К костру постепенно подтянулся местный народ, рассаживались, где есть места, прислушиваясь к разговору. Люсетта села рядом с Игнатом, он приобнял её за плечо, и та примостилась у него под мышкой.

Мясо снимали с вертелов, нарезали крупными кусками, разложили в деревянные подносы. На большую лепешку клали ароматный сочный кусок дымящегося мяса и раздавали.

Я с наслаждением погрузила зубы в сочное мясо и откусила вместе с хрустящей лепешкой. Жевала, закрыв глаза. Вкуснотища.

Животным бросили крупные мослы. Хилый оттянул крупную кость в сторонку, уселся поудобнее, открыл пасть и с хрустом откусил большой кусок. Я так и замерла с открытым ртом.

Игнат обернулся на меня:

– Этот как у тебя оказался?

– Сначала леви́р оказался. Сутки в одном месте ходила, как – будто кто кругами водил. Разревелась, слышу, кто-то подвывает мне. Попёрлась в лес, а там две туши огроменные. Одна уже сдохла, вторая еще живая оказалась. А под пузом у неё этот. Маленький, пищит, подвывает, лысый совсем. Я же ветеринар по профессии, не смогла пройти мимо. Как дура, подошла к ней, говорю так и так мол, погибнет твой маленький без тебя, давай возьму и попробую спасти. Она меня лизнула и умерла.

– А откуда ты знала, что объяснить ей всё нужно? – Игнат прищурился.

– Ничего я не знала. Дома всегда же с животными разговаривала. Это некоторые люди считают, что животные глупые. Все они понимают и чувствуют.

– Ага. Стало быть, повезло тебе, что она тебе дитё своё отдала. Если бы не одобрила, он бы вырос и уничтожил тебя.

Я в испуге замерла.

– Как же так-то? Я его на себе столько несла, а он бы убил?

Игнат кивнул:

– Нет ни одного случая, чтоб леви́ры с людьми жили. Не слышал.

Окружающие покачали головами.

– Легенды гласят, что Хранительница создала леви́ров как домашнего питомца для своего рода. И как охрану. Потому они к ваарцам в руки не даются.

– А каба́р как попал?

– Хилый? Это когда мы с Мелким остановились в селении переночевать. В угол его загнали раненого, убить хотели.

– Вот недоумки. Ну, посмотрим, что будет – усмехнулся Игнат Петрович.

– Это тоже создание Хранительницы. Разведка, так сказать. Как гончие они рыскают по всей Ваарии и ничего нельзя от них утаить. Даже поручения её выполняют.

Игнат Петрович поднял руки вверх:

– Но это предания. Остальное нам неведомо. Да, братцы? – обернулся к Люсе и чмокнул в макушку. Люся кивнула и зевнула.

– А и правда, у меня уже тоже глаза слипаются.

Игнат хлопнул руками по коленям:

– Спать. Завтра новый день, вот тогда и поговорим.

Еле переставляя ноги, дошла до комнаты и открыла дверь. Какая-то мысль билась в голове, но от усталости ничего не могла сообразить. Дети спали. Животные прошли в комнату и расположились на полу. Я стянула платье и бухнулась в кровать. Кажется, едва голова коснулась постели, я уснула. И уже проваливаясь в сон, мне показалось, что кто-то засмеялся.

* * *

Просыпаться не хотелось. Постель мягкая, чистая и еле уловимо пахнет травами. Хорошо то как – никто не зырит, никого не убивают.

– Фу, что за запах? – поморщившись, открыла глаза и испугалась. Мелкий стоял с открытой пастью, вывалив язык, и смотрел на меня.

– Мелкий, ты зубы бы почистил, честное слово. Или не дыши на меня, задохнусь ведь – протянула руку и почесала за ушком.

Он довольно уркнул. И, кстати, как он достал до кровати? Я перегнулась и посмотрела на него.

– Опять вырос? Вырастешь и уйдешь, да? А я уже полюбила тебя. И совсем уже не мелкий, а всё без имени. Ты пока не уходи, ладно? – говорила я, обняв его за шею. Он отстранился, посмотрел в глаза, уркнул и пошёл к двери. Остановился и оглянулся на меня.

– А, тебе дверь открыть нужно? Сейчас открою.

Хотела встать, но ногам что-то мешало. Что такое? Там лежал Хилый, развалившись на спине, оставив незащищённым своё пузо. Задние лапы во сне подёргивались, а нос слегка морщился. Я покачала головой:

– Наглый ты, Хилый. Чего развалился? На полу место закончилось?

Он открыл глаза, сладко зевнул и потянулся, вытянув лапы.

