Прихватив новую каску с заднего сиденья, аккуратно захлопываю дверь и морщусь. Да твою ж мать. Два неизвестно откуда взявшихся микроскопических рыжика на задней арке стирают настроение в ноль. С любовью смотрю на верную подругу «Импрезу».
Это покрытый ярко-синей пленкой, низкий «Субару» в первом поколении. Год выпуска – две тысячи второй. Под капотом – триста лошадиных сил, контрактный двигатель, турбина эф-сорок семь, усиленная коробка передач и металлические диски под золото.
Полный фарш.
Настоящий раритет и папина гордость. Сочная милфа среди остального автопрома.
Даже лечить никому чужому не доверяю. Каждую деталь этой ультрамариновой малышки перебрал, и все, что требовалось, заменил вот этими самыми руками.
Как тут продашь?
– Начальник отделения пожаловал, – смеется Санек, вразвалочку выбираясь из четырки. – Привет, Антох.
– Здорово, – киваю, открывая багажник.
Достав чистую «боевку», прячу ключи от тачки в нагрудный карман с нашивкой «МЧС» и направляюсь в часть.
Саня догоняет.
– Че нового? – спрашиваю, прищуриваясь.
– Да пиздец, Тоха. Дела хреново как никогда.
Я киваю.
Наше прошлое дежурство закончилось в целом как обычно. А в выходные мы редко встречаемся: у Сани все стандартно – комфортабельный двухкомнатный концлагерь в центре города и задиристый Фюрер с указкой наперевес. Я же парень свободолюбивый и независимый. Подобная кабала до тошноты противна.
Антон Огнев за справедливость, мужской мир и бурный секс без лишнего мозгоебства. На любое проявление женского абьюза реагирую крайне негативно.
Мозг у девушки должен быть как качественная пожарная сигнализация. Молчать и не барахлить. В случае внештатной ситуации срабатывать исключительно для того, чтобы сообщить о возгорании. Это все, что требуется. Дальше я сам.
– Я Еське изменил… – Санек грустно вздыхает.
В курсе уже. Она тоже отличилась.
– С кем это?
– Аньку Ложкину из управления помнишь? – понижает голос Малыш. Фамилия у Сани… хм… нестандартная. Прозвище как-то само собой с детства привязалось.
В голове перебираю одну сотрудницу управления за другой. Словно в компьютерной игре, отбрасывая в сторону неподходящие варианты.
– В теле которая? – вспоминаю.
– Угу.
Саня удрученно почесывает затылок.
Я почему-то злюсь. На него и на себя, что мне не по хрен.
Ясно-понятно, из-за чего Есения Училковна с катушек съехала. Променять ее на Аньку… Да это унижение похлеще тропического душа будет.
– Ты как с ней снюхался-то, Саня? – интересуюсь мрачно.
– Да ездил в отдел кадров заявление на отпуск писать…
– А отпуск, оказывается, – страшное дело, – ухмыляюсь.
– Тебе смешно. А меня Еся, можно сказать, прямо в самый разгар застукала. У меня теперь и вставать-то может не будет. Такой стресс пережил.
– Сочувствую…
Я открываю дверь и пропускаю его в бокс. Здороваюсь с парнями из другого отделения. Наши еще не подошли.
Пересменка в восемь, я всегда приезжаю чуть раньше. Не люблю опаздывать. Люблю порядок во всем.
– Каску новую купил, Тох? – спрашивает Руслан, который водителем трудится.
– Купил.
Рассматриваю блестящий белоснежный шлем с длинной пелериной для защиты шеи и прозрачным козырьком. Почти полгода посылку из Америки ждал.
– Вау. «Галлет»? Это же мечта, Антох.
– Да какая мечта? – отмахиваюсь.
– Вот это да! Ты единственный, кто может потратить месячную зарплату на шлем, – ржет Саня.
– Я тебе давно говорю, – обращаюсь к нему недовольно, – бросай свой торговик. Хватит там в тетрис целыми днями играть и шпану гонять. Делом займись.
– Тебе легко говорить. У тебя мотоциклы, – злится друг.
Я усмехаюсь. Конечно, просто повезло.
В пожарную часть люди приходят не за деньгами. Это сто процентов. Столько энтузиастов под одной крышей я никогда не видел.
Есть такая профессия – Родину защищать. А есть профессия – оберегать мирное население от огня. И мы свое дело знаем. Сразу скажу, приживаются в МЧС не все. Работа специфическая: во-первых, требует сил и выносливости, во-вторых, морально сложная. Но уж если привык – ты здесь минимум на двадцать лет. До пенсии.
