Предисловие

Нельзя объять необъятное, но нельзя и не пытаться. Только так может получиться хоть что-то стоящее. Не замахиваясь на Эверест, не покоришь и ближайшего холма – обязательно сыщутся объективные причины, чтобы повернуть назад.

Давным-давно, более четверти века тому назад, у меня родились первые наброски мира под названием Хьёрвард, первого «моего» мира, легшего потом в основу вселенной Упорядоченного. Многое написано за эти годы, но, идя на штурм необъятного, всегда надо помнить – что-то останется за кадром. Что-то, быть может, ничуть не менее важное и интересное, чем появившееся на твоих страницах.

Я писал о Хьёрварде и Мельине, об Эвиале и Обетованном, о богах и героях. Но, давая жизнь на своих страницах, скажем, великому Одину, Отцу Богов, владыке Асгарда, Асу Воронов, предводителю божественного воинства в день последней битвы, Рагнарёка – я, конечно, понимал, что никогда одного лишь моего пера недостанет, чтобы описать его полностью, чтобы исчерпать. И всегда особенно интересно, когда на вроде бы «твоего» персонажа – хотя на самом деле Один не «мой», а создан скальдами, творцами древнего стиха, – смотрят другим взглядом.

«Свеча Хрофта» – как раз об этом. О другом взгляде.

…Закончилась битва в Обетованном. Новые Боги, Хедин и Ракот, одержали победу, начинается их время – и что делать в нем «древних ратей воину отсталому»? Старый Хрофт, Один, Отец Дружин, Игг – у него много имен, но нет больше ни его рода, ни его семьи. Асы, те, с кем он правил миром, пока туда не явились Молодые Боги, Ямерт и его присные, – все погибли в страшной битве на Боргильдовом поле, в битве, не предсказанной и не напророченной.

Одиночество – его удел. Месть свершилась, и, наверное, подобно герою саг, Старому Хрофту следовало умереть от ран, глядя на бездыханный труп врага и повторяя – «свершено все, что до́лжно, путь закончен». Однако он – живет. Он не Бог, подобно Хедину и Ракоту. У него своя дорога. Кого встретит Отец Дружин на этом пути?…

«Благословенный удел Древних Богов – яростные битвы и щедрые пиры», – сказано в этой книге. Но нет Асгарда, и незачем восстанавливать пустые стены – в них поселятся лишь призраки прошлого, отравляющие сердце бессильной тоской и слабостью.

Отец Дружин идет в мир, нести справедливость, такую же простую, суровую и древнюю, как он сам. Он сражается – другая жизнь для него невозможна. И он готов отвечать за содеянное…

Так входит в роман новый герой, герой, что посягает на самого Хрофта, что сам приносит к его порогу древний долг, не отданный Отцом Дружин…

Мы смотрим на Хьёрвард, на тот самый мир, «с которого все началось», но уже не глазами Истинного Мага Хедина или хединсейского тана Хагена, его ученика.

…Вызов победителям-Богам бросают не их побежденные соперники, не иная сила, владеющая жуткой и могущественной магией, нет. Смертные, простые смертные – но они тоже способны помнить о долгах и требовать их возврата.

Даже с Богов.

Ник Перумов

Пролог

Меч чиркнул по камню, не оставив даже царапины. Совсем рядом рухнул громадный валун, но безумец, что отважился подойти так близко к Стражу, успел отскочить. Лишь два или три острых осколка зацепили полу его плаща. Одному из альвов, следовавших за предводителем, повезло меньше. Пытаясь увернуться от летящих камней, он прижался к скале. И она тотчас взорвалась за его спиной новым камнепадом, превратив альва в окровавленный ком. Мгновение спустя то, что осталось, накрыла исполинская ступня. Это проснулся второй Страж.

Ливень камней окатил небольшой отряд. Альвский колдун едва успел произнести заклятье Отражения. Брызнула во все стороны кремневая крошка. Страж медленно заворочал головой, отрясая пыль и щебень с широкого лба и длинной змеиной шеи. По каменным мышцам прошла волна дрожи. Чудовищное детище Живых скал разминало затекшие от долгого сна плечи. Его длинные когти – не чета крошечным мечам незваных гостей – оставили на земле глубокие борозды. Исполинский ящер, на вид – бессмысленное нагромождение булыжников и валунов, одним рывком преодолел расстояние, отделявшее его от ближайшего альва. И тот лишь коротко вскрикнул, когда удар чудовищной головы подбросил его в воздух. Страж подхватил жертву на лету. С грохотом сомкнулась черная пещера пасти. Между скальными уступами зубов виднелась лишь нога альва да край плаща.

