– Может быть, ты вообще считаешь меня легкодоступной? – задираю лицо.
Антон потирает подбородок и закатывает глаза, шепотом матерясь и взывая к Господу.
– Я считаю тебя, Фюрер, охренеть какой прекрасной…– выдает грубовато.
Я неловко улыбаюсь. Это очень мило. Вот только приятное чувство длится ровно до того момента, пока этот солдафон не заканчивает фразу:
– … но с легкой ебанцой.
Мою улыбку как сквозняком сдувает. И рациональную половину мозга вместе с ней. И… хоть какую-то базовую адекватность.
– С чем, прости? – зловеще переспрашиваю.
– С придурью.
Ему кажется, так лучше звучит?
– С придурью? – я в бешенстве.
– С легкой.
Антон показывает пальцами расстояние сантиметра в два.
– С легкой?
– Почти незаметной, Есенька, – откровенно скалится, обнажая ряд белоснежных зубов.
Ах, Есенька?!
– Почти незаметной? – наконец-то взрываюсь. – Ты считаешь, что это тебя спасет, проклятый эксгибиционист? – запускаю корочку от пиццы прямо в самодовольную рожу. Меткость никогда не была моей сильной стороной, поэтому итальянский снаряд летит в дверь. – Я дура то есть, Огнев?