Глава 4. Громкое затишье

"Я думал, что видел всех проблемных студентов.

Никогда еще так не ошибался"

Из личных заметок Мороза

Спала крепко. Очень. Сном младенца, счастливого ребенка и всякого довольного жизнью.

Радоваться нечему, все-таки меня ждет наказание, а зная о развитой фантазии Мороза… Еще бы! Поживи так с тысячу лет, воображение ух какое появится… В общем ничего хорошего ждать не приходится.

Беззаботный сон закончился довольно мирно. Я проснулась, потянулась, нежась в постели на мягких подушках…

– О! – удивилась хриплым со сна голосом. – Лис… ты чего здесь?

Друг стоял у двери и явно нервничал. Его бледное лицо выражало беспокойство.

– Пришел убедиться, что тебя не отчислили и не убили, – пробурчал он. – А ты дрыхнешь как хорек!

– Сурок, – поправила его и потерла глаза.

– Ну ты… фортовая ты, Варька. Я думал приду, а тут пусто, и все… даже не попрощались, – Васильев сел на край кровати.

– Рано ты меня выселяешь… комнату мою занять хочешь, да? – шутливо сказала и зевнула.

Хорошо спалось, да мало…

Дверь распахнулась и на пороге комнаты появился еще один гость.

– О, Мороз Морозович, – широко улыбнулась. – Какой день… По одному с моим пробуждением не справляетесь, решили действовать сообща?

Ректор сперва удивился, а следом нахмурился.

Не идет ему вот это выражение: брови съехались, глаза прищурились…

Лис моего энтузиазма не разделил и побелел еще больше. Он поднялся с кровати и вытянулся, словно струна, не шевелясь и не говоря ни слова.

– Липова, – угрожающе начал Мороз Морозович.

Эх…

– Липова-Липова, – вздохнула, сползая с кровати, – что Липова? Я никого в свою комнату не приглашала, все сами пришли, – тонко намекнула на самого ректора.

Не Академия, а гостиный двор. Поспать не дадут, в покое не оставят…

Красота!

– Васильев? – Мороз переключился на друга, когда я пошаркала тапочками по полу мимо незваных гостей.

– Э-э… я…

– Будить меня пришел, Мороз Морозович. Вы ведь тоже думали, что я проспала?

Мороз устремил взгляд на настенные часы, я тоже на них посмотрела.

Ох, ты ж… ель-метель! Занятия полчаса назад начались!

– По какой причине вы, Васильев, будите Липову во время занятий? – строго поинтересовался Мороз, а друг бочком пробирался к выходу.

– Вы же меня знаете, профессор, я одной ногой тут, другой тоже тут, в общем я там… – и выскользнул за дверь.

Теперь внимание Мороза принадлежало мне одной. К сожалению.

– Мороз Морозович, он ведь из добрых чувств и побуждений, – встала на защиту друга, стоя в дверях ванной.

– Липова, ваше рвение оправдать Васильева похвально, но оно не отменяет факта, что вы проспали во второй раз, – достаточно спокойно произнес ректор, но лицо его выражало крайнюю степень недовольства.

Всего-то проспала… а так злится, будто я пол-академии в щепки разнесла.

– Осознаю, признаю, каюсь, – согласно покивала своим словам. – А можно вопрос, профессор?

Ректор чуть склонил голову набок, в ожидании.

– А… как я вчера попала в вашу гостиную? Это ведь был ваш дом, верно?

– Вы бы предпочли плясать перед студентами в белье? – с той же напускной суровостью произнес Мороз.

– Разумеется, нет. Но… вы не ответили.

Сама я никак не могла очутиться в его доме. Списать на чью-то шутку тоже не получится – никому из студентов не под силу вытворить подобное.

– Я полагал, ответ очевиден, – Мороз Морозович обратил внимание на корзину с пирожками на столе. – Я перенес вас.

Он взял один пирожок, откусил…

– Авдотья? Ее стряпню не спутаешь, – произнес он жуя.

Говорить с набитым ртом… совершенно не вяжется с образом строгого ректора. Больше подходит к уютному вечеру, когда собираются за столом и обсуждают прошедший день, а чувство голода так велико, что ты без стеснения ешь и одновременно рассказываешь историю. Очень по-домашнему.

– Почему вы улыбаетесь?

Мороз Морозович смотрел с непониманием.

И впрямь, до ушей улыбка…

– Так… это… Мороз Морозович, можно я уже в душ пойду? Я на сорок минут опоздала, – взмолилась я. – А вы можете взять пирожки с собой или здесь ешьте, я не против.

