Я не только допытывал докладчиков и появлявшихся среди публики суперзвезд «Плоской Земли», но много беседовал и с обычными слушателями. Я обнаружил, что, если прийти пораньше, пока в зале много свободных мест, завязать разговор с кем-нибудь легче. Одной из самых интересных получилась беседа с пожилой женщиной из Европы, отрекомендовавшейся режиссером-документалистом. Это меня поначалу обескуражило: я решил, что она не относится к числу верующих в плоскую Землю, а, как и я сам, приехала изучать явление. И я раскрылся.

– То есть вы не верите во всю эту бодягу?

– Я не верю, а знаю, – уточнила она в ответ.

Ого, я промахнулся. Дальше она принялась в самом доброжелательном ключе рассказывать историю своей жизни. Сообщила, что была ученым, занималась физикой, химией и психологией. Но затем в ее жизни случился кризис (какой именно, она не уточнила, но у меня возникло впечатление, что речь шла о проблемах со здоровьем), после которого от нее ушел муж. В этот момент она «вошла в штопор» и стала все подвергать сомнению. В чем смысл ее жизни? Может ли она кому-либо верить? Тут ей попались какие-то видео «Плоской Земли», и она попыталась опровергнуть предложенные там аргументы, но вместо этого убедилась в их правоте! Она стыдилась, что дотоле ни разу не сомневалась в своем «глобализме», но объясняла это довольно строгим образованием, которое получила.

Я спросил ее: «А могло бы что-нибудь вновь вас переубедить?» В конце концов, однажды они сменила свои взгляды, и мне стало любопытно, что могло бы заставить ее сделать это еще раз. В ответ я услышал, что такое исключено. Я попытался прощупать, почему же это так, и понял, что это как-то связано с ее религией. Тогда, собравшись с духом, я задал еще один вопрос:

– Так вы из тех, кто верит, что плоскую Землю создал Бог?

– Нет, – ответила она. – В это я не верю.

Решив, что наткнулся на первого плоскоземельца-атеиста, я спросил:

– Значит, ваша вера в плоскую Землю нерелигиозна?

– Нет, – возразила она. – Так бы я тоже не сказала. Потому что создатель – я.

Не будь она столь мягкой и обходительной, я решил бы, что меня дурачат. Но нескольких секунд хватило, чтобы понять: леди говорит абсолютно серьезно. С улыбкой она продолжала: если бы она была вне Бога, то была бы жертвой. Но это не так, поскольку она больше не жертва. Значит, она Бог. Она сообщила мне, что сотворила Вселенную и вместе с ней плоскую Землю. И все, что плетут другие плоскоземельцы об Иисусе, о христианстве, – это чепуха. Всё создала она!

После этого она вернулась к теме своей жизни и сообщила, что вновь сошлась с мужем – теперь они живут в Америке – и снимает фильмы. Она спросила обо мне, и я ответил, что настроен скептически и не верю в плоскую Землю. Она заверила меня, что это ее не огорчает. Я добавил, что приехал на конференцию, чтобы узнать, во что верят люди, и она горячо одобрила это, но посоветовала быть осторожным. Она-де изучала способы идеологической обработки, и у нее ощущение, что всем «глобалистам» промывают мозги! Вместо того чтобы рассердиться или обидеться на мои вопросы, она, казалось, жалела меня. Во время следующего доклада – а мы сидели недалеко друг от друга – она бросала на меня взгляды и улыбалась, когда докладчику удавалось привести сильный довод.

Но мне трудно было сосредоточиться, поскольку я все пытался уложить в голове только что услышанное. Было бы проще счесть эту женщину сумасшедшей и забыть, но странное дело: некоторые ее мысли перекликались с тем, что я слышал в эти дни от других собеседников. Я не утверждаю, что все плоскоземельцы бредят, но просматривалась одна общая нить, за которую стоило потянуть. Женщина говорила о личной психотравме. И я понял, что еще несколько человек, с которыми я говорил в этот день, тоже ссылались на травматический опыт, совпавший с моментом, когда они уверовали в плоскую Землю. Для многих это были события 11 сентября. У других – личные драмы. Трагедии заставили этих людей поступать точно так, как описала моя собеседница: во всем сомневаться. Вывод, к которому пришла та женщина – что она и есть Бог, – это скорее исключение. Но сама идея, что плоскоземельцев втягивают в классическую конспирологию в тот момент, когда они пытаются исцелиться от какой-то страшной душевной раны, никак не отпускала меня.

