Потеряв интерес к своему мучителю, я огляделся. Интерьер необычный и впечатляющий. Это огромный библиотечный зал. Лакированные полки красного дерева рядами уходят в потолок. Деревянные колонны, изогнутые винтом, держат на себе резные балкончики по периметру комнаты. Арки окон под самым потолком освещают библиотеку. Она переливается в золотом и теплом уютном переливе. Я посмотрел на потолок и открыл рот. Словно в резной раме полочного карниза, нарисовано единое полотно звездного неба с разломом миллиардов огоньков Млечного Пути. Невооруженным взглядом, навскидку, я нашел несколько созвездий, которые мы изучали с Настей. Я опустил взгляд. Единственное панорамное окно за спиной мужчины. Снег белыми хлопьями ложится на плечи изумрудным елям, и этот прекрасный пейзаж на фоне книг кажется больше живой картиной, а не окном.

«Меня брали ночью, а на улице сейчас хоть и пасмурно, но далеко не утро. Сколько же часов я проболтался в холодном багажнике?» – я поморщился от неприязни. Мужчина и хриплый молчали, давая мне возможность осмотреться.

По углам комнаты, около окна, я увидел два больших глобуса. Один на деревянной ножке, голубой с коричневыми материками, самый обычный красивый макет нашей планеты, только больше – метра в диаметре. Второй также на деревянной ножке, но это была круглая стеклянная капсула с множеством сияющих точек, соединяющиеся пунктирами в созвездия, а внутри капсулы макет Земли и Луны. Такого чудесного глобуса звездного неба я еще не видел. Пол тоже поразил меня необычностью, и я же был точно уверен, что у Ордена определенный пунктик на соотношение нашего мира к миру космической Вселенной. Под тонкой пленкой лака расстилается карта мира во весь паркетный пол. И стул, на котором я сижу, расположен в Японии, правая ножка стула утопает в Токио, а левая уютно расположилась на юге страны в городе Кумамото, ноги мои «омывает» тихий океан. Я на секунду себя ощутил Гулливером или властелином мира.

– Кирилл! – окликнул меня мужчина глухим басом. Во мне дрогнуло холодом, ведь когда тебя называют по имени незнакомый человек, ты невольно чувствуешь страх и потерю контроля над собой. Я поднял голову, и наши изучающие взгляды встретились.

«Ага, значит, слежка за мной все же была», – быстро сделал я вывод, успокаивая себя.

– Вы меня убьете? – коротко спросил я, мужчина смягчился во взгляде и лукаво улыбнулся.

– Все зависит от тебя, мальчик мой, – чересчур ласково произнес он. От слов «мой мальчик» меня передернуло, и я демонстративно фыркнул. – Зачем? – произносит мужчина, как бы не обращая внимания на мое поведение. – Ну, зачем ты решил написать книгу про Орден? – тяжело вздохнул он и, обойдя стол, по-хозяйски сел в кресло.

Хриплый, он же мучитель, как по команде отошел от меня и встал у большой резной двери, которая витиеватым орнаментом прекрасно вписывалась в интерьер библиотеки. Я оценил, как послушным истуканом замер хриплый у двери, и словил себя на злорадной мысли, что он всего лишь пешка, прислуга, послушная букашка, а вот истинный мучитель, скорее всего, сейчас сидит передо мной.

– Я написал книгу о жизни моих близких людей, – возвращая взгляд на мужчину, уверенно произнес я, – об их любви и борьбе за свои чувства…

– В книге есть информация про наше братство, – вскинул он ладони над столом, – и, что еще хуже, в книге ты раскрыл существование людей со способностями.

Отчасти он был прав, я раскрыл их тайну и хотел раскрыть ее во имя своих друзей. Из-за Насти, которая жертвовала собой ради «больных» людей, из-за Максима, который отказался от обыденной жизни ради любимой, они оба перестроили всю свою жизнь, чтобы Орден их оставил в покое.

– Разве твой наставник не предупреждал тебя об опасности Ордена? – задумчиво спросил мужчина после долгого молчания.

– К-какой наставник? – заикнулся я, вытаращив глаза.

– Анастасия…

– О чем вы вообще, мы просто друзья, – усмехнулся я.

– Мы наблюдали за вами. Да, Анастасия – не Орден, но, сама того не понимая, жила по нашим законам. У каждого брата или сестры нашего Ордена наступает тот период, когда ему нужен наследник, послушник, ученик. Называй это как хочешь. Одаренные тоже могут иметь учеников.

– Настя не…

– Эти сказки не для меня, – отмахнулся он, не дав возможности оправдать Настю, – все прекрасно знают, что Анастасия овладела самой мощной способностью и использовала ее очень разумно, поэтому ее семью никто из наших не беспокоил. И вот появился ты-ы-ы… – задумчиво приподнял он бровь, показывая указательным пальцем прямо в меня.