– Вроде дикое животное, а на кровати спишь, будто всю жизнь на ней провел – покачала я головой, улыбаясь.

– Кстати – я схватила его и подтянула к себе.

Он начал сопротивляться.

– Спасибо тебе, что помогал. И ночью и на озере. И никакой ты не Хилый. Нарекаю тебя Хилом. Согласен?

Он мотнул головой.

– Ну вот, я же говорила, что ты все понимаешь – обрадовалась я. Взяла его морду и посмотрела в глаза:

– Ты тоже пока не уходи, пожалуйста, ладно? Если соберешься, то немножко попозже. Мне твоя помощь очень-очень необходима. Нам наверно придется в столицу идти.

Потеряв терпение, возле двери фыркнул Мелкий.

– Иду, иду – вставая с кровати – Ты только не пугай там никого, выгонят на фиг. Что делать будем? И охотиться только в лесу!

В это время проснулись дети. Мы умылись и вышли на улицу.

Люсетта приветственно махнула нам рукой:

– Гринат занят пока.

И чем теперь заняться?

– Люсетта, давайте мы вам поможем. Не хочется быть нахлебниками.

Мы с Линой мели двор, помогали готовить обед. А потом пошли прогуляться по селению. Добротные крепкие дома из бревен, обработанные смолой какого-то дерева. Улицы вымощены камнем, наверно с реки натаскали.

Местные сначала внимательно присматривались к нам. Слухи, видать, быстро расходятся, что мы с Игнатом одного роду племени. Если он здесь пригодился, знать и от меня проблем не будет. К детям проявляли сочувствие, новость, что соседское селение подверглось нападению Диких тоже быстро разлетелась.

К нам присоединилась детвора из особо любопытных. Вот и хорошо, детям компания будет. Я тем временем осматривалась.

Деревья и кусты, росшие вдоль тропинок и дорог, я обследовала особенно тщательно. Наверняка ведь съедобные? Не будут же они у себя под боком, когда столько детей, сажать всякую гадость.

Вот этот крупный коричневый плод с мягкой бархатной кожицей был похож на финик, я сорвала его и с осторожностью надкусила его. Ааааа, блин, во рту всё «связало». Терпкий, чуть горьковатый сок мгновенно заполнил мой рот, слюни стали густые и тягучие. Я попыталась выплюнуть кусок фрукта и его сока, но слюни тянулись, как нити.

Марк громко засмеялся, увидев мою гримасу.

– Это съедобное, хотя бы? – спросила я, вытирая рот.

Он радостно кивнул. Тут же повернулся к низкому кустарнику, сорвал малюсенький фиолетовый фрукт и подал мне. Я осторожно взяла его в руку, рассматривая. Поднесла ко рту и надкусила. Блин. Кислый. Рот моментально наполнился слюной и моё лицо перекосило. Дети громко засмеялись. Смешно им.

Лина подошла и сказала, дотронувшись до моей руки:

– Их так не нужно есть. Мама их клала как приправу. Пойдем, я покажу, Рита.

И повела меня в другую сторону. Сорвала плоский зеленый фрукт и протянула мне. Я понюхала, ничем не пахнет вроде. Разломила и ощутила аромат свежих трав, свежесть ручьев, и какой-то еле уловимый незнакомый мне запах. Откусила и закрыла глаза от блаженства. Крупинки фрукта лопались на языке, заполняя рот сладостью и разнообразными вкусами. Вот чуть кислый вкус смешался со сладким мятным, сдабривая его привкусом ванили. Как вкусно! Я почмокала от удовольствия с закрытыми глазами, откусила еще и услышала детский смех.

Открыла глаза. Дети смеялись над моей реакцией. Лина улыбалась:

– Понравилось?

– Очень! – выдохнула я.

После возвращения с познавательной прогулки, мы пообедали и занялись небольшим огородом за домом. Люсетта открыла небольшую заслонку, и вода потекла тонкой струйкой в огород, поливая растения.

– Это Гринат надумал. Раньше в посуде таскали, поливали. Он покумекал, что-то придумал и от речки провёл воду. Копал что-то, стволы выдалбливал, вкапывал и опять закапывал – с довольным лицом Люсетта махнула рукой.

– Рукастый он у меня.

