Глава 15

Ледяные капли бьют по затылку. Мое обездвиженное, израненное и измученное тело куда-то несут. Ноги волочатся по земле, собирая пальцами гравий. Меня укладывают на что-то твердое лицом вниз.

– Мы не можем его так оставить, – слышу мужской шепот сквозь туман в голове.

– Мы должны выполнить приказ. Иначе ублюдок сделает с нами то же, что и с Эйсом, а он один из самых стойких и сильных солдат. Посмотри, что с ним сотворили, он искромсал его. Хочешь так же? – отвечает ему другой.

Капли дождя имеют особенный вкус, ими можно насытиться или отравиться – осадки напрямую зависят от экологии. Вот бы оказаться неподалеку от химзавода, чтобы вода превратилась в смертельный для меня яд.

– Нет, не хочу. Но, черт возьми, это бесчеловечно. Холодно, ливень, он голый, подхватит воспаление легких, если мы его оставим, – с жалостью произносит первый.

– У нас нет выбора. В этом мире нужно защищать только свою задницу. Представь, что с тобой сделает Стержень, если он без особо серьезного повода сотворил такое с племянником. Его кто-нибудь подберет. Пошли, нужно поторопиться. Нельзя сейчас злить этого ублюдка, иначе и мы отправимся в канаву кормить червей.

Гравий шумит под тяжелыми шагами тащивших меня парней. Едва шевелю пальцами, но нет, мне это кажется, руки потеряли чувствительность. По запаху асфальта определил, что бросили на дороге, чтобы меня заметили быстрее. Шума машин не слышно, значит, я довольно далеко от жилых кварталов и меня не найдут до утра.

Тошнота изъедает желудок, голова словно огромная тыква, но я все слышу, хотя после наказания должен был отключиться. Любой бы отключился от шокового давления на болевые точки, но я пребываю в сознании.

Доносится размеренный звук цокающих каблуков. Даже дождь стихает, чтобы не заглушать четкий ритм. Кто-то приближается, и я заставляю себя приоткрыть залитые кровью глаза. Мутное зрение искажает картинку, но я вижу черные лаковые туфли. Острые носы останавливаются прямо перед глазами. Разворачиваются. Обходят меня. Закрываю глаза, нет сил смотреть. Дыхание вырывается из груди резкими хрипами, не наполняя зудящие легкие.

– Немедленно поднимись! – Щелчок заставляет приоткрыть глаза и увидеть кнут рядом с туфлями. Этот голос… Ее голос.

– Эйс, поднимайся. – Удар кнутом по луже, грязь попадает в глаза, и я закрываю их. Не могу даже зажмуриться, все атрофировалось.

– Предпочитаешь быть униженным рабом? – Ощущаю, как на мою щеку надавливают. Шпилька может проткнуть кожу, я это уже видел. В своей голове видел, только не предполагал, что сам окажусь жертвой.

– Бланш, – произношу одними губами.

– Какая удача, милый. Ты под ногами, сломленный, едва дышишь. Остается завершить начатое Нейсоном, чтобы доказать всем, что ты обычный мужчина, в тебе ничего особенного и ты недостоин даже дышать. – Едкий голос проникает в мое замутненное сознание, вызывая слабый бунт. Я не такой. Я не позволю себя сломать, никогда. Терпел пытки и похуже, неделями висел на цепях… Эта женщина не увидит меня побежденным.

Издаю рык и заставляю тело собраться. Сосредоточиться и дернуться вверх. Руки слушаться не желают, но все идет из головы. Если я захочу – сделаю. Я поднимусь. Уже сгибаю локти, а нога от щеки не убирается. Наоборот, давит сильнее. Бланш заставляет бороться. Она не сможет насладиться моей слабостью. Только не она.

Мой рот раскрывается в беззвучном крике, мышцы напрягаются, и я приподнимаюсь, опираясь на ладони. Больше не могу. Падаю и снова слышу смех, тот, что пробуждает опасного зверя внутри. Безумца. Издевательство над тем, что я пережил, заставляет разозлиться, собраться с силами и встать на колени. Голова кружится, зрение нечеткое, но я вижу знакомое лицо напротив. Рука в кожаной перчатке подхватывает подбородок.

– Борись, я сказала, – шипит Бланш, – борись, чертов псих! – Она дает мне пощечину, голова дергается в сторону. – Давай! Покажи ему, что ничто не сможет тебя убить! Он не победит! Твоя жизнь важнее, чем его! – Ударяет по другой щеке, и я позволяю ей замахиваться снова и снова.