Я уже понял раньше, что многие плоскоземельцы – своего рода маргиналы или изгои. Но это легко было объяснить самой приверженностью плоской Земле. Как я говорил, этих людей нередко преследуют за их взгляды, и они немало терпят за это и в семье, и на работе, и в дружбе, и в обществе. Но теперь до меня дошло другое: а что, если они изначально были маргиналами и изгоями? Не это ли привело их на «Плоскую Землю»? Повторю, я не психолог, но что-то прояснилось. Если ты из тех, кто постоянно не в ладах с миром, тебе нигде нет места и жизнь не баловала тебя возможностями; если ты тот, у кого, в сущности, так и не сложились ни карьера, ни жизнь, и если ты чувствуешь, что в этом хотя бы отчасти виноваты ближние, которые против тебя, врут тебе и с самого начала ущемляют твои права, – разве не соблазнительно объяснить всё каким-нибудь всемирным заговором? И тогда ты вместо маргинала внезапно оказываешься избранным. Ты – в числе спасителей человечества, тех, кто знает истину, до которой не допущены миллиарды людей. А то, что ваша когорта столь малочисленна, лишь подтверждает могущество заговорщиков, которым вы противостоите. «Матрица», да и только.

Так, сидя на конференции, я пришел к выводу, что плоская Земля – это не столько воззрение, которое принимают или отвергают на основе доказательств и экспериментов, сколько тип самоидентификации. Она – то, что придает смысл жизни, создает общность, члены которой связаны гонением за идею. И, пожалуй, она может отчасти объяснить и душевную травму, и жизненные неурядицы: властные элиты прогнили и злоумышляют против вас.

Оставлю специалистам оценивать, насколько эти мои предположения научны. Но, вооружившись этой рабочей гипотезой, с того момента я уже по-другому воспринимал все, что дальше происходило на конференции. Если моя догадка верна, то плоскоземельство не имеет отношения ни к каким доказательствам. «Доказательства» – лишь некая общая рационализация их общественного самоопределения. И тогда понятно, почему они воспринимали как личную обиду мои аргументы против их теории. Это не просто убеждения, которые у них сложились, это – значимая часть их самих. А значит, я не могу заставить их изменить убеждения без того, чтобы они отказались от собственной личности. Все мои попытки будут обречены на провал. Как же побудить кого-нибудь усомниться в теории, да так, чтобы это не воспринималось как посягательство на его личность?

Пожалуй, стоит относиться к ним серьезно и видеть в них людей, даже если я не намерен играть с ними в их «доказательства». Пожалуй, не нужно выкладывать свои аргументы в пользу планетарности Земли, но и их аргументы требовать (или опровергать) не нужно. Лучше я предложу им разговор… о них самих. Таким образом, решил я, плоскоземельцы сделают за меня мою работу. Во-первых, это подкупает. Но кроме того, при таком подходе мы вытаскиваем на свет причины, по которым люди поверили в свою антинауку. Я отталкиваюсь от их убеждений, но моя цель – услышать, как они к этим убеждениям пришли.

Может, стоит задать вопрос, которого они прежде не слышали. Такой, на который любой ученый ответит без труда. И тогда, не пытаясь никого переубеждать напрямую, я просто буду сидеть и наблюдать, как собеседник погружается в когнитивный диссонанс и как ему становится все более неуютно от того, что он не в состоянии дать ответ.

Карл Проппер в своей книге 1959 года «Логика научного исследования» предлагает теорию «фальсификации», которая гласит, что ученый всегда старается не подтвердить, а опровергнуть свою гипотезу. Главную мысль этой теории я развиваю в книге «Научный метод»; она в том, что настоящий ученый должен быть готов менять свои воззрения с появлением новых свидетельств. Что ж, попробуем предложить людям такой вопрос: «Какое доказательство, если оно существует, могло бы вас убедить, что вы заблуждаетесь?»

