Оказалась не в том месте и не в то время

Мои руки судорожно вцепились в дверной косяк, как будто я могла удержаться за него, как за последний оплот здравомыслия. Деревянная поверхность под пальцами была единственным, что соединяло меня с реальностью. Не дай разуму уплыть. Не дай тьме снова захватить. Внутри разрастался панический крик. Нет! Я не хочу снова это переживать. Не хочу!

Бежать.

Я развернулась, неосторожно задевая дверь. Громкий удар, эхо разлетелось по комнате, словно что-то рушилось не только снаружи, но и внутри меня. Все замерло. Время остановилось на мгновение, лишенное звука, словно пространство сжалось до узкой точки, в которой было только я, дверь, и тот ужас, что завладел всем моим существом.

Мой взгляд встретился с ее глазами. Девушка, стоявшая у тумбы, сначала смотрела на меня с удивлением, а потом… ее лицо исказилось в странной, почти оценивающей усмешке. Как будто она видела все это раньше. Как будто она знала, что я здесь не случайно. Лазарев, напротив, поспешно запахнул полы своего махрового халата, словно это могло скрыть от меня его позор. В его глазах застрял неподдельный ужас, как у зверя, застигнутого в ловушке.

Он не ожидал, что я пойму. Не думал, что я узнаю его настоящую сущность. Конченый урод, как и все остальные. Все его ласковые слова, обещания, обернутые в дорогие машины и уютные комнаты – все это лишь ложь. Лицо Лазарева отражало страх разоблачения, как будто его собственный мир рушился вместе с моим.

Но, по сути, я оказалась не в том месте и не в то время.

Я почувствовала, как мир вокруг замер. Лазарев стоял, словно в ступоре, его глаза метались, но мысли явно застряли в каком-то тупике. Он не знал, что делать. Это был мой шанс. Шанс сбежать. Я медленно развернулась, тихо, едва дыша, будто боялась, что любое неверное движение вызовет бурю. Но он остался неподвижен, как статуя. Воспользовавшись его замешательством, я сделала несколько шагов назад и, не глядя на него больше, направилась к двери.

Мой разум лихорадочно искал выход. Уйти на улицу? Нет, это не вариант. Там охрана, они сразу меня схватят, и тогда будет все еще хуже. Эти люди не знают жалости, их не смущают мои слезы и крики. Я слишком много раз видела, как они действуют, как ловко ломают тебя, как ставят на место тем, что им под силу – болью. Нет, улица отпадает.

Мне нужен другой путь. Единственный, который казался правильным. Единственный, который мог бы положить конец всему этому кошмару. Я свернула в коридор, стараясь не привлекать внимание, шла медленно, размеренным шагом, но как только достигла лестницы, ноги сами понесли меня вниз. Я бежала, уже не думая о том, услышат ли меня. Лестница под ногами громко скрипела, но страх, что они могут меня остановить, придал мне сил.

Добежав до ванной, я начала лихорадочно рыться по полкам, переворачивая все, что попадалось под руку. Мои пальцы метались, хватаясь за все, что казалось нужным, но ничего не было подходящим. Мне нужно было лезвие. Обычное лезвие. Все просто – один быстрый порез, и все закончится. Но, конечно, здесь не было ничего подходящего. Разноцветные флакончики с шампунями, гели для душа, триммер, футляр с электробритвой. Я продолжала шарить по полкам, как загнанное животное, не находя выхода.

Взгляд упал на зеркало. Мое отражение – взъерошенное, с воспаленными глазами и побелевшими губами – испугало меня. Неужели это я? Как будто кто-то другой смотрел на меня из-за стекла. Лицо, искаженное страхом, с безумным огоньком в глазах. Нет, это не безумие. Это не может быть безумием. Я просто ищу выход. Мне нужно спастись. Лезвие – это спасение. Я не останусь здесь, в этом подвале, не буду рабыней Лазарева, как когда-то была рабыней тех людей, которые разбили мою жизнь.