Облизываю разбитые губы, голова падает на грудь, а тело безвольно стоит на коленях.

– Эйс! Ты должен найти силы!

Ее пальцы снова заставляют меня поднять лицо. Синие глаза полны тревоги и жажды мщения. Они горят сумасшествием. Тепло ее дыхания словно переливается в меня, давая возможность преодолеть боль и поднять руку, чтобы опереться на ее плечо.

– Молодец, давай вставай, – шепчет она, но не помогает, только служит опорой. Едва ступни касаются земли, меня ведет в сторону, но рука обхватывает меня и удерживает в вертикальном положении. – А теперь думай. Где ты находишься? – спрашивает Бланш.

Поворачиваю голову, осматривая окрестности.

– До дома… чуть меньше мили, – хриплю я.

– И что ты должен сделать?

– Дойти. Добраться до дома и обработать раны, иначе умру от переохлаждения и заражения крови, – отвечаю, задыхаясь от приложенных усилий.

– Хорошо, тогда держись за меня, и пойдем. – Бланш позволяет ухватиться за нее.

Я даже не хочу знать, как она здесь появилась, почему пришла за мной, кто ей сказал. Она помогает, вытаскивая из черной комнаты, чтобы я жил. Враги так не поступают.

Ноги путаются, я падаю, но голос Бланш заставляет снова подняться и идти. Она больше не держит меня. Будто в миллионный раз открывается второе дыхание, и я направляюсь к дому. Он предстает перед глазами мутным пятном, ворота открыты, горит свет. Впереди возможность спастись. Я не погибну, уже удавалось пережить наказание, и сейчас смогу.

Ударяю по двери и упираюсь в нее лбом. Кажется, что уже час я стою под козырьком, мокрый, избитый, с кровоточащими ранами на коже. Когда замок щелкает, падаю вперед.

– Сэр! Боже всемогущий, вы живы. – Меня подхватывают под руки и втаскивают в дом.

– Твоему смотрителю не стоит знать, что ты пережил, пусть думает, что это нападение. Ведь так все и представят. Тебя избили, обокрали, бросили на дороге, а нападавших никогда не найдут. Твою машину оставят недалеко от места, где ты лежал. Твой шофер уже мертв, и тебе навяжут другого, он будет докладывать Нейсону о каждом твоем вздохе. Скажи помощнику, чтобы он помог тебе добраться до спальни, – раздается шепот Бланш.

– Оставь меня… Наверх, – сипло приказываю я.

– Но, сэр, вы же едва дышите. У вас кровь, так много крови. Лучше…

– Наверх и никому ни слова, – хриплю, хватая Гамильтона за халат.

– Хорошо. – Он помогает мне подняться на ноги и ведет к лестнице.

Я нанял Гамильтона около семи лет назад, как только приобрел дом. Здесь больше никто не работает, и он видел меня в разном состоянии. Сейчас помощник напуган, но меня не бросит. Ему наверняка еще пару суток назад сообщили, что я пропал, а он открыл ворота и сидел ждал, когда вернусь.

Каждый шаг дается с трудом, каждое прикосновение причиняет боль. Пальцы горят от пыток. Меня вводят в темное помещение и включают свет. Бережно усаживают на пол и оставляют. Звук шагов стихает за дверью, и тогда передо мной появляется Бланш. Она опускается на корточки и протягивает руку.

– Душ. Ты переохладился, нужен душ. Алкоголь в твоем случае запрещен. Сейчас ты должен постараться не подхватить пневмонию.

Поднимаюсь, опираясь на руку Бланш, и двигаюсь к цели. Забираюсь в душевую кабинку и включаю теплую воду. Не могу стоять, ноги дрожат, колени разбиты, как и все тело. Падаю на поддон под струями горячей воды, пусть смывает грязь. Волосы слиплись от пота и крови – по голове били часто. Много рубцов, под ногтями запекшаяся кровь и гематомы. Иглы. Чтобы причинить нестерпимую боль, их медленно вводят под ногтевую пластину и прокручивают. Оставляют там, затем воздействуют снова и снова, чтобы жертва выдала тайны и необходимую информацию. Меня не спрашивали, только наказывали. Били долго, желая услышать крик. Нет, никогда, никакой слабости. Только шипение сквозь зубы. И пусть я был связан – руки отекли и едва двигаются, но я ни за что не покажу противнику, что мне больно. Меня учили держаться до последнего, потом самому найти выход или убить себя, но не разглашать тайны.