Часть первая
«Итальянский метод»

И хотя его руки были в крови,

Они светились, как два крыла…

«Наутилус Помпилиус» – «Воздух»

1

В тот день случилось событие, которое изменило жизнь Виктора Платонова – сержант Терентьев сломал челюсть рядовому Липатову.

Вроде не первый буйный сержант в армии, не первая сломанная челюсть – но карты легли так, что плохо от удара стало не только Липатову.

Избежать драки было невозможно. Терентьев, само собой, понятия не имел, кого он встретит в госпитальной палате, когда зайдёт туда. Липатов же не ожидал увидеть сержанта, которого он полтора месяца назад послал нахрен из окна вагона на какой-то безымянной сортировочной станции под Томском. Причём тогда он сделал это очень смело – поезд уже отъезжал, и высунуть в окно средний палец казалось делом совсем неопасным. Но Министерство обороны распорядилось таким образом, что всех привезли в итоге в один город: Липатова – служить, а Терентьева – дослуживать.

Всё, что успел сержант сделать, войдя в палату, так это положить на кровать мыльно-рыльные принадлежности и обвести всех взглядом. Спустя секунду он бил Липатова наотмашь в скулу.

Их растащили мгновенно, но из угла рта пострадавшего уже текла струйка крови, а сержант растирал ладонью левой руки костяшки на правой – уж слишком хорошо он вложился в этот удар.

На шум в палату вбежала медсестра Светлана. Понять, что произошло, из диспозиции «Все держат Терентьева, а Липатов у окна прижимает руку к лицу» было очень просто. Она выругалась коротко, но ёмко – и рванула в ординаторскую.

Платонов, оставшийся на обед, сидел в кресле, закинув ноги на стол и читая новый роман Стивена Кинга. Услышав, как открылась дверь, Виктор быстро скинул ноги на пол. Света ворвалась вихрем:

– В третьей палате драка, Виктор Сергеевич!

Платонов встал с кресла.

– Пойдём глянем, что к чему…

К тому времени инцидент себя исчерпал. Липатов сидел на кровати и щупал пальцами постепенно опухающую щеку. Пара его товарищей была рядом – на всякий случай, если Терентьев полезет снова. Сам виновник драки стоял в углу, сослуживец из части слегка придерживал его плечом.

Платонов вошёл вслед за медсестрой, осмотрел поле боя, приблизился к рядовому и встал напротив так, чтобы свет падал тому на лицо. Взял аккуратно за подбородок, покрутил голову в разные стороны.

– Рот открыть сможешь?

Тот попробовал, сумел раздвинуть губы на сантиметр и охнул.

– Где болит?

Липатов указал на левую половину лица, у самого угла челюсти.

Платонов прошёлся там пальцами, отметил неровность контура, вздохнул, повернулся к медсестре.

– Программа такая. Липатова в рентген – без истории болезни. Пусть опишут на отдельном листе. Что делать, чуть позже сообразим. С этого героя, – он указал на Терентьева, – объяснительную. Со всех, кто в палате – тоже. Вариант «Я спал и ничего не видел» – шаг в сторону досрочной выписки в часть. Широкий шаг. Уверенный, я бы сказал.

Он подошёл к сержанту. Тот смотрел на него безо всякой злобы, прекрасно понимая, что натворил.

– Руку покажи, – Платонов протянул к нему ладонь.

Терентьев показал. Костяшки были с виду целыми, но багрового оттенка.

– Возьми мои два пальца, зажми в кулаке.

Сержант сжал – крепко, никакой слабости Виктор не ощутил.

– Болит?

Терентьев отрицательно покачал головой.

– Этому рентген не надо, – сказал для сестры Виктор. – Из третьей палаты переместить его в пятую, к офицерам. Появишься рядом с третьей – поедешь в комендатуру сразу же, не дожидаясь дознавателя, – пояснил он, глядя в глаза сержанту. Тот молча взял с кровати свой пакет и вышел в коридор.

Света махнула Липатову рукой. Солдат встал и направился вместе с ней на рентген.

Платонов обвёл всех взглядом и напомнил:

– Через десять минут жду объяснительные в кабинете. И там чтобы чётко написано было, кто кого ударил. Время, – он посмотрел на часы, – тринадцать пятнадцать. Это чтобы показания у вас не сильно расходились. Все всё поняли?

Вразнобой послышались утвердительные ответы.

– Вот и прекрасно.

