V

Слайго погрузился в скорбь по погибшим морякам Россес-Пойнт. Большой город, словно старший брат, принял на себя часть траура, вывесив на главных улицах похоронные гирлянды и флаги. Даже река, эта главная артерия города, обычно шумная и порывистая, казалось, сделалась тише, плавно и почтительно проходя частые каменистые пороги, уносила с собой печаль. Первые полосы газет, выставленных на штендерах у продуктовых магазинчиков и киосков на Джон-стрит, пестрели броскими заголовками, одни из которых выражали сочувствие, другие же выдвигали версии происшедшего. «Волна-убийца», – выкрикивала The Sligo Post, «Жестокий шторм унес жизни девятерых!» – сокрушалась The Weekender. Девять фотографий смотрели на Сьюзан – улыбчивые бесхитростные лица, трудяги, чей ежедневный подвиг заключался в добыче пропитания для своих семей. Олицетворение достойных жителей Ирландии и новые жертвы богатой мореплавательной истории страны.

Проходя мимо городской ратуши, Сьюзан заметила приспущенные флаги, и тут же, в двадцати метрах, – горящий огнями паб. Внутри и снаружи люди с бокалами «Гиннесса» и «Килкенни», ожесточенное веселье, так не вязавшееся с трагедией, и в то же время – единственно верный ответ на нее. «Так уж повелось, – думалось Сьюзан, – что смерть в Ирландии – это празднование жизни, нежелание ломаться под гнетом неизбежного». Ирландцам не свойственно замалчивание горя, смирение перед ним. И чем больше трагедия, тем яростнее стук стаканов, чтобы он наверняка долетел до тех, кто преждевременно покинул этот мир.

Сегодня уже никто не читает поэмы над телом усопшего, не устраивает ночные бдения, дабы убедиться, что покойный умер, а не просто отравился, глотнув эля из свинцовой кружки. Сейчас не встретишь тех, кто совершает ритуалы вызова духов, чтобы те сожрали грехи почившего и приняли удар преисподней на себя. Языческие традиции остались в прошлом, но кое-что все же сохранилось с древних времен. Отношение к кончине. Приятие не смерти, но жизни, в которой есть место упокоению. Там, где текут слезы, ирландец улыбается. Он знает, что смерть, наступившая сегодня, – лишь неизбежность, которая коснется и его. Ирландец знает, что умрет. Только завтра, не сегодня. И пока есть возможность восхвалять жизнь, с бокалом, полным пива, или без него, он будет это делать.

Сьюзан протиснулась в двери паба, бурлящего пятничным оживлением, и, с трудом отыскав место, села у окна. На улице почти стемнело, в помещении же сияли яркие огни, и гомон внутри оглушал. Несколько мужчин, а их, как обычно в подобных заведениях, было большинство, бросили заинтересованные взгляды в ее сторону, но, не встретив ответного интереса, вернулись к общению с собутыльниками. Барную стойку не было видно из-за желающих пополнить алкогольные запасы, и Сьюзан смотрела, как, прихватив по две пинты, мужчины отходят к своим столам.

Ей тоже хотелось выпить, но она решила не делать заказ, пока не дождется сержанта Дэли, чтобы не показаться невежливой. Она могла бы взять ему пинту, вот только не знала, какое пиво он предпочитает. Вопрос о том, пьет ли он, даже не стоял – он был ирландцем, а за всю свою жизнь Сьюзан встречала только одного соотечественника – поборника трезвости: ее собственную мать. Сьюзан ухмыльнулась, вспомнив, что именно из-за своей принципиальности мать с трудом получила должность в мэрии. В городском руководстве не нужны были люди, не знающие толк в стаутах. О чем прикажете говорить с дамочкой, пятничным вечером отправляющейся домой, а не на двухдневную попойку? И только профессиональные качества и настойчивость позволили ей пробиться в окружение мэра и продержаться там без малого двадцать лет. Не выпив при этом ни капли «Гиннесса» или «Харпа»!

Не замечая плавно текущих размышлений, Сьюзан вглядывалась в лица входящих в паб все новых и новых посетителей, стараясь не упустить момент появления Ирвина Дэли. В сотый раз она спрашивала себя: правильно ли поступает, соглашаясь встретиться с ним в неформальной обстановке, будучи всего лишь радиоведущей. В ее обязанности не входили ни сбор инфоповодов, ни общение с новостными источниками. Для всего этого имелась информационная городская служба, исправно направляющая к ним новостные трафики в самые оперативные сроки. Да, сказать по правде, Сьюзан не было нужды встречаться с сержантом. Ни сегодня, ни в любой другой день. Особенно в пятницу вечером, в пабе, особенно за бокалом алкоголя.