Мне двадцать восемь, и на службе – последние семь из них. Давно мог бы стать начальником караула. Только вот карьерный рост – не мое. Я хочу зарабатывать по-человечески, возиться с железками в гараже и заниматься любимым пожарным делом. Тем, чему меня когда-то научили и что я хорошо умею.
А еще хотелось бы жить в свое удовольствие, а не на лопате у начальства.
Я… совсем не амбициозный. С детства так повелось и осталось.
Рабочий день начинается неспеша.
Сразу готовлю амуницию для первого выезда. Штанины натягиваю на сапоги и складываю так, чтобы можно было быстро впрыгнуть, куртку оставляю на вешалке. Каску с подшлемником и огнеупорные краги – на крючки.
Смена в пожарной части ограничена строгим распорядком дня. Это только кажется, что мы спим да в телефонах зависаем. На посту ГЗДС в присутствии начальника караула проверяем дыхательные аппараты. Затем проверка пожарных единиц и оборудования, теоретические и практические занятия, если повезет – собранный командой небольшой спортзал.
– И че мне делать с Есей, Тох? – снова пристает Саня, разматывая рукав.
Я зависаю. Ни в одном распорядке дня почему-то не значится, что делать, если на любимую девушку друга третий день стоит.
– Прощения проси, – бурчу, сжимая зубы.
– А как?
Да, едрит-Мадрид! Всему учить надо!
– Букет ей купи, Саш. Конфет. Глобус. Линейку. Ручку с красной пастой. Не знаю, че она там у тебя любит?
А лучше купи кляп и трахни эту высокомерную сучку как следует… Это уж не советую. Про себя проговариваю. Думать о причинах подобной жадности нет желания.
Зародыш качает головой так, будто только осознал чудовищность своего поступка.
– Зая меня не простит…
Выглядит удрученным. Мне становится его жалко, несмотря на то что до чертиков смешно.
Ну какая из Файер Зая? Геенна она огненная! Два дня уже в печенках.
– На хера ты тогда так? Че тебе не хватало, Сань? – срываюсь.
– Бес попутал… Я, вообще, не хотел. Все само собой вышло…
– Ну ты мне-то не рассказывай, – рассекаю воздух ребром ладони. – Я не Есения. В басни эти не верю.
– Тох. Сгоняй со мной завтра к ней, а? Зая сказала, если после смены не приеду, шмотки мои с балкона выкинет. Она может.
– Ладно, – вздыхаю, закатывая глаза.
Студентка Даша снова отменяется.
– Только это… ты ведь помнишь, что она терпеть тебя не может? – вспоминает Саня.
– Да мне по барабану. Я не «Красное и Белое», чтобы всем нравиться, – недовольно ворчу.
Диспетчер объявляет выезд, и всех ветром сдувает в бокс.
Когда уже экипированные едем на вызов, смотрю прямо перед собой и размышляю… Терпеть она не может.
И кто эту училку, вообще, спрашивает?..
– Здесь паркуйся, Тох. Прямо у дороги! – кричит Саня, приоткрыв дверь четырки. – Там у подъезда вечно не приткнуться.
– Лады.
Заглушив «Субару», выбираюсь на улицу и озираюсь. Мозг со смены – как подтаявшее мороженое. Реакции ноль. Распинываю желтые листья у обочины и устало вздыхаю.
Ну что ж… Есения Файер…
В моем представлении скучные дотошные училки должны жить именно в таком дворе: закрытая домами и высокими арками территория, старая убитая детская площадка и четырехэтажные сталинки кирпичного цвета.
Самый пожароопасный вид жилья, кстати. На момент их постройки, в пятидесятых, железобетонных плит в свободном доступе не было. Как результат – уже гнилые деревянные перекрытия, зашитые досками сверху и снизу. Из-за свободного пространства между ними и ветхости – вспыхивают как не хрен делать, к тому же есть высокий риск обрушений. Сколько наших пацанов на таких выездах пострадало…
– Может, ты один справишься? – спрашиваю друга, бодро шагая по лестнице.
На третьем этаже останавливаемся.
Площадка просторная. Стены, выкрашенные в ярко-зеленый цвет точно до середины. Четыре квартиры, одна дверь приоткрывается.
– Саша, здравствуйте! – ровно произносит старушка-одуванчик.
На вид ей лет сто, но дама с макияжем. Помада красная, все дела. Выглядит забавно.