Все, что мне нужно – всего лишь маленький предмет, и все закончится. Нет больше Лазарева, нет страха, нет боли. Я смогу уйти, раз и навсегда. Мои пальцы дрожали, когда я продолжала искать. Внутри меня нарастала паника, но ее сменяла решимость. В моей голове был только один четкий план. Я больше не позволю им управлять моей судьбой.

Когда мне казалось, что выхода нет, я посмотрела на свое лицо еще раз, и мысли начали запутываться. Может, это и правда безумие? Может, я схожу с ума? Нет, нет, это все просто страх. В моем сознании мелькали образы – темные коридоры, лица тех, кто когда-то причинял мне боль. Воспоминания вспыхивали, как картинки, с каждым мгновением становились ярче. Я снова в подвале, снова слышу их смех, их грязные, мерзкие руки тянутся ко мне. И этот ужас, который не отпускает меня. Я уже не могу бежать от него. Мне нужно что-то сделать.

«Я не вернусь в этот подвал», – думала я, скрипя зубами. Мой разум пытался удержаться на грани между отчаянием и решимостью, но все больше я ощущала, как контроль ускользает.

Я сдернула зеркало со стены, и в тот же миг оно с оглушительным звоном разбилось о кафельный пол. Осколки разлетелись по ванной, сверкая в тусклом свете. Это был момент отчаяния, последний крик души, который отражался в этих блестящих кусках стекла. Я склонилась над ними, трясущейся рукой выбирая самый подходящий – крупный осколок, вытянутый, словно треугольное лезвие. Острые грани сверкали, отражая холодный свет ванной, как последний шанс на свободу.

Прижав осколок к запястью, я замерла. Мысли метались в голове, но решение было принято. Этот осколок станет моим выходом из всего этого ужаса. Но вот тут, на грани, как будто что-то остановило меня. Страшно. Очень страшно решиться. Сердце колотилось, как загнанное в угол животное, а руки дрожали так сильно, что я едва удерживала осколок. Закрыв глаза, я сделала резкий взмах вниз.

Резкая боль пронзила запястье, как острый ток. Я вскрикнула, но тут же распахнула глаза, увидев, как кровь медленно, широкими темными струйками, начала стекать по руке. Широкая, теплая, густая – она капала на белый кафель, создавая контраст, как будто картина разрушения и освобождения разворачивалась прямо у меня перед глазами. Несколько секунд я стояла зачарованно, не сводя глаз с этой сцены, словно во сне. Но что-то было не так. Что-то я делаю неправильно.

Вода. В голове пронзила мысль. Должна быть вода. Холодная или теплая? В этот момент это казалось важным, словно последний штрих к финальной картине. Пусть будет холодная. Холодная вода – она очистит, смоет все, что осталось. Я повернула кран, и послышался приглушенный шум. Но ванна будет наполняться слишком долго. Внутри росло нетерпение. Я должна сделать это сейчас. Еще немного – и будет слишком поздно.

Поднявшись на ноги, я начала карабкаться через бортик ванны, оставляя на ее белоснежной поверхности кровавые следы. Алые потеки скользили по глянцевой поверхности, подобно дорожкам, которые я оставляла в прошлом. Пол покрывался такими же пятнами, терракотовая плитка казалась вымазанной в кровь. Но это не имело значения. Вода струилась, холодные капли начали стекать по телу, смешиваясь с кровью. Я стояла под душем, чувствуя, как этот леденящий поток обрушивался на меня, словно пытаясь смыть все.

Боль от раны в запястье усилилась. Холод еще больше обострил ее, превращая в пульсирующую волну, проникающую все глубже в тело. Сердце билось слишком быстро, но кровь текла медленно, обвивая руку вишневыми узорами, как последняя попытка жизни удержаться.

Я резко повернула вентиль до конца, и на меня обрушился поток ледяной воды. От шока я вскрикнула, инстинктивно пытаясь отскочить в сторону, но заставила себя остаться на месте. Так надо. Этот холодный душ – единственное, что может заглушить все остальное. Тело мелко трясло, как будто оно больше не принадлежало мне. Простыня, обмотанная вокруг, липла к коже, словно ловушка, еще больше усиливая ощущение дискомфорта. Зубы стучали так сильно, что казалось, вот-вот раскрошатся от ударов друг о друга.