Она вдруг осознала, что хоть и общалась несколько минут с сержантом лицом к лицу, но все равно не может полностью воссоздать в уме его облик. Она помнила крепкую, излучающую уверенность фигуру, яркую синеву глаз, правильные черты лица, прямой нос, мягкие губы, готовые к улыбке. Но все это было по отдельности, словно вспорхнувшие в воздух вырезки из газет. А вместе их сложить почему-то не удавалось.

Она старалась смотреть внимательно, но все равно упустила момент, когда Ирвин зашел в паб. Она просто его не узнала, так как он был одет в мягкий пиджак, рубашку и джинсы и не выдавал в себе служителя закона ни походкой, ни манерой держаться. Если не знать, так можно было принять его за школьного учителя или продавца подержанных машин, забежавшего в паб после тяжелого дня. Он увидел ее и принялся проталкиваться сквозь строй посетителей. Не успев сесть за столик и поздороваться, он тут же вскочил и спросил, что Сьюзан хотела бы выпить. Через пять минут Ирвин вернулся с двумя бокалами – крепкий стаут для себя и белое вино для Сьюзан.

Он сел напротив, достал какие-то бумаги из прямоугольной сумки и принялся с усердием раскладывать их на липком столе, совершенно не замечая подогретых алкоголем взглядов мужчин вокруг, которые без стеснения рассматривали их, подозревая свидание. Сьюзан тоже задержала взгляд на Ирвине, с удивлением заметив чуть более излишнюю, чем того требовала обстановка бара, сосредоточенность на бумагах. Она спрятала улыбку, прикоснувшись губами к прохладному бокалу.

– Позвольте поблагодарить за тот набор, что вы предложили мне на пляже, – произнесла Сьюзан, отпив вина. – В тот момент это было действительно необходимо.

– Нет проблем, – улыбнулся он. – Я подумал, что в то утро вам нужно что-то приятное. Не лучшее начало дня – очнуться в сотне метров от найденного тела. – Он посмотрел на нее с таким искренним сочувствием, что Сьюзан стушевалась.

– Да, особенно после ночной смены на радио.

– Интересная, наверное, работа?

– Я не жалуюсь.

– А это правда, что в пятидесятые годы в США все радиостанции отключали на пять минут каждый час?

– Никогда не слышала об этом.

– Тогда не смейтесь. Они хотели уловить инопланетные сигналы. В то время считалось, что антенны способны улавливать послания из космоса. Строить отдельную радиоустановку для этого было не с руки, и они использовали уже существующие станции, веря, что можно получить весточку из космоса.

– Им это удалось? – улыбнулась Сьюзан.

– Ну, раз за соседним столиком не сидит парочка зеленых человечков… – рассмеялся он и оглядел забитый под завязку паб.

«Вот оно! – мелькнуло у Сьюзан в голове, когда она перехватила взгляд сержанта. – Вот как можно определить полицейского – по взгляду. Они видят мир иначе. Я вижу людей, а они – источники информации, потенциальных преступников, людей, которые окажутся в руках правосудия, стоит им преступить закон». Две девицы оглушительно захохотали прямо за стеклянной перегородкой, и Сьюзан поморщилась.

– Простите, я выбрал не лучшее место для разговора. Но поверьте, в участке еще хуже.

– Дело не в этом, я просто редко выхожу в людные места… Знаете, я ведь даже не уверена, должна ли я быть здесь. Я уже дала показания, у полиции ко мне нет вопросов. Спросите, почему я согласилась встретиться с вами, боюсь, я не отвечу.

– Ну, в то, что я лично заинтересовал вас, – он смущенно потер шею, – я поверю с трудом, поэтому смею предположить, что вам просто любопытно.

– Любопытство. Я даже не подумала об этом. Ведь этого вполне достаточно – да, пожалуй, мне просто любопытно. В моей жизни мало необычного.

– Вы не похожи на скучающую домохозяйку, – подмигнул он ей.

– Я слишком тревожна, чтобы скучать, – рассмеялась она. – А скука – это удел спокойных людей.