Как я могу быть против? Это его Академия, где хочет, там и ест.

– Скройся с глаз моих, Липова, – ректор махнул на меня рукой.

Два раза просить не надо.

***

– Логика не поможет вам на моих уроках, мои дорогие, – тягучий низкий голос донесся из-за двери с табличкой "Криомантия, профессор Линда Коржик". – Ты, напомни свое имя, дорогой?

Постучавшись, я заглянула в кабинет. Высокая статная женщина в очках с узкими прямоугольными стеклами упиралась ладонями в первую парту и вглядывалась в лица учеников. Красное платье длиной до колен обтягивало спортивную фигуру. При виде меня она искривила полные губы под слоем алой помады.

– Липова, я полагаю? – она смерила взглядом поверх очков.

– Да, – кивнула в легком замешательстве.

– Проспали?

Кивнула в еще большей растерянности под столь строгим взглядом.

– Считаете, вам позволительно? – в голосе появилась претензия.

Тонкий намек, ничего не скажешь.

Без страха и сожаления выдержала ее взгляд.

– Профессор Коржик, вмешиваться в личную жизнь студентов – занятие, недостойное профессора. Вы как считаете?

Женщина тонкими длинными пальцами подцепила дужку очков и стянула их, угрожающе сверкая карими глазами.

– Смеете дерзить? – пророкотала Коржик.

– Вовсе нет, – спокойно ответила. – Просто считаю, у такого профессора, как вы, наверняка есть дела поважнее личной жизни студентов.

Однокурсники захихикали, а я не отводила взгляда от гневного лица преподавателя.

– Займите место, Липова, – прошипела она и захлопнула дверь так яростно, что портрет Вульфрика Свободного опасно покачнулся.

"Житель" портрета изображался с поджатыми губами и довольно злым взглядом. Длинные густые волосы торчали во все стороны, словно его раз десять ударило током. Художник особенно выделил чернеющие круги под глазами и невероятно огромный нос. Золотая табличка под портретом гласила: "Вульфрик Свободный. Первооткрыватель криомантии. Автор научных работ по "Структуре льда", "Воздействию с помощью льда на человечков" и "Лед как важнейший инструмент Снежной магии". А по нему и не скажешь, что он настолько "знаменит".

Коржик вернулась в положение "упри ладони в стол", в котором я ее и застала. Она обводила взглядом студентов, а меня будто не замечала. Когда на траектории движения появлялось мое лицо, ее взгляд скользил как бы сквозь, словно здесь по-прежнему пустое место.

Может это и к лучшему.

Девушки нет-нет да оборачивались, бросали гневные взгляды. Некоторые – и их меньшинство, – ободряюще улыбались, одна украдкой показала поднятый вверх палец, пока профессор не видит.

– Криомантия не для слабаков во всех смыслах этого слова. Предельное внимание – то, что требую от учеников, мои дорогие. Записываем: криомантия – наука изучения магии льда. Также сюда входит дисциплина "гадание по снегу", но не у всех из вас есть предрасположенность к столь сложной науке. Вот у вас, Липова, совершенно точно этой предрасположенности нет. Увы, мои дорогие, гадание по снегу под силу не каждому.

Большинство девочек ахнули, запереживали: "У меня есть способности?", "Профессор, а я смогу?", "Может, у меня получится?"

У меня лишь бровь непроизвольно поднялась. На мою реакцию Коржик отреагировала едва заметной ухмылкой.

С профессором в открытую конфронтацию вступать я не собираюсь. На провокации не поведусь. Я знаю, что большинство учителей поставили на тотализаторе немалые суммы на то, что я вылечу из Академии до новогодних каникул.

Скорее коржик зачерствеет, чем я предоставлю им повод для радости. Ох и озолотимся мы с Васильевым!

Магия льда оказалась занимательным предметом. Всяким там гаданиям я не особо доверяю, особенно гаданию по снегу, но Коржик сказала, что к нему мы перейдем в следующем семестре, а пока – лед.

Чтобы сразу обозначить, насколько важно овладеть магией льда, она рассказала о нашей Академии. Вернее, о здании, в котором мы живем и учимся. Лед снаружи служит для отвода глаз на случай, если какому-нибудь человечку взбредет в голову явиться за полярный круг черт знает куда, поскольку никто, в сущности (в том числе профессора), не знают, в какой точке пересечения меридиан мы находимся. Лед – защита Академии от магического воздействия извне, он служит гарантией от не разрушения под влиянием времени. Это самое главное. А вообще у него много разных функций, а казалось бы – просто лед! Красиво, необычно, а продумано как! Гениально ведь.