Растения были не знакомы мне. Вот куст с синими бархатными листьями, на кончиках еле заметный пушок. Я потерла листочек между пальцев и вдохнула запах. Приятный слегка мятный запах. Я закрыла глаза, вдыхая ещё раз, пытаясь найти ассоциации. Я бы сказала, мелисса с базиликом. Вот раскидистый куст с высоким толстым стволом, от ствола шли крупные толстые ветки с круглыми мясистыми зелеными листьями, на ощупь очень твердые. Но стоило мне чуть надавить, листок лопнул, и на моих пальцах оказалась белая перламутровая жидкость. Я поднесла пальцы к лицу и понюхала и закрыла глаза. И почувствовала запах моря, соленого моря. Да-да. Даже вода пахнет по-разному. Ручей пахнет свежестью, полевыми или лесными травами, у озера запах свежий от ветра, но чуть прелый от стоялой воды, камыша и мокрой травы. А море пахнет нагретыми от солнца камнями, водорослями и йодом. Еще чуть-чуть и я услышу крик чайки, пролетающей над головой. Открыла глаза, прогоняя наваждение.

Надо же, как интересно. «А мне здесь нравится» – решила я. Столько незнакомого мне еще предстоит узнать.

Быстрей бы Игнат Петрович освободился, столько вопросов ещё нужно обсудить.

Мы сидели с детьми на улице. Я расчесала Лине волосы, начала заплетать французскую косичку.

Люсетта заинтересовано наблюдала:

– Ух, ты! Заплетешь племяшке моей? У неё сегодня день рождения.

– Конечно – пожала я плечами.

Хоть чем-то себя занять. Нужно ещё постирать свой костюм. А ещё я бы съела конфету, сладенькую с крепким орешком внутри. Шоколад медленно растворяется на языке, перекатывающем орешек. А уж потом с хрустом разгрызть твердый орешек с характерным жареным вкусом. Сглотнула слюну.

– Люсетта, а конфет нет у вас? – с надеждой спросила у нее.

– А что это такое?

– Сладость такая в шоколаде. Бывают начинки разные, орешки или сливочная паста – с надеждой объяснила я.

– Нет. Фрукты вон сушим или подвяливаем на солнце, они сладенькие, печем на праздники пряники всякие.

– В самом начале Гринат тоже все просил что-то. Карамелу какую-то. А потом привык к нашей пище – смеялась она.

Дома как-то не замечаешь всей прелести цивилизации – думала я. Захотел сладкого, пошёл в магазин и купил. Вот тебе отечественное, вот заграничное подороже. Если и это не устраивает – заказываешь. Как говорится – любой каприз за ваши деньги. Кстати, здесь деньги есть? Посмотреть хоть на них.

Вернулась Люсетта с толпой девочек. Они заинтересовано разглядывали косичку на голове Лины. Поднимали ко мне свои личики и просительно смотрели в глаза. Я махнула головой:

– Заплету всех.

Нарвали полосок, вместо бантов и я принялась за дело. Одной слева направо, другой справа налево, этой вообще две. И пошло дело, дети щебечут, я от мыслей всяких плохих отвлекаюсь.

– А сказки знаете?

– Сказы у нас есть. Предания всякие – загалдела детвора.

– Сказки – это выдуманные сказочные персонажи. Расскажу тогда, про Колобка.

И полилась сказка. Дети и взрослые с интересом слушали сказку моего мира. И только закончился мой сказ, вернулся отряд.

Позвали Игната Петровича. Он пришел запыханный, с взлохмаченными волосами и закатанными рукавами по локоть. Мне позволили присоединиться к разговору.

Начальник отряда подтвердил наши слова о нападении Диких. Он рассказывал, качая головой, скорбно склоня голову:

– Целое селение уничтожили, сволочи. Я столько трупов в одном месте не видел. Наверное, нет смысла там восстанавливать жильё, Гринат?

– Ты прав. Место, конечно, хорошее. Но пока сила Хранительницы не вернётся, нет смысла людьми рисковать.

– С угнанными что будет? Неужто пропадут ни за что?

Игнат Петрович покачал головой, вздохнув и сцепив руки перед собой:

– Не знаю. Сами мы не справимся, нужно отряд столичный дождаться. Совсем озверели Дикие, скорей бы наследница объявилась, иначе совсем туго нам придётся.

– В остальных селениях все спокойно?

Хмыкнув кривой улыбкой, начальник отряда сказал:

– Так-то Хранительница уберегла. Но в одном селении странное что-то произошло. На небе светит солнце, а над ними туча чёрная, залила все. Потоп у них, в общем. Старший матерится, говорит девка проклятье с собой принесла. Что за девка, спрашиваю? С виду приличная, говорят, с леви́ром пришла. Во врут, да? А тут, говорят, каба́р влез. Девка, мол, всех забрала и ушла. А тут наказание такое. Придумают же такое! – хмыкнул он.

Игнат Петрович широко улыбнулся, посмотрев на меня:

– Кликни своих. Пусть глянут.