Я неуверенно поерзал на стуле, осознавая, что сейчас надо мной нависла смертельная угроза. Только к чему все эти разговоры? Исповедовать меня перед отправкой в иной мир? Чтобы мне было понятно, почему со мной поступили именно так?

«Кирилл, вроде как ты сам виноват, раскрыл тайный Орден. Мы тебя прихлопнем по-тихому и этим сделаем миру одолжение, и оправдание нашему поступку есть – «виноват сам», умываем руки, и все тут. Эх, лихо дела делаются…» – размышляю я, мысленно расставляя все по своим логическим местам.

– Каким способом? – спросил я и тут же помотал головой, осознавая, что мне лучше не знать способ моей кончины. – Когда вы… устраните меня?

– Хм, – усмехнулся он, быстро обретая серьезность, – пока ты наш гость.

Облизнув разбитую губу, я без стеснения рассмеялся. Даже сам не ожидал, что эта простая фраза сразит меня смехом наповал. Мой хохот раздается на всю библиотеку, заставляя тихий покой старых книг сотрясаться.

– Гость… гость, – сдерживаю я смех, повторяя снова и снова одно и то же слово.

Мужчина с холодным лицом терпеливо ждет, когда я приду в чувство. Вспомнив, каким экзотическим путем меня доставили в этот кабинет, я почувствовал, как тупые отголоски боли прошли по телу, и дикая злость, охватившая меня, подавила смех.

– Гость, значит? Варвары, дикари, а может быть, вы из людоедов? Просто я не знаю, какое слово подобрать к вашим уникальным методам гостеприимства?

– Не паясничай, – коротко произнес он, – ты нарушил закон, поэтому ты наш вынужденный гость, пока суд не решит, что с тобой делать, – грозно поднял он голос.

– Суд? – со злостью фыркнул я и без колебаний встал со стула. – Да кто ты такой, чтобы судить меня? – я быстро, насколько для меня это возможно, подволакивая ногу, пошел к мужику. Он вскочил с кресла. Испуганным взглядом зыркнул на хриплого, потом на меня.

– Кто есть ваш Орден? По какому закону вы будете судить меня? – я все ближе и ближе подхожу к мужику, напирая своим возмущением, он пятится к окну. – Уголовному? Может быть, Гражданскому? Или мы Конституцию Российской Федерации вспомним?

Ко мне подбежали покорные слуги мужчины с хриплым во главе и быстренько скрутили, заламывая руки. Я знал, что так будет, что меня ткнут лбом в пол к его ногам, окончательно ломая гордость, но молчать уже не было сил. Один из слуг, больно схватив меня за волосы, задрал голову, чтобы я хорошо видел мужчину, который обрел уверенность и покой. Я дергаюсь, но, чувствуя хруст в суставах и натяжение связок, осознаю, что дело кончится вывихом или переломом, и отступаю. В этот момент я пожалел, что не ходил в спортзал. В первую очередь это надо не для красоты, а для самообороны. Мужчина, оценив мою беспомощность, выпрямился и, поправляя пиджак, важно подошел ко мне.

– По нашему закону, – протяжно произнес он, – и более того, ты знал против кого идешь.

– Сволочи… ненавижу вас, убийцы, – сквозь боль брызжу слюной я, кидая ругательные слова.

– А ну! – хриплый усилил давление, я стиснул зубы от боли.

– Полно, полно, – спокойно говорит мужик, – не мучай.

Хриплый по приказу опустил мне руки, острая боль стихла. Я выдохнул, смотря на мужчину.

– Я, мальчик мой, Константин Третий. И коль ты осмелился замахнуться на нас, то МЫ сейчас твой закон, – похлопал он меня по плечу, я поморщился от боли, глотая злобу. Он склонил голову ко мне, так, что я почувствовал его злорадное дыхание, и коротко произнес: – Наслаждайся гостеприимством.

– Гнида паршивая, – подскочил я, пытаясь головой ударить его, но он быстро увернулся. – Ненавижу вас за то, что вы сделали с Настей, и я уверен, она не единственная, кому вы свернули жизнь. Лучше убейте меня сразу, я вас НЕНАВИЖУ!!!!! – истошно орал я, пытаясь вырваться и пинаться, но резкий удар в затылок, и все померкло в россыпи разноцветных искр…

– М-м-м-м, – простонал я, ощущая легкое головокружение и тупую боль в голове, словно вся мозговая ткань воспалилась не от частых ударов, а от долгих мыслей. Запускаю пыльцы в волосы, пытаясь собрать долгий день воедино по крупицам.