– Создать такую глубокую защиту с помощью льда для огромного здания под силу не каждому волшебнику, – подытожила профессор. – Вы, вне всякого сомнения, не овладеете этой магией в полной мере. На следующем занятии вы попытаетесь воду превратить в лед.

Студентки разочарованно загудели. Профессор Коржик повысила голос, чтобы все ее услышали, и четко сказала:

– К следующему занятию напишите реферат о способах воздействия на воду в условиях высоких температур. На сегодня все.

Она сразу погрузилась в кипу исписанных листов, не обращая на недовольные возгласы никакого внимания.

За дверью меня нетерпеливо поджидал Васильев.

– Для обеда еще рано, – я взглянула на расписание, у меня впереди левитация, – ты чего, соскучился?

– Ага, безумно, – безучастно бросил он и потянул меня к окну, – смотри!

– Чего я там…

… не видела…

Ох ты ж ель-метель! Вы только гляньте!

– Это… – слов не нашлось, но Лис меня понял правильно.

– Наказаны! Все! – с возмущением воскликнул друг.

По меньшей мере человек тридцать внизу на аллее подметали… снег. Он крупными хлопьями летел над всеми, кто стоял с метлами, а над решившими схалтурить сыпал в два раза интенсивнее.

– А ты почему здесь, а не там? Где твоя метла? – возмутилась я в шуточной манере.

Лис не веселился.

– Меня тоже беспокоит этот вопрос.

Вот так-так… Мороз Морозович не только меня решил одарить особым наказанием, но и диджея… Йети мог и пожалеть.

– Думаешь, он нам двоим выдаст что-нибудь растакое-этакое? – я распахнула дубовые створки и вышла на широкий балкон.

Со второго этажа вид прелестный. Аллея упирается в полосу темного хвойного леса, фонари вечером создают непередаваемую атмосферу, а балкон над входом позволяет увидеть всех гостей…

– Это кто? – я подергала Васильева за руку, показывая на совсем уж молодого мужчину, беседующего с Морозом.

Лис перевел растерянный взгляд на ректора и с кривой усмешкой протянул:

– А-а… это старший сын министра магии, Эдуард Гебринский.

Я ни разу не видела ни самого министра, ни уж тем более его сыновей, а потому созрел логичный вопрос:

– А ты откуда знаешь?

Лис фыркнул, будто ответ не стоит его усилий.

– Мой брат работает в Министерстве. Он рассказывал, что Август Гебринский, министр, сделал сына своей неофициальной правой рукой. Когда возникают всякие неприятности или неудобные для министра вопросы, он отправляет Эдуарда их решать. Говорит, так он наберется опыта и станет достойным приемником своего отца, – Лис не сдержал смешок. – Как по мне, ему просто не охота мараться. Наверняка его сын сейчас говорит Морозу, что у них нет денег.

Мы слегка свесились с балкона, чтобы лучше слышать, о чем они говорят.

– … я понимаю вас, профессор, – неуверенно вещал помощник министра, – но вы поймите, я всего лишь передаю вам распоряжение министерства.

– Я вас услышал, Эдуард Артурович, – спокойно ответил Мороз. – Можете передать мой ответ министерству дословно?

Помощник министра кивнул, но он явно ничего не хотел передавать, тем более дословно.

– Сообщите, что я глубоко переживаю полученную новость, но более чем совета и моральной поддержки дать, к сожалению, не смогу.

Эдуард Артурович сконфузился, но взял себя в руки.

– Мороз Морозович, вы не можете отказать министерству, – начал твердым голосом, а закончил совершенно неуверенно.

Долго придется министру сына твердости обучать.

Профессор с мягкой улыбкой начал отвечать оппоненту, но меня отвлек от подслушивания грубый толчок в спину.

Последнее дело – со спины нападать. И кто такой смелый?

На меня гневно взирали два глаза, принадлежащие… понятия не имею кому.

– В чем дело? – хмуро поинтересовалась, не собираясь улыбаться наглой брюнетке.

Ее скульптурное личико портила гневная гримаса.

– Из-за тебя нас всех наказали, – прошипела она, – а ты стоишь тут и прохлаждаешься!

А, так вот откуда ветер зловонный запах принес.

– Тебя никто силком не тащил. Ты ведь знала, что вечеринки запрещены и понимала, чем грозит быть пойманными.

Свирепость леди не знала границ.

Она снова зашипела и, ухватив меня за шею, едва не выкинула с балкона. Со стороны больше походило на крепкие дружеские объятия.

Лис был поражен не меньше. Он беззвучно открыл рот и ничуть мне этим не помог.