушай, – неожиданно тихо сказала Зоя, голос ее дрожал от напряжения. – ты ведь не порезался сегодня, когда брился?

Они отшатнулись друг от друга. Вопросы были излишни: этот запах они узнали с первого вдоха. Молодые люди мгновенно обнажили оружие.

– Мы не увидим его сейчас, вокруг слишком много людей, – Айкен покачал головой. – черт побери, как такое могло произойти, ведь солнце даже еще не село!

– Но сумерки уже наступили, – Зоя на мгновение закрыла глаза, досадливо хлопнула себя по лбу. – сегодня канун Самайна. Броллаханам и прочей нечисти не нужна темнота, чтобы явиться из Сияющей страны.

Айкен только кивнул и, схватив напарницу за руку, увлек ее за собой в глубину парка. Деревья будто смыкались у них за спиной, словно молодые люди попали в заколдованный лес. Нельзя было даже рассмотреть очертания ограды, домов, окружавших парк, подняв голову, невозможно было увидеть шпили правительственных небоскребов. Крошечный парк будто стал бесконечным.

Молодые люди резко затормозили, развернулись, одновременно вильнув в разные стороны. Броллахан пронесся между ними, едва не ударившись в дерево, тяжело повернулся назад, слишком медленно, будто сонный. Зоя встретила его ударом ноги в челюсть, а Айкену оказалось достаточно одной меткой пули, чтобы завершить дело.

– И это все? – разочарованно протянул он, – раньше было намного веселее.

Зоя тронула труп монстра носком туфли.

– Он впервые вышел из Аннувна на поверхность. В этом дело. Ты же помнишь, многие броллаханы были сонными.

Айкен пожал плечами. И тут же вскинул пистолет, обернувшись на звук шагов. Зоя тоже посмотрела через плечо. К ним вышел…

– Хэвен?

Айкен сперва не понял, как Зоя могла принять запаянного в черные латы рыцаря за их старого друга, но потом понял, что, должно быть, в Сияющей стране зоин учитель выглядел именно так. Но девушка быстро поняла свою ошибку.

– Дини ши. Воин Двора. Ты пришел с миром или нет?

Мужчина усмехнулся, и Айкену показалось, что из-за забрала выкатились не клубы дыма – сам этот презрительный звук.

– Что тебе до моих намерений, смертная?

Зоя поклонилась:

– Почту это обращение за величайший комплимент.

Дини ши снова фыркнул, вложив в этот звук все свое пренебрежение к жалким людишкам, посмевшим встать у него на пути.

– Я ищу здесь не вас, насекомые, возомнившие себя магами, едва узнав пару рун. Но за то, что убили моего зверя, вы ответите.

Зоя пожалела, что оставила меч в Сияющей стране, и мысленно помолилась Богине, надеясь, что та дарует ей победу в неравном бою. То, что Айкен не будет стрелять, чтобы не попасть в нее, она знала наверняка. Куртка спала с нее, как отмершая кожа, девушка выступила из своего смятого безжизненного кокона, словно бабочка.