С глухим, похожим на дальний гром рычанием Страж оскалился. И раздавленное страшными челюстями тело упало к ногам чудовища. Расправа над беднягой заняла лишь пару мгновений. Но этого оказалось достаточно, чтобы предводитель отряда – человек, чью фигуру укрывал коричневый плащ, а лицо – глубокий капюшон, – вспрыгнул на ногу, а следом и на спину гиганта, цепляясь мечом и ловкими пальцами за его каменные мышцы. Страж попытался достать наглеца. Длинная змеиная шея ящера неестественно изогнулась, между булыжниками показались широкие щели. В одно мгновение удар исполинской головы вышиб град искр и осколков из каменного плеча. Ловкач в капюшоне вспрыгнул на эту голову, покачнулся, едва не сорвавшись. Но успел вонзить меч в щель между валунами, а альвский колдун – послать в изогнутую шею Стража замораживающее заклинание. Оно лишь на секунду или две удержало чудовище, но этого было довольно человеку в капюшоне. Он выдернул меч, перепрыгнул с каменной головы на высокий уступ и в два прыжка оказался за ним.

Неужто безумец надеялся спрятаться от Стража в таком смехотворном укрытии? Надеялся найти убежище в скалах, породивших этих непобедимых монстров? Скалах, где каждый крошечный камешек, каждая пылинка мечтали получить хоть каплю крови чужака. Жаждали, едва наступит ночь, насладиться его болью и страданием, выпить его силу, разум, волю.

Казалось, судьба предводителя отряда решена. Широкая голова Стража находилась лишь в паре шагов от его ненадежного укрытия. Один рывок, одно смертоносное движение челюстей каменного исполина, и от дерзкого нарушителя спокойствия останется лишь бурое месиво мяса и костей. Но потянувшийся было к нему Страж словно натолкнулся на невидимую стену, затряс головой. И уже мгновение спустя, казалось, совершенно забыл о притаившемся между серых валунов, обрушив свою ярость на альвского колдуна и двоих его помощников, которые тотчас начали отступать к выходу из ущелья. Как и те семеро, что все время дерзкого маневра человека в капюшоне отражали удары другого Стража.

Несмотря на удивительную ловкость воинов и достойное восхищения мастерство колдуна, отход отряда стоил жизни еще двоим альвам. Третьего, раненного осколками, товарищи едва успели выдернуть из-под тяжелой стопы исполина. Гиганты яростно преследовали непрошеных гостей. Ненависть к чужакам гнала их вперед, туда, где отвесные стены скал сходились так тесно, что чудовищные сторожа ущелья сшибались друг с другом, задевали боками и плечами уступы, высекая снопы искр и каменной крошки. Однако далекая звезда альвов на зависть хорошо хранила отчаянных наглецов. Их высокие и стройные фигуры в зеленых плащах мелькали между массивными, как стволы древних дубов, ногами Близнецов. Альвы без страха ныряли под самое брюхо исполинских созданий, с потрясающей воображение скоростью и проворством карабкались по уступам, используя как опору малейшие трещины в камне, скользили, как форель, в синих хрустальных струях воздуха, снова и снова избегая чудовищных челюстей. И громоздкие детища Живых скал зря рвали когтями землю, стараясь зацепить ускользающую добычу. Альвы не пытались сражаться или защищаться от ярости каменных гигантов. Слаженно и спокойно они отступали, стараясь как можно быстрее покинуть ущелье, словно их вовсе не заботила судьба оставшегося в скалах предводителя.

Тем временем человек в капюшоне легко преодолел спуск. Скорым шагом, чтобы успеть до темноты, он направился в ту сторону, где в круглой, как блюдо, котловине находилась цель его дерзкого путешествия – древний, сложенный из громадных бревен дом с единственным окном, темным и затянутым паутиной. Дом казался давно заброшенным. Разросшийся подлесок подступил к самым дверям, скрыл коновязь у сарая. В крышу вцепилась корнями молоденькая березка, надеявшаяся удержаться на скате. Но это был дом. Дом, каждой своей частицей, каждой трещиной на посеревшем от времени дереве стен, каждой пядью земли и скал, на которые опирался он своим грузным телом, ожидавший возвращения хозяина.

На это, видимо, и надеялся пришедший. Человек в капюшоне окинул настороженным взглядом царящее кругом запустение, вложил меч в ножны и направился к двери.