Я привстала и крикнула:

– Хил, Мелкий. Идите ко мне.

Я оглядывалась, пытаясь угадать с какой стороны они придут. Хил показался со стороны леса и неспешной походкой, глазами контролируя ситуацию, шёл в мою сторону. Мелкий выскочил из-за угла дома и с детской щенячьей беспечностью мчался на всех лапах, открыв пасть и вывалив язык. Картина, конечно, жутковатая для посторонних лиц. Создавалось впечатление, что он срочно мчится кого-то сожрать. Мелкий, практически добежав до меня, начал тормозить лапами. Зацепился задней и кувыркнулся, задев деревянную культю Игната Петровича, приземлившись на зад, широко выставив передние лапы.

Игнат Петрович, не удержавшись на одной ноге, как подкошенный свалился на спину. А уж матерился как, любо-дорого послушать. Как будто дома оказалась на рынке в воскресный день.

Я улыбалась, смотря на всю картину: отряд мужиков с открытыми ртами и круглыми глазами, Игната Петровича на четвереньках и моих подопечных, крутивших головами с умильными мордами.

– А что? Мы ничего – словно говорили они.

Звери подошли ко мне и встали с двух сторон. Я потрепала их по холке. Мелкий ростом доставал до моих колен. Быстро растет что-то. А что я хотела? В дикой природе нужно все делать быстро.

– Так это ты в селении была? – командир окинул взглядом моих зверей.

Я кивнула головой:

– Я. И никого я не проклинала. Тихо – мирно забрала, да ушла – обиженно сказала я.

Игнат Петрович наконец-то встал на ноги, бормоча:

– Ага, тихо – мирно. Одного спасла, другого, и в пекло полезла. Тихо – мирно она ходит.

Потом громогласно засмеялся, хлопнув меня по плечу:

– Молодец, землячка. Знай наших – тряхнув кулаком в воздухе.

– Нравишься ты мне! Давайте, братцы, отдыхайте, мойтесь и к нам трапезничать.

Время было послеобеденное, я отправила детей отдохнуть, а сама решила прогуляться с животными. Они радостно бежали рядом. Дойдя до озера, посмотрела по сторонам, разделась и окунулась в теплую водицу, приговаривая:

– Вода, водица, земли сестрица. Смой все мои печали и страхи.

Это нас с детства мама Ева научила. Говорила, если что плохое случилось – печаль или болезнь, сразу в воду. И ведь помогает, честное слово.

– Вода-водица, земли сестрица дай мне моё здоровье и силы пройти этот путь.

Полежала на спине, раскинув руки. Хорошо-то как. Вышла из воды, оделась, окликнула животных. Посидели ещё немножко на берегу и двинулись в обратный путь. Я неспешно шла, разглядывая природу. Тихо и чисто. Тут я увидела на одном дереве очень знакомый силуэт, похожий на пчелиный улей. Конечно, очень большой, но это значит там много мёда. Я прямо почувствовала этот ароматный вкус во рту.

– Стойте-ка ребятки. Там мёд должен быть. Как проверить? Слазить и посмотреть. Да?

Они стояли и смотрели на меня.

Я подоткнула подол платья, открыв ноги и схватившись за нижний сук, полезла вверх. Ещё ветка, ещё. Добравшись до места, рассмотрела это чудо природы. Размером с большущее ведро, с неровной пористой поверхностью темно-коричневого цвета.

Было тихо, никто не жужжал. Может он пустой и там, вообще никого нет. Аккуратно постучав пальцем, прислушалась.

Тихо. Приобняв руками, приподняла, проверяя его вес. Тяжелый. А если там вообще не мёд, а я тут, как дура по деревьям лазаю. Эх, где наша не пропадала?

И крепко обхватив руками, принялась откручивать. Может вместе с веткой её отодрать? А там разберусь, поди, что там такое. Я пыхтела, прижавшись щекой к улью, закрыв глаза, сосредоточившись на деле. Вроде получается. Открыла глаза и икнула. Прямо на меня из небольшого отверстия смотрел круглый глаз. Я замерла. Дальше что делать? Не убежишь ведь с дерева. Так и сидели вместе с глазом, замерев на месте. В это время ветка надломилась, и это чудо природы оказалось у меня в руках. В нем нарастал гул. Становилось страшно. Селение далеко, а звери внизу начали беспокоиться. Быстро вниз!

