Магазин, где я работаю рядом с домом, поэтому в некотором роде так проще. К сожалению, и минусы есть. «Женихи» сомнительного социального статуса, быстро узнают, где ты живешь и порой страшно бывает даже.
– Ну че, Алиска, подумала над моим предложением? – вновь встает передо мной один из таковых.
– Володь, ты купил что хотел? Можешь идти. Твое предложение я отклонила еще в момент, пока ты его произносил.
– А че? Я бы и девку твою удочерил, – меня коробит упоминание дочери. – Ты подумай, красавица. Я работаю. Хата мамкина, но та помрет скоро. Так шо вместе заживем.
Обдает гадким дыханием, и я отклоняюсь от прилавка.
– Да нужен ты ей, алкаш такой. А ну пшел вон отсюда, – слышится позади громкое.
– Люба, вот ты всегда не вовремя. Она почти согласилась. Я б тя на свадьбу позвал этой… Как ее там, которая букет держит?
– Иди сказала, бесстыдник. К молодой девке прицепился, пьянь старая.
– Да я ж только по праздникам… Да ну вас, – махнул и вышел из магазина.
– Спасибо тебе, – улыбаюсь начальнице, садясь на табурет.
– Спасибо в карман свой положи. А ему отвечай четко. Он же и впрямь подумал, что ты согласишься.
– Да ну его.
– Вот тебе и «да ну». Достали они слушай. Весь район заполонили уже. Вот откуда берутся только?
– Сама знаешь, что тут живут те, у кого зачастую было многое.
– А ты себя с ними не сравнивай.
– Я ж не про себя.
– Знаю я, про кого ты.
Смеюсь, смотря на нее.
Люба, хорошая подруга и начальница. Где-то месяца четыре назад, я еще беременная вошла к ней впервые, когда она открыла этот магазин и мы разговорились.
Она женщина сорока трех лет. Высокая и крепкая довольно. Так что, смотря на нее, мужчины какими храбрыми не были бы всегда немного побаиваются ее. Потому что она сурова на вид и голос ее такой же. Грубоватый. Так еще и характер огого.
Мы быстро подружились. Но я все же не злоупотребляю нашей дружбой и работу выполняю совестно, не опаздываю и не наглею ни в чем.
У нее самой двое дочерей таких же возрастов как я и Аня моя. Восемнадцать и двадцать два. Но мне называть ее Любовью Николаевной она запретила. Только по имени и только на «ты».
– Ой, я ж че пришла-то. Смотри, – вытаскивает из пакета, который держала в руке коробку из-под обуви и открывает ее.
Внутри были красивые полусапожки. Замшевые. Черные. На низком каблуке.
– Решила в молодость удариться, Люб? Красивые.
– Ага, если бы. Купила Варьке. А эта коза мне заявляет, что без каблука носить не будет.
– Жалко. А ты поменяй с доплатой и все.
– Ой, Алиса, я впервые в своей жизни потеряла чек. Хоть убей искала везде, нигде не найду. Уже подумала грешным делом, что может и не брала его вовсе? Не суть. Меряй давай.
– Чего? Вот еще. Младшей пусть твоей останутся.
– Кому? У нее нога как у мыши. Меряй говорю. И никаких разговоров тут.
– Люб, ну блин. Мне то куда они? Дорогущие же.
– А я все продумала. По пятьсот рублей буду с зарплаты забирать и все.
– Да я как-то не планировала, слушай.
– Да что ж упертая такая? – садится передо мной, с явным намерением, сделать все самой, и я тут же вскрикиваю:
– Ладно я сама. Не надо.
– Так бы и раньше.
Конечно, они подошли и по размеру, и понравились мне. А еще я понимала, что она покупала их вовсе не для дочери. И я была ей в очередной раз благодарна. Потому что с нашими расходами и доходами, вряд ли позволила бы взять и потратить деньги на новую обувь.
Эта смена закончилась в шесть утра. Вернулась домой и быстро приняв душ сцедила молоко, потому что там было уже мало в бутылочке, отправилась спать. Мама проснулась, когда я перебиралась через нее к стенке.
– Ты сегодня раньше? – шепотом спросила.
– Да. Люба говорила мне, что, если за час никто не приходит, можно закрываться. А у меня с четырех никто не покупал ничего.
– Спи дочуль. Я завтра утром сама все сделаю, – гладит по спине. – Отсыпайся.
– Спасибо, мам. Сладких снов.
Проснулась только когда дедушка положил Катюшку ко мне, и она начала играть с моим лицом.
– Доброе утро вам обоим, – целую пухлые ручки, не открывая глаз.
– Доброе, внуч. Тут вот к тебе дочка пришла. Требует еды. То, что было с утра уже выпила.