В коридоре Виктор увидел, как разводящая санитарка с Липатовым спускаются по лестнице, достал радиотелефон, позвонил Ковалёву в рентген и вкратце описал ситуацию. Было такое далеко не впервые, травму сначала проще диагностировать и только потом по ней докладывать – начальнику, ведущему хирургу и командиру. На отдельном листочке это писалось на случай, если можно было как-то скрыть происшествие, но в данном случае Платонов такой возможности не наблюдал. Перелом челюсти не синяк на попе – его теперь в стоматологическое отделение придётся переводить, шинировать. Плюс страховка положена.

Виктор вздохнул. На этот раз мимо командирского гнева они вряд ли проскочат. Драка в отделении, перелом, доклад в округ – тянет как минимум на выговор, а то и на неполное служебное соответствие. Могло случиться всё что угодно. И Рыков ещё, как назло, в отгуле после дежурства по части. Надо бы ему доложить…

Платонов позвонил. Начальник не ответил. Не взял трубку, хотя Виктор выслушал по-честному долгий отстук гудков. Значит, придётся решать ситуацию самому.

– Давай, капитан, разруливай, – сказал он сам себе.

Для начала он решил дождаться снимка и его описания. Потом спросить у начальника стоматологии, как быть в этой ситуации, и уже с полученными результатами докладывать ведущему хирургу. На этот план он отвёл минут двадцать, максимум двадцать пять. Нашёл в органайзере контакт санитарки, что ушла с Липатовым, позвонил, попросил её потом со снимком заглянуть в стоматологическое отделение – благо, оно было там напротив, чтобы показать снимок Кузнецову.

– И сразу бегом ко мне, – добавил он в конце разговора, закинул ноги на стол и вернулся к чтению.

На столе запиликала радиотрубка местного телефона. Виктор разочарованно посмотрел на часы и со словами «Даже в обед достанут…» ответил на звонок.

Вызывающе любезный голос командирской секретарши Анжелы:

– Виктор Сергеевич, вас срочно командир вызывает.

Платонов поначалу хотел сопоставить этот звонок с происшествием в отделении, но по временным интервалам никак не получалось – если только у санитарки не было командирского телефона, или если лично Ковалёв вдруг захотел его сдать.

– Да мало ли что там, – сказал Виктор сам себе. – Переодеться надо.

Он вытащил из шкафа форму и принялся переоблачаться из хирурга в капитана медицинской службы. Это был непреложный порядок вещей – в штаб в халате не ходят.

– Почему у меня сёстры Света, Наташа, Ольга, а у полковника секретарша обязательно Анжела? – задал он вопрос в пустоту ординаторской. – Следующая будет Снежана, наверное. Или Виолетта.

Он поправил галстук, посмотрел на туфли, достал из тумбочки небольшой кусок шинельной ткани, прошёлся по носам, остался доволен. Перед уходом заглянул в отделение и удовлетворённо отметил, как солдаты складывают листочки с объяснительными на стол медсестре.

– Приду и ознакомлюсь, – громко сказал он Светлане. – Я к командиру. Надеюсь, недолго.

До штаба было рукой подать, Виктор прошёл это расстояние, радуясь хорошей погоде и вспоминая на всякий случай статистику отделения за последний квартал.

Но статистика не пригодилась.

Когда он появился в приёмной командира, Анжела подняла скучающий взгляд, махнула головой в сторону кабинета и вновь уставилась в компьютер. Платонов постучал и через секунду, не дожидаясь приглашения, вошёл.

– Товарищ полковник, капитан Платонов по вашему приказанию прибыл, – отрапортовал он, стоя в дверях. Командир, большой, грузный, лысоватый полковник Зубарев сидел не в своём рабочем кресле за большим столом под портретом Медведева, а на кожаном диване напротив двери, где обычно располагалась дежурная смена во время докладов. В руках он держал чашку с дымящимся кофе. На столике рядом располагалась бутылка – предположительно виски.

Зубарев поставил чашку рядом с бутылкой, встал.

– Прибыл – это хорошо, – кивнул он капитану. – Это единственное хорошее за сегодня, что с тобой, Платонов, случилось.

Виктор напрягся. Командир точно не мог знать про драку. Всё остальное не несло в себе существенной угрозы – не сданные вовремя отчёты, непроверенные лазареты в частях и прочие мелочи не относились к тому, за что расстреливают.