Звон их бокалов присоединился к общему шуму, и Сьюзан, сделав два глотка белого вина, почувствовала, как в груди становится теплее.

– Что это у вас? – она кивнула на бумаги, разложенные на столе.

– Копии дела Питера Бергманна. Я подумал, будет нелишним немного посвятить вас в детали. У меня к вам остались вопросы. Точнее, даже не к вам, а в общем. У меня есть вопросы к этому делу, – он крякнул. – И не один. Впрочем, сейчас я все объясню.

– Интересно. Можно взглянуть?

– Вы ничего не поймете, это мои заметки и копии полицейских отчетов. Завтра мы сделаем официальное заявление, поэтому я имею право вкратце рассказать уже сейчас то, что вам наверняка пригодится.

– Пригодится для чего?

– Боюсь, вы недооцениваете важность своей личности в контексте данного события. Вы единственный человек, который был в непосредственной близости от места трагедии в ту ночь.

– Да, я знаю, – испуганно воскликнула Сьюзан. – Но я спала! Разве можно быть свидетелем, находясь в забытьи? Я и так последние дни как на иголках, только и думаю о том, что рядом со мной было совершено убийство. Это сводит меня с ума.

– Убийство? – он удивленно посмотрел на нее. – Нет никаких оснований полагать, что это убийство.

– Я сказала вам все, что знала. Я ничего не слышала и не видела, – она помедлила. – Хорошо, признаюсь вам, я подсматривала, когда уезжала. Остановилась на холме и смотрела на тело в объектив. Мужчина лежал лицом вниз. Простите, это настолько потрясло меня, что я не могу забыть такое зрелище. Но это все!

– Понимаю… Да, все верно. – Ирвин словно и не заметил ее смущенного тона. – Тело было найдено лицом вниз. Мужчина был полностью одет. Брюки, подвернутые так, словно человек боялся промочить их. Рубашка, белье, все насквозь мокрое, облепленное песком. Приливная волна накрыла его или вынесла из моря, мы не можем сказать точно до заключения судмедэксперта. Обувь стояла рядом, а на ней – его носки, аккуратно сложенные. С другой стороны – кожаная куртка. Его вещи выглядели очень опрятно.

– Но не его тело.

– Вы правы, – он задумчиво черкнул что-то в блокноте. – Его тело выглядело так, словно оно было… – он помедлил, пытаясь подобрать правильное слово.

– Опрокинуто.

– Пожалуй, это так.

– Но чем? Или кем.

– Возможно, как я уже сказал, приливной волной. Скорее всего, это несчастный случай. Мужчина мог войти в воду, потерять сознание и захлебнуться. Возможно, ему стало плохо. В любом случае мы не склонны строить догадки до финального заключения. Однако то, что нам уже известно из внешнего осмотра, вызывает недоумение.

– Что вы имеете в виду?

– На одежде покойного срезаны все бирки.

– Что вы сказали?

– Да, этикетки, которые обычно пришиты у воротника или сбоку по шву. Бирки, на которых указана компания-производитель. Они не сорваны и не истрепались от времени. Все до одной срезаны ножом или ножницами, очень аккуратно, ровно так, чтобы не повредить одежду, и так, чтобы название производителя нельзя было прочитать.

– И о чем это говорит?

– Это усложняет нашу задачу, так как по одежде мы часто можем определить, где жил человек. В некоторых странах та или иная одежда более популярна у определенных слоев населения. Не мне вам объяснять, что, например, Arnotts чаще выберут люди, ставящие качество и удобство покупки выше остального. Primark из-за низкой стоимости товаров предпочтет домохозяйка, у которой шестеро детей, или студенты, у которых не так много свободных денег. И так далее. Одежда человека говорит о многом. Вот вы, например, предпочитаете неброскую одежду.

– Не люблю привлекать внимания.

– Тем не менее на вашей груди брошь.

– И что это говорит обо мне? – улыбнулась Сьюзан.

– Возможно, вы привыкли ставить преграды между собой и остальными, – сказал он в ответ. – Но о Питере Бергманне мы ничего не можем сказать по его одежде. Не можем узнать, ни какие бренды предпочитал погибший, ни к какому социальному классу относился.

– А его обувь?