И я бы решила, что Катя стала есть за двоих, если бы не знала, что она столько не выпьет.
– А сколько сейчас? – хмурюсь, пытаясь понять по солнечному свету из окна.
– Начало одиннадцатого, – отвечает бодро.
– Что? Почему не разбудили-то?
– Чтобы выспалась наконец-то, на зомби похожа, – кричит из своей спальни сестра.
– А массаж и процедуры?
– Дедушка что мог сделал, остальное как встанешь поможешь, Алис.
Закрываю глаза, и открыв смотрю в такие же улыбающиеся любимого старичка.
– Что ты улыбаешься, деда? Нельзя от графика отступать.
– Дочку корми, обязательная.
Он включает телевизор и садится в кресло, а я, перевернувшись к стене целую малышку и приступаю к кормлению.
Дальше полдня я пытаюсь сообразить, чего мне ждать. Стас приходил, но о дальнейшем ни слова. Какие указания он даст и когда, тоже непонятно.
Мама звонила с вопросами, но я ответами не наделена, к сожалению. Вечером отправилась на вторую работу.
На окраине нас забирает автобус и отвозит по адресу, смотря куда нужны рабочие. В прошлый раз мы собирали и упаковывали малярные кисточки. В этот раз, по-моему, пельмени, старшая смены говорила перед выходом. Проблема в том, что я не очень тепло оделась. Там в цеху холодильники. Черт.
К пяти утра я промерзла до невозможного и в итоге даже не чувствовала горячего чая внутри себя, хотя наливала в кружку кипяток.
– Слушай, Алис, может пойдешь погреешься? – с заботой спрашивает соседка по чаепитию.
– Нет, Вик. Сама знаешь, увидит Родионовна и сразу минус половина зарплаты.
– А если заболеешь? У тебя ж мелкая.
– Да сколько уже таких смен было то? Нормально, спасибо за чаек.
Встаю со стула после перерыва и кое как, ощущая покалывания в пояснице, ступаю к столу лепки.
Сегодня мы работали дольше обычного. Двое девочек не вышли, из тех, кто записывался, поэтому пришлось выполнять сверх нормы, за которую, к сожалению, доплатят меньше. Чем если бы взяли доход не пришедших на всех.
В итоге три тысячи сразу в карман. Уже хорошо. Приехала к половине девятого домой и сразу же в горячую ванну залезла, проверив всех членов семьи.
Прогревалась минут сорок не меньше, постоянно добавляя горячей воды из крана. Мне болеть категорически нельзя. Из-за кормления Кати, помощи маме, работы и много еще таких причин.
В один момент я выпала из настоящего и этой комнаты, погрузившись в то наше лето. Он был в моей жизни так мало, и такой большой след оставил. Я не только про дочку. Я про то, что мне было настолько хорошо с ним и… Боже, я так сильно его полюбила. А Стас в ответ делал меня самой счастливой.
Иногда я задумываюсь о том, что солгала ему. Не пришла за помощью к первому. Но пытаясь вообще вспомнить себя в те моменты, я с трудом все это осуществляю. Все как в тумане. Я помню только свой страх и искалеченную Аню.
Сжимаюсь в комок от тех мгновений и стараюсь вынырнуть из прошлого.
Вот только и реальность не слишком радушна. Я не виню Стаса совершенно в том, что он нашел себе девушку своего круга. Я была с ним жестока в те дни расставания. Я слишком сильно его задела.
А сейчас, пусть и не только с благими целями, а вывернув все в выгодную для себя сторону, но все же именно он мне помогает. А это значит, что Стас остается таким, каким я его видела, пусть и не во всем. Но он прежний мужчина и я ему благодарна очень.
Вылезаю из ванны и боль в пояснице никак не уходит.
– Блин.
Одеваюсь и выхожу.
Задвигаю на задний план лечение, потому что нужно многое сделать по дому.
– Алис, давай одень Катю, пойду с ней на улицу погуляю.
– Хорошо, дедуль. Там ветрено немного, так что я и в коляску положу одеяло по краям.
Начинаю создавать кокон для дочки, потому что коляска старенькая и не очень теплая. Но и за нее я благодарна той же Любе. Катя становится более тяжелой, и носить ее на руках в комбинезоне слишком тяжело.
Собираю малышку покормив на сон, отпускаю их обоих.
Принимаюсь за Аню, которая сегодня в плохом кажется настроении. Хотя я догадываюсь в чем дело.
Сажусь рядом с ней и беру в свои руки ее ладонь.
– Анют, ну не обижайся, прошу.
– Я не обижаюсь. С чего ты взяла, Лис? – старается не смотреть в глаза.