– Фамилия Липатов тебе о чём-нибудь говорит? – Зубарев сделал пару шагов навстречу Платонову.

Виктор понял, что всё каким-то таинственным образом выплыло наружу.

– Так точно, товарищ полковник, – отчеканил Виктор. – Рядовой Липатов находится в моём отделении с диагнозом «Флегмона правой голени» с двадцать пятого июня. Выздоравливает, подготавливаем к выписке.

– А по моим сведениям, – командир наклонился к Платонову, – рядовой Липатов сейчас находится в рентгенотделении, потому что какая-то сволочь ему челюсть раздолбала у тебя под носом!

Платонов несколько секунд молчал, но потом понял, что скрывать больше нечего и лучше стать тем, кто доложит первым. Хотя выходило, что он уже второй.

– Так точно, товарищ полковник, – сказал он, словно и не было предыдущей информации по Липатову. – Пятнадцать минут назад в отделении произошла драка между рядовым Липатовым и сержантом… Не могу вспомнить фамилию, он только поступил, только в отделение вошёл и сразу врезал, как я понял.

– Как интересно, – сухо сказал командир. – Дальше.

– В настоящий момент происходит диагностический процесс, – Виктор говорил максимально казённо, чтобы создать иллюзию полного контроля над ситуацией. – В связи с подозрением на закрытый перелом нижней челюсти слева я направил его в рентген, чтобы с полученными данными обратиться непосредственно к ведущему хирургу.

– Рыков где?

– В отгуле по вашему приказу. Разрешите вопрос, товарищ полковник?

Зубарев кивнул.

– Откуда вы знаете?

Это было смело, но деваться некуда – узнать лично от командира, кто стучит на тебя в госпитале, бесценно.

– Да ты хоть в курсе, кто такой этот Липатов? – Зубарев отступил назад и сел на диван. Он взял сначала чашку кофе, но потом вернул её на стол, достал откуда-то снизу рюмку и налил виски.

– Никак нет, – ответил Платонов. – Но сейчас стал догадываться, что не всё так просто…

– Сообразительный, – Полковник выпил рюмку, поморщился. – Липатов, чтобы ты знал, капитан – сын одного известного на Дальнем Востоке политика. Этот политик в преддверии выборов решил сына в армию отправить, чтобы с этой стороны не зацепили его чёрным пиаром. Отправил, подстраховавшись таким образом, что служить он будет тихо, спокойно, у связистов…

– Наверное, не все его там, у связистов, любили, – перебил Платонов. – Потому что флегмона голени у него не просто так появилась.

– Ему «шины сдули»? – прищурившись, спросил Зубарев.

– Оно самое, – кивнул Виктор. – Но при поступлении травму подтвердить не представлялось возможным – кровь нагноилась, а он сам удар отрицал. Солдаты ведь с радостью только на офицерские побои рапорты пишут, а на сослуживцев – не допросишься, им потом в часть из госпиталя возвращаться. И раз нашёлся в части кто-то, кто его пнул, то наверняка было за что, потому что сержант этот, по рассказу медсестры, даже не думал особо. Сразу в морду заехал, без предисловий.

Полковник помолчал, прищурившись, потом спросил:

– Объяснительные собираешь?

– Конечно.

В кармане брюк запиликал телефон.

– Ответь, – приказал Зубарев.

На экране отобразился номер Ковалёва. Платонов выслушал доклад рентгенолога.

– Открытый перелом нижней челюсти слева в области угла. Плюс два зуба откололись, шестёрки, сверху и снизу. Собственно, поэтому и ставит открытый, – пересказал Виктор командиру услышанное. – Рядовой Липатов отправлен со снимком к начальнику стоматологического отделения майору Кузнецову для определения тактики лечения.

Зубарев налил вторую рюмку, вытер ладонью лысину, выпил, закашлялся. Платонов терпеливо ждал реакции. Через минуту, когда приступ кашля закончился, раскрасневшийся полковник взял свой телефон, набрал там кого-то.

– Приветствую ещё раз, Герман Владимирович… Разобрался… Да, травма подтвердилась, но ему уже оказывают помощь в полном объёме… Да, перелом есть… Зашинируют, Герман Владимирович. Всё восстановится. Да, ему за это ещё и страховка положена… Нет, с таким не увольняют. А с тем, кто его избил, прокуратура и Следственный комитет разберутся, уж поверьте. Обещаю и беру под свой контроль. Буду держать вас в курсе. Извините, что так получилось…