– Ада Львовна, – кисло улыбается Зародыш. – Доброе утро…
– А вы ведь ко мне так и не зашли, Саша. А я все жду, жду.
– Простите. Замотался, Ада Львовна. Работа, сами понимаете. Может, вы все-таки электрика из управляющей компании вызовете?
Гражданочка только вздыхает и с интересом осматривает меня. Сверху вниз, как музейный экспонат.
Мы с Саньком оба в «повседневке» – бирюзовые брюки и такого же цвета куртки с замком и кричащей надписью на спине «МЧС РОССИИ».
Заметив грязные ботинки, милая леди морщится. Я усмехаюсь. Сам такое терпеть не могу, но перед сменой чистить обувь – для пожарного плохая примета. Типа весь день потом кататься по вызовам будешь. Ну на хрен.
– Электрика? Вызову-вызову. В понедельник, а не то беда случится. Хорошего вам дня, молодые люди, – строго произносит соседка.
Даю восемьдесят из ста: она тоже бывшая училка. Уж больно интонации смахивают.
Мрачно ей кивнув, отворачиваюсь к старой металлической двери, из-за которой появляется заспанное симпатичное лицо, обрамленное светлыми, как я знаю, мягкими на ощупь волосами.
Есения кидает недовольный взгляд на своего парня, а затем замечает меня. Ее щеки вспыхивают румянцем, пухлые губы дрожат.
Все вспоминает. Я тоже.
Оказаться обнаженным, да еще и с лютым утренним стояком перед любимой женщиной своего товарища – это неловкость максимального уровня. Стесняться мне нечего, но все же…
Было глупо. А еще возбуждающе, черт возьми. С катушек чуть не съехал. Есения Алгебровна тоже возбудилась. Платья она обычно носит свободные, но в ванной в то утро я все рассмотрел.
Там и сиськи что надо, и талия. И задница аккуратная, как люблю.
«САНЯ ДОЛБОЯЩЕР!» – снова проносится в моей голове бегущей строкой.
– А почему ты без своей подружки? – спрашивает Файер язвительно. – Я думала, вы теперь вместе везде ходите, Саш. И домой, и на улицу, и в «Бургер Кинг»…
Я прячу улыбку, опуская голову. Сучка!
– Зая, ну хватит, – удрученно просит Саня. – Антоха мне помочь вызвался.
Он боится, что ты ему уши отгрызешь и в зад вставишь, Зая Терминаторовна!..
Опершись плечом о стену, пока бывшие обмениваются утренними любезностями, молча изучаю стройную невысокую фигурку в атласной белой пижаме.
В паху становится тесно.
И снова здравствуйте!
От греха подальше перемещаю взгляд на обстановку. Просторный коридор, двери из темного дерева, обои в теплых персиковых тонах, натяжные глянцевые потолки. На стенах картины в рамках, цветы. Вход в гостиную венчают тяжелые шторы – вот это лишнее.
Неплохой концлагерь у Санька. Уютный и чистый. Домашний. Я больше уважаю современные мотивы: минимализм, светлые оттенки и открытые пространства. Это тоже профдеформация, потому что так тушить легче. Но в набитой мебелью квартире Фюрера чувствую себя вполне сносно и безопасно, конечно, если комод, наполовину загораживающий проход, убрать.
– Вот, – резко открывает неЗая высокий, встроенный в стену шкаф. – Все твои вещи. Забирайте и уходите.
На меня украдкой поглядывает. Кулачки сжимает. Нервничает.
Сумок шесть. Все разных размеров. И гантели сверху.
Санек, понимая серьезность намерений Есении, срывается на бабские эмоции и начинает тарахтеть:
– Давай поговорим, Есь. Ты должна меня понять. Просто обязана. Это все досадная случайность. Я ничего такого не хотел. Ну, прости.
– Забирай свои шмотки и вали, – указывает на дверь училка.
Разъяренная, взъерошенная. Самый сок!..
Почесывая короткую бороду, продолжаю за ней наблюдать. Она зыркает на меня. Фыркает. Мол, че смотришь? Я пожимаю плечами и снова пялюсь.
Хочу и смотрю! Кто мне запретит?
– Зай. Выслушай меня, – продолжает ныть Саня. – Мы ведь три года вместе. Мы детей хотели.
Я удивленно на него смотрю. Серьезно, блядь?
– Вспомни, Есь, сколько хорошего у нас было. Ты. Я. Анапа. Помнишь… на пляже?
О проекте
О подписке