Я, одной рукой цепляясь за ветки, начала спуск, второй рукой едва удерживая свою добычу. Если бросить, то она разобьется и эти гады оттуда повылетают. А так аккуратно допру и поставлю на землю. И убегу, конечно. Вот вечно я куда-нибудь влезу. Едва я поставила ногу на нижнюю ветку, та с хрустом отломилась, и я рухнула вниз, выпуская из рук добычу. Улей приложился о землю, не разбившись, и из него с рассерженным жужжанием начали вылетать полосатые монстры, размером с яблоко. Они летали как пули вокруг нас, пытаясь ужалить.

Я начала отмахиваться руками. Одна тварюга укусила меня за руку. Ах так! Тогда фиг вам ваш домик. Я схватила улей и рванула к воде. Все равно покусают, так хоть мёд останется. Если только он там есть, этот мёд. Мои звери бежали за мной, на лету ловя полосатых монстриков. Хил всеми лапами отталкивался от земли, взлетал, намечая цель, в воздухе меняя траекторию полета. Он схватывал их и одним резким движением перекусывал пополам. Мелкий воевал с ними с земли. Его уже укусили в левый глаз, который уже начал «заплывать». Хила цапнули за нос.

Одна пчела изловчилась и впилась мне в правую щёку. Руки-то заняты, так хоть лицо прикрыть бы. Я взвыла, больно-то как. Другая гадина подлетела слева и впилась в верхнюю губу. Отодрав её, швырнула рукой подальше. Хил подхватил и перекусил.

В это время, подбегая к воде, с разбегу рухнула в воду вместе с добычей. Звери бултыхнулись со мной. Вода прозрачная и теплая. Задержав дыхание и открыв глаза, смотрела на пчёл из воды. Большие жала с двойным концом торчали из голов, а не из брюшек, как у наших пчёл. Они кружили над водой, высматривая нас. Кислород в легких заканчивался. Оттолкнувшись ногами от дна, резким движением выскочила над водой, вдохнула и ушла обратно под воду. Животные спокойно плавали под водой. Мелкий поплыл за маленькой рыбкой, все время поглядывая на меня.

Я выныривала ещё несколько раз, прежде чем они улетели.

Мы вышли из воды, оглянулись и быстренько пошли в селение. У Хила опух нос и стал размером с картофелину, у Мелкого закрылся один глаз.

Представляю, что у меня. Чувствовала, что опухает правая щека, закрывая глаз. Губы тоже начали опухать и неметь.

Так мы и вошли в селение – я мокрая, опухшая, с крепко прижатой добычей в руках.

У Игната Петровича уже собрался народ, горел костёр. Люди сидели и вели неспешные разговоры. Я постаралась тихонько по краю пройти в дом. Игнат Петрович заметил меня и окликнул. Я замерла спиной к нему. Что делать? Не убежишь ведь, и медленно обернулась.

Игнат Петрович замер, разглядывая нашу живописную компанию, брови медленно ползли вверх. Рот медленно расползался в улыбке и раздался оглушительный хохот.

Короче говоря, ржали все. Вот гады. Хватались за животы, сгибаясь пополам. Люди, услышав шум, выскакивали из домов и подхватывали истерику.

Игнат Петрович смеялся, потряхивая головой, и утирал слёзы рукавом, постанывая и держась за живот. На очередном вдохе он не удержался на бревне и свалился с бревна на спину, выставив свою культю.

Дети и Люсетта выбежали из дома с встревоженными лицами, а потом присоединились к всеобщему веселью.

А мы так и стояли застывшими скульптурами, смотря на веселье. Вот даже обидеться на них не могу. Я стояла, наблюдая за ними, улыбаясь опухшими губами.

Марк смеялся от души, сгибаясь пополам, прихлопывая ладонями о колени. Лина мелко тряслась от хохота, её косичка мелко подрагивала на голове. На щёчках красовались ямочки. В глазах детей горели веселые искорки.

Люсетта смеялась тихо, прикрыв рот руками. Из её зажмуренных глаз текли слезы.

– Ну и фто вы рфете? – пора уже заканчивать эту истерику – Я мофно сказать, ф нерафном бою, выдрала из лап монстоф – ставя добычу на землю.

– Фетрофич, а там фообфе мёд?

– Оооой, не могу, помру щас братцы – взвыл Игнат Петрович, опять опрокидываясь на спину.

– Не знаешь, что там и полезла? – он утирал глаза, громко всхлипывая и постанывая.

Наконец, массовая истерика стихла. Люсетта осмотрела наши укусы. Оказывается, из мест укуса торчали обломки жал и их нужно удалить.

Заварила траву, чтобы убрать онемение. Я, отхлёбывая маленькими глотками отвар, осматривала животных. Вытащив жала, приложила к мордам животных холодные тряпки. Они недовольно морщились, но терпеливо терпели процедуру.