– Черт, – ругнулся я, осознавая, что все пережитое со мной правда. Чувствую острое желание закурить. Хорошая затяжка после годового перерыва сейчас бы стала отличным успокоительным. – Вот тебе и Новый год, нормальные люди сейчас болеют с похмелья, а я…

Открываю глаза, смотрю в идеально белый потолок. Продолговатая люминесцентная лампа подергивается синим цветом и монотонно гудит электричеством, а возможно, гул всего лишь в моей голове. Медленно поднимаюсь, резкий прилив тошноты приглушает любопытство. Стерильно-белая комната. Пол, стол, стул, потолок, стены, двери, одно окно, абсолютно все одного тона – белого. Единственное коричневое пятно – деревянное распятие над кроватью.

«Однажды в черной, черной комнате…» – мелькнула в голове детская шутка, только у меня все наоборот и совсем не смешно.

– Офигеть, – изумился я вслух, вставая с кровати, – я, наверное, в дурке?

Глянул в окно, оно наполовину тонировано белой пленкой, ни штор, ни жалюзи нет. На улице темно, может, поздний вечер, ночь или ранее утро, я совсем потерялся во времени. По очень старой привычке похлопал по карману джинсов в надежде, что вдруг в нем появилась пачка сигарет. Определенно она дала бы разрядку на данный момент. Пусто, из моих карманов выпотрошили даже последние копейки, вроде кредитка еще была.

«Черт с ней, на ней нет денег», – отмахнулся я, осматриваясь.

Первым делом я пошел к еле заметной двери. Глупо надеяться, что она открыта. Еще несколько раз нервно дернув за ручку, я отступил. На смежной стене с окном еще одна дверь. Это дверь легко поддалась, и я зашел внутрь.

– Да у меня вип-апартаменты, – ухмыльнулся я.

Роскошный санузел. Комната из лучезарного изумрудного кафеля, просторный душ под стеклом, раковина и круглое зеркало над ней. Вроде все просто, в то же время богато.

Я подошел к раковине, включил воду. Поток мелких пузырьков ударил в ладони, стало приятно тепло. Закрыв глаза от удовольствия, я подумал, что разучился радоваться маленьким приятным мелочам. Подняв взгляд, встретился им со своим отражением в зеркале. Зрелище ужасное, мои и так непослушные русые волосы торчали по сторонам, под глазом намечается темно-фиолетовый синяк. Губы разбухли, словно у перекаченной силиконом глупой девицы, с тем отличием, что мои украшены запекшейся кровью. По скуле к подбородку тянется широкая царапина, на переносице выступила кровавая полоска. В какой-то мере я даже был рад такому преображению. Моя слишком смазливая внешность, от которой пищали все одноклассницы и одногруппницы, хоть и чуть возмужала со временем, но все равно была слишком приторной и жутко меня стесняла. Первое, на что обращали внимание представительницы прекрасного пола – на высокого голубоглазого блондина, а внутри я был скорее маленький серьезный человечек, ищущий ответы и понимание. А сейчас боевые шрамы на моем лице всерьез придали ему правильной мужественности.

Я набрал полные ладони воды и, морщась, умыл лицо. Взяв полотенце у раковины, я ткнулся в мягкую ткань и вдруг услышал шуршание в соседней комнате. Я судорожно скатал полотенце в тугой жгут, растянул его между рук и занес над головой, приготовившись к атаке.

Выскочив, создавая эффект неожиданности, из комнаты, я, как дурак, замер с поднятыми руками и полотенцем меж ними.

Передо мной стоит девушка с подносом в руках. Хорошенькая девушка, нежной, необычной красоты. Большие глаза, островатый носик с небольшой горбинкой, которая придает внешности некую романтику, чуть впавшие щеки и чересчур бледная, почти мраморная кожа и белые-белые волосы. Впрочем, от полного альбиноса ее отличают чуть коричневатые ресницы и изогнутые дуги бровей.

Мне показалось, что я приоткрыл рот, нескромно пялясь на нее. При иных обстоятельствах я бы запер нерешительность на замок и флиртанул бы с ней. Она пристально рассматривает меня, сжимая поднос в руках.

Платье лазурного цвета закрывает руки и горло, подчеркивает фигуру и расходится на талии в длинный подол до пола, на рукавах белые лампасы. Прическа привлекает необычностью, кружевное плетение из волос образует широкий ободок над лбом, переплетение множества косичек образует единую косу до пояса. Я на миг поморщился с досады. Ведь совсем еще девчонка, лет девятнадцати на вид, и она часть братства, которое я ненавижу.

Она смотрела на меня изумленным взглядом, который становился все более задумчивым. Я медленно опустил руки, один край полотенца шлепнул об пол.