– Я не хочу на пороге операции и полного выздоровления рисковать. Мы ведь так долго шли к этому дню. Представляешь сколько у нас будет времени гулять и радоваться жизни?
Пытаюсь найти слова, чтобы она поняла мой страх и риск, на который мы просто не можем пойти.
– Ты так уверена, что мне помогут? – с долей злости смотрит на меня, повернув голову.
«Только не это!» – пугаюсь мысленно, осознавая к чему она это ведет.
– А ну быстро взяла себя в руки, Аня, – резко встаю с места и говорю ей. – Ты что это задумала?
– Ничего, – сдавленно отвечает, снова возвращая свой взгляд к стене.
– Сдаться решила?
– А если и так, то что? Упрекать станешь? – спрашивает с вызовом.
– Стану, – громко начинаю. – И не думай, что материальными жертвами. Мы тебя любим, и ты это знаешь. Я хочу, чтобы ты понимала и то, насколько важна нам. Мне, маме, дедушке. А племянница твоя? Я хочу, чтобы ты, маленькая коза, встала на ноги и исполняла свои обязанности как тети. Любила ее, покупала мороженое, баловала, носилась за ней по пятам, когда она станет ходить. Чтобы, когда я стану ходить на свидания, а это у меня в планах, не такая я уж и старая мамочка, чтобы ты мне помогала за ней присматривать. Да много чего еще. Ты не имеешь вообще никакого права сдаться.
Она внимательно смотрит на меня, чуть улыбается, вот только глаза блестят от слез.
– Я… Алис я так устала… честно. Я помню, что была готова ждать, но прошло так много времени, а я… а я все лежу тут день за днем и ничего… – пожимает плечами срываясь на громкий плач.
Не выдерживаю и обнимаю ее, целуя в макушку.
– Именно поэтому солнышко. Именно поэтому, пройдя этот путь длиною в год, в самом конце ты не станешь поворачиваться спиной к своему будущему. Нет родная, это не про тебя. Не про нас Хруповых. Хрен им всем. Врачам, клиникам. Пусть идут сама знаешь куда.
Аня начинает смеяться, отпуская напряжение.
Принимаюсь за пыль, так как мама вчера приготовила большую кастрюлю борща облегчив мне сегодня немного день. Уборка – это мое обязательное занятие. Поддерживаю чистоту полную, чтобы Аня вдруг не заболела. Ей будет сложно справиться с простудой, особенно если вдруг появится кашель. Чревато для нас, поэтому соблюдаем все правила, которые можем. Заканчиваю уборку в доме и как раз возвращается дедушка.
– Нагулялись? – он смотрит на меня странно, что я тут же ощущаю страх. – Дедуль, в чем дело?
На всякий случай подхожу к коляске, проверяя Катю, но та сладко спит.
– Там во дворе стоит машина, Алис. Я ее помню, знаю кому принадлежит. И думаю, это к тебе приехали.
– Напугал меня, – выталкиваю воздух из легких, потому что надумала всякого.
– Так к тебе? Чего хочет? С дочерью познакомиться?
Дедушка проницательный и мне почему-то, кажется, понимает, что наше со Стасом расставание было не простым. От того, не думает о нем как мама. Как разберемся с лечением Ани, расскажу ей все с самого начала. Пусть знает, что Стас не негодяй, коим она его считает опять же по моей вине.
– Дедуль, я Катю сейчас переложу в кроватку и выйду к нему. Присмотришь ладно? Я быстро.
– Партизанка такая, – усмехается и качает головой. – Иди уже.
Целую его, заглядываю к сестре, которая, отложив книгу задремала и надев куртку выхожу из квартиры, прихватив мусор.
Медленно ступаю на улицу, как в первую нашу встречу выглядывая из-за двери в подъезд и вижу Стаса.
Все такой же красивый, успешный, деловитый. Сводящий с ума мое сердце.
– Тише сердечко, не стучи о нем. Мы с тобой теперь ему не нужны, – шикаю грустно и до меня вместе с ветром долетают обрывки фраз, которые он говорит кому-то по телефону.
– А я сказал, что Израиль. Завтра чтобы все было готово. Я готовлю самолет через несколько часов. Германия отпала, потому что там менее квалифицированный врач. А мне нужен лучший результат. Все.
Засовываю нос обратно, чтобы сделать вдох. Это получается сегодня…
– Ах… поверить не могу. Боже мой… боже мой… Спасибо, – поднимаю голову вверх счастливо улыбаясь. – Ну наконец-то.
Стираю влагу с щек, полагаю, что глаза остаются красными, но мне плевать и выхожу.
Мужчина сразу же оборачивается, когда хлопает дверь и подходит ко мне.