Ледяные капли били по коже нещадно, пронизывая, словно маленькие иглы, но это было ничем по сравнению с той болью, что накатывала изнутри. Каждый раз, когда холодная вода касалась раны на запястье, ее пульсация усиливалась, но боль теперь уже не пугала. Она была словно частью этого ритуала.

Я опустила взгляд на розоватую воду, которая образовывала маленький водоворот у сливного отверстия. Кровь медленно стекала с запястья, смешиваясь с водой, и это зрелище захватило меня, как будто я смотрела фильм о своей жизни, где каждая капля – это мгновение моего существования, уходящее в никуда. Водоворот кружился все быстрее, унося с собой следы крови, а вместе с ними и части меня самой.

– Что ж ты творишь, а? – Лазарев появился так неожиданно, что я едва не отскочила в сторону. Он быстро перекрыл воду, а я, как могла, спрятала окровавленную руку за спину, будто надеялась, что он не заметит.

– Почему, Дашенька? – он казался сбитым с толку, растерянным.

– Потому что так должно быть, – ответила я тихо, чувствуя, как подступают слезы.

– Прости меня, дурака, – его голос дрожал, он протянул руку, но не приближался. – Это моя вина. Ты не должна была это видеть.

Он посмотрел на меня с явным сожалением, словно пытался проникнуть в мои мысли.

– Это больно? – осторожно спросил он, его слова звучали так мягко, что это стало раздражать.

– А ты попробуй, узнаешь, – выпалила я, пытаясь прикрыть свою боль грубостью.

Лазарев вздохнул, сняв с вешалки белый махровый халат и протянул мне. Я только сильнее прижалась к стене, словно кафель мог защитить меня. Он шагнул вперед, но остановился, видимо понимая, что мне нужно пространство. Мы застыли, будто боясь сделать неверный шаг.

– С ума сойти! – раздался внезапно резкий голос, заставив нас обоих вздрогнуть. Лазарев повернулся, а я посмотрела на девушку, которую видела раньше.

Она аккуратно пробиралась через стеклянные осколки, следя, куда ступает.

– Ну, как можно было так все загадить? – бросила она в сторону Лазарева, но ее злость явно была направлена на меня.

Не теряя времени, она решительно выхватила халат из рук Лазарева и, глядя ему в глаза, прошипела:

– Уйди отсюда.

Лазарев, хоть и хотел что-то сказать, сдался.

– Прежде чем пытаться убить себя, хотя бы выясни, как это правильно делается, – сухо заметила она, ее глаза, оказавшиеся не такими темными, как я думала, а скорее медового цвета, смотрели на меня без капли сочувствия. – Закутайся. Посмотри на себя, губы уже синие. Заболеешь еще.

Я никак не отреагировала на ее слова, и тогда она решительно залезла в ванну. Сдернув с меня мокрую простыню, она небрежно накинула халат на мои плечи. Тот самый халат, пропитанный знакомым запахом древесины и чем-то домашним, успокаивающим.

– Что это ты, режешь себя? – усмехнулась она, похлопывая по халату, словно пытаясь вытереть остатки воды.

– Он ударил тебя, – тихо сказала я, не отводя глаз.

– Ну и что? – хмыкнула она, будто это был пустяк. – Боль мне даже нравится. Это всего лишь часть игры. Взрослые так играют, не переживай.

– Мне не нравится боль, – процедила я сквозь зубы, чувствуя, как внутри разгорается злость на ее безразличие и покровительственный тон.

– Ага, конечно. И ты решила доказать это, порезав себе руку? У тебя, видимо, с головой не все в порядке. Прямо гений! – она фыркнула, кивая на мои запястья. – Кстати, я Лана. А ты как зовешься?

Я промолчала, отвернувшись и не желая отвечать на ее издевательский тон.