– Тебя били? – с дрожью в голосе спросила она и суетливо поставила поднос на стол.

– Нет… вежливо пригласили в гости, – ухмыльнулся я.

Она, не обращая внимания на мою иронию, быстро подошла ко мне и занесла руку над лицом. Ее пальцы чуть коснулись моей щеки, перед тем как я взял ее за запястье. Наши взгляды стали едины. Янтарные, наполненные внутренним светом глаза. Мне стало неловко, что в глазах незнакомки я увидел напоминание о Насте. От столь близкого знакомства со мной на щеках девушки выступил легкий румянец. Но я почему-то не хочу отпускать ее руку и смотрю в ее глаза.

– Это лишнее… – тихо сказал я и обратил внимание на удивительное украшение. На каждом пальце золотое кольцо с янтарным камнем, от колец по длинной ладони спускаются золотые цепи, переплетаются в единый узел и расходятся к браслету за запястье. Девушка, увидев, что я увлечен ее украшением, резко выдернула руку и отступила на шаг.

– Тебе нужна помощь, – скромно, но настойчиво произнесла она.

– Мне нужно домой и забыть как сон этот чертов день, – сквозь зубы прорычал я. Она бросила на меня недовольный взгляд.

– Кирилл, ну зачем? Зачем…

Услышав свое имя, я снова вздрогнул. Вроде все в курсе, кто я, а сам я нахожусь в полном неведении.

– Затем, что мне это надо, – перебил я ее, – затем, что мне плевать на ваш Орден, можете пытать меня, убить меня, но я не жалею о том, что я сделал. Я посвятил свою книгу друзьям.

– И тем самым стал угрозой для нашего братства, – грубо произнесла она, ревностно защищая интересы своего общества.

– Слушай… уйди, а? – небрежно бросил я, показывая на дверь. – Мне уже доходчиво объяснили, в чем я виновен, не надо мне еще раз говорить об этом.

– Я могу оказать тебе помощь, – мягко сказал она, видя, как я осторожно опираюсь на больную ногу. Меня передернуло гневом, потому что терпеть не могу, когда меня жалеют, тем более девчонка.

– Уйди!!! – громко рявкнул я, она вздрогнула и пулей вылетела из комнаты. От грубого поступка меня мимолетно кольнуло чувство вины. Неожиданно для меня девушка мне понравилась.

Я посмотрел на поднос. В синей тарелке мутно-коричневая жижа, рядом два кусочка хлеба. Видимо, эта гадость съедобная. В граненом стакане красно-розовая жидкость. Желудок рефлекторно отозвался, ведь я бог знает когда ел. Я опять подумал о сигаретах. Взяв поднос, одним движением стряхнул содержимое в корзину рядом с унитазом. Поднос швырнул на пол, он скользнул по кафелю и воткнулся в стену.

Выхожу в белую комнату, отодвигаю стол от окна и неуклюже забираюсь на подоконник. Всматриваюсь в темноту на улице. Впрочем, там не так уж темно, уличные фонари хорошо освещают периметр. Я на втором этаже трехэтажного каменного здания, судя по большому количеству окон и длине стен с каждой стороны, здание огромное. Двор засыпан непроходимыми сугробами, за протяженной трехметровой кирпичной стеной начинается красивый хвойный лес. Каждые пять метров на заборе размещены серые коробочки, похоже, видеокамеры.

– Черт… – шальные мысли завертелись в голове, я окинул взглядом комнату.

Из твердого и острого только железная спинка кровати. Я с энтузиазмом опрокинул кровать, снял дугообразную спинку с петель. Ногтями собрал пластик, выполняющего роль смягчителя ножки, пальцами провел по острому круглому краю трубки. Конечно, это не железо, скорее сплав металла и пластика, но, как известно, и соломинка может стать спасением для утопающего. Залезаю обратно на подоконник и острым концом трубки начинаю монотонно ударять в стекло. Удары короткие, но твердые, чтобы не издавать излишнего шума и не привлекать внимания, но стекло даже не поцарапалось. Я учащаю и усиливаю удары, в надежде, что дело сдвинется, но увы.

– Скоты, – прошипел с досады я, прижимаясь лбом к холодному стеклу. С ненавистью посмотрев на белоснежную тюрьму, в которой я успел навести излишний хаос, ухожу в изумрудные апартаменты.

Упираясь спиной об прохладную стену, скатываюсь на пол. Ногу непрерывно тукает горячей болью, я чувствую тяжелую усталость. Бросив взгляд в сторону, увидел белую клавишу выключателя.

– Ненавижу, – буркнул себе по нос и ладонью хлопнул по клавише, оставаясь в полной темноте.