Втягиваю шею так, чтобы не растрачивать тепло впустую и молчу.
Но Стас тоже ни слова не произносит и просто смотрит на меня.
– Так и будешь глазеть? Еще успеешь поиздеваться над моим внешним видом. У меня сейчас дела, – поднимаю вверх пакет с мусором.
Он отмирает и сует руки в карманы.
– Самолет через пару часов. Я уже отправил своего помощника в больницу, чтобы забрал карту Ани. Скоро приедет машина за ней, так что можешь собирать сестру.
Держу в узде трепещущее от счастья сердце и ровно отвечаю, хотя так хочется броситься ему на шею и радостно кричать.
– Хорошо. Сейчас начну этим заниматься. Лететь с ней кто будет?
– Врач из больницы, чтобы проследить за всем, плюс там встретят. Все будет сделано как нужно.
Я слышу, как он аккуратно и с трепетом говорит об Ане, хоть и пытается казаться таким пофигистом. Они хорошо общались тогда. Сестра обожала Стаса, а он в ответ обожал ее.
«Ненавижу прошедшее время».
– Ладно. Тогда пойду.
Поворачиваю в сторону мусорных баков и быстрей ухожу, потому что больше не о чем говорить, к сожалению.
Он ничего не отвечает мне. Садится в машину, громко хлопая дверью и уезжает.
Останавливаюсь и ловя ветер лицом ненадолго замираю. Сейчас мои эмоции искрят, а нервы натянуты так, что еще немного и начнут рваться одна за одной нить.
Улыбаюсь хмурому небу, потому что ничто не способно мне испортить это настроение и бегу домой.
– Дедуль, маму зови, – забираю с его рук проснувшуюся дочку и счастливо целую ее.
– Куда звать? – смотрит на меня, не понимая моего сумасшествия.
– Домой деда, домой. Аньку провожать будем.
– Как… А… – теряется, но все равно уходит за своим телефоном.
Иду к сестренке и перехватив Катю так, чтобы она лежала на животике на моих руках подношу к ней дочку.
– Буди тетю, зайка. Скорее буди ее.
Сонные глаза Анюты приоткрываются, когда малышка начинает хлопать ладошками по щекам сестры, и она тут же улыбается.
– Привет, племяшка. Клади ее ко мне, Алис, – приподнимает руку, освобождая место под боком.
– Неа, у тебя сейчас куча дел. Точнее у меня, а ты будешь лежать и не верить в происходящее.
Аня на секунду замирает, а я киваю ей, потому что она понимает меня и без слов. Иначе назвала бы меня ненормальной, за столь широкую улыбку.
– Правда? – спрашивает чуть слышно.
– Правда, солнышко. Самая настоящая правда, ангел мой, – сажусь рядом и положив Катю на постель к ней, склоняюсь чтобы поцеловать мою сильную сестренку. – Скоро все закончится, Анют. Скоро все будет даже лучше, чем раньше.
– Не нужно, – со слезами на глазах смеется. – Не хочу лучше, пусть хотя бы как раньше. Этого достаточно.
– Ты права.
– Получается он выполнил свое обещание?
– Стас, может быть, и ведет себя порой как задница, но он всегда был человеком слова. Ему можно было верить, и я верила, всегда.
– Спасибо ему сказать хочу.
– Потом скажем все. Обязательно. А пока что я пойду вещи твои собирать. Мама сейчас приедет, дед ей звонил. Да и врачи. У нас на все два часа.
– Два часа, – эхом повторяет.
– Сама не могу поверить.
– Ой, а куда поеду, не знаешь?
– Я услышала его звонок, он говорил про Израиль.
– Нифига себе.
– Ага, погулять там не забудь, когда на ноги тебя поставят.
– Я тебе сувенир привезу.
– Ты главное возвращайся, крепко стоя на своих ногах, остальное неважно.
Хочу уже уйти, но она берет меня за руку.
– Спасибо тебе. Если бы не ты мы все давно бы сдались. Но ради тебя и держались.
– Вот еще.
– Нет, правда. Ты ведь все взяла в свои руки. Еще и беременная была.
– Так ну хватит. Сейчас пойду торт куплю. Чай попьем все вместе.
– Я не против, – улыбается наконец-то.
– Кокосовый? – задаю вопрос, зная, что только этот ей поднимет настроение окончательно.
– Ты же знаешь.
Забираю мою девочку с собой, дедушка уже гремит посудой на кухне, а я укладываю спать дочку, которая, кажется, поддалась настроению и не желает укладываться.
– Ну что такое, Катюш? Не хочешь пропустить отъезд тети, – целую ее в носик. – Ладно, мама тебе разрешает немножко погулять.
О проекте
О подписке