– С обувью все ясно – это черные кожаные туфли английского бренда Marks & Spencer. Проблема в том, что данный магазин можно найти в любой стране Евросоюза и практически во всем мире. Нам ничего не дала эта находка.

– Вы не думали, что, возможно, этот человек бездомный? Может, поэтому его никто и не ищет?

– Мы рассматриваем эту версию тоже. Пока она не подтверждается. Одежда довольно поношенна, но она опрятна, даже аккуратна. Пуговицы крепко пришиты, обшлага не затерты, обувь не стоптана и покрыта защитным кремом.

– Возможно, он был туристом… – предположила Сьюзан.

– Кем бы он ни был, он умел следить за своим внешним видом. А то, как сложил носки и куртку, показывает, что для него были важны личные вещи. Посмотрите сами, – он протянул ей один из листов, и Сьюзан увидела черно-белый снимок. Черная пара обуви, самая обыкновенная кожаная пара ботинок. Первое, что бросилось ей в глаза, – эта обувь должна была быть очень удобной. Такую предпочтет человек, который любит долго ходить пешком и не испытывать при этом дискомфорта. Носки лежали поверх, бережно сложенные пополам и слегка заправленные.

– Погодите, но как…

– Вас интересует, как они могли остаться нетронутыми во время прилива?

– Да, именно об этом я и подумала в первую очередь.

– Это загадка номер два.

– Зачем человеку, кем бы он ни был, срезать этикетки с одежды, а затем разуваться на пляже и оставаться там до прилива?

– Вы смотрите прямо в корень, Сьюзан.

– Позволите взглянуть на… него? – голос ее дрогнул, но она уверенно протянула руку за отпечатанными на принтере снимками. Их было два: один, на котором мужчина лежал лицом вниз, – увеличенная версия того, что она видела в объектив камеры в день страшной находки. И другой, где Питера Бергманна снимали уже в морге. Чуть одутловатое и в то же время худощавое лицо, запрокинутая голова на металлическом столе произвели на нее гнетущее впечатление. На снимке были видны темноватые участки, появившиеся, по всей видимости, уже после смерти. Сьюзан почувствовала приступ дурноты, осознав, что это были ранние трупные пятна. Она поспешила отдать снимок Ирвину и сделала большой глоток из своего бокала. Это не помогло. Лицо мертвеца так и осталось стоять у нее перед глазами.

– Не стоило вам на это смотреть.

– Все в порядке. Продолжайте.

– Мужчина был босиком. Как вы, наверное, заметили, носки были аккуратно сложены пополам и каждый положен на соответствующий ботинок. Правый – на правый, левый – на левый. Его куртка располагалась с другой стороны от тела. Тоже аккуратно сложенная и по какой-то причине вся засыпанная песком.

– Возможно, та же приливная волна?

– Приливная волна сдвинула бы все вещи. Однако ботинки стояли ровно, мысками к воде, и остались непотревоженными.

– Но если человеку стало плохо, он не станет аккуратничать, не так ли?

– Смотря что предшествует чему. Если мужчина смотрел на закат, сняв обувь для удобства, вероятно, он мог просто упасть рядом, как только его сердце остановилось.

– Были еще какие-то личные вещи?

– Обнаружены пузырек с аспирином и наручные часы, а в кармане нашлись сорок евро.

– И это все?

– Да. Ни документов, ни сотового телефона, ни чеков за парковку или талона на автобус. Ни бутылки воды, хотя днем обычно жарко. – Он потянулся за бокалом с пивом, но тот почти опустел. Сьюзан и не заметила, что и свой она тоже опустошила.

– Хотите еще выпить? А потом можем и перекусить, – услышала она и кивнула. Сержант Дэли поднялся и пошел к барной стойке за новым заказом. А когда вернулся, Сьюзан приняла наполненный доверху бокал с вином и произнесла:

– Что ж, по крайней мере, у вас есть его имя, а это уже половина дела!

Сержант Дэли поднял свой бокал и, чуть склонив голову, ответил:

– И здесь мы подобрались к самой главной загадке, Сьюзан. Мы проверили базы пропавших без вести по всей Ирландии, сделали запрос в таможни и во все полицейские участки страны. И на основании оперативно полученных данных могу сказать вам точно: в Ирландии не проживает и никогда не проживал ни один человек с именем Питер Бергманн. Кем бы ни был мужчина, найденный нами на пляже, совершенно точно он не тот, за кого себя выдавал.