Мне понравилась такая формулировка: вопрос вышел одновременно философски основательным и личным. Он касался не только убеждений собеседника, но и его самого. До сих пор я ко всем участникам конференции относился с уважением и собирался делать это впредь. Но теперь мне нужно слегка изменить тактику. Я не стану опровергать их доказательства, мы просто побеседуем о том, каким образом, исходя из этих доказательств, они формируют свои представления.

Следующая часть конференции посвящалась «работе с общественностью» (говорили о том, как вербовать новых адептов плоской Земли на улице, чтобы «пробудить людей»), и вел ее один из самых знаменитых деятелей плоскоземельства. Молодой худощавый мужчина, казавшийся одновременно сильным и уязвимым. Мягкая речь, сдержанность, очевидный интеллект. И он выглядел не просто истинно верующим: насколько я понял, часть собравшихся верила в него. Он был прирожденный лидер, и это очень кстати, поскольку ему досталась одна из самых трудных на плоской Земле задач – убеждать людей (зачастую в личном контакте) отказаться от «глобализма».

Он вмиг захватил мое внимание. Удивительно, этот человек принялся делать именно то, что пытался делать я. Я пришел на эту презентацию, чтобы лучше узнать, какими методами плоскоземельцы обращают в свои ряды. Глядишь, освою какие-то практические навыки. Докладчик начал с демонстрации видео, чтобы показать некоторые техники, к которым он прибегает, вербуя новых сторонников на уличных встречах. Его главный совет состоял в том, что беседу нужно вести спокойно. Обуздывать эмоции. Для этого, подчеркнул он, полезно отдавать себе отчет, что «глобалисты» не идиоты и не душевнобольные. Выказывать уважение. Решительно заявлять о своей вере в плоскую Землю, но помнить, что есть люди, которые «пока не готовы». Кругом так много заблудших душ, сказал этот парень. Не надейтесь побеждать всегда. «Вы столкнетесь с людьми, полностью отрицающими реальность». (Да, именно так он и сказал.)

Я поневоле улыбнулся. Тактика, которую он предлагал для завлечения новых людей в плоскоземельство, тесно соотносилась с тем методом, которым я надеялся вытаскивать их обратно. Только замените «глобалист» на «плоскоземелец», и получите канву практически всех известных мне историй о том, как люди меняли убеждения и признавали нужность прививок и реальность глобального потепления.

Дальше докладчик принялся транслировать стандартные байки «Плоской Земли»: поверхность воды горизонтальна, служащие NASA подписывают соглашение о неразглашении, все фальшивые фото астронавтов сняты под водой. Ну, такое. Но тут я заметил в его поведении сполохи гнева: речь зашла о людях, которые разделяют большинство конспирологических теорий, но плоскоземельцев считают ненормальными. Еретики? Думаю, это его и злило. Парень был из тех, кто понимает – без всяких извинений – роль, которую конспирология играет в дискурсе плоскоземельства, и, очевидно, по его мнению, субъект, считающий теракты 11 сентября делом рук американских спецслужб, а стрельбу в Парклендской школе – инсценировкой, просто обязан дойти и до веры в плоскую Землю. Затем, правда, лектор посоветовал слушателям – ради их же ментального здоровья – не доходить до той точки, когда все вокруг считаешь злым умыслом против себя. Он добавил кое-что лично о себе и своих медицинских проблемах, этого я повторять не буду.

Это выступление меня воодушевило. Именно ради такого я и приехал на «Плоскую Землю». В программе того дня дальше значились «дебаты» – между Роем Скибой и неким предполагаемым скептиком. Плевать. Мне не терпелось немедленно устроить собственные дебаты о плоской Земле! Мне позарез нужно было поговорить с этим парнем.

Я терпеливо дождался в холле окончания секции, и, когда лектор вышел – один, – я окликнул его и спросил, могу ли я пригласить его на обед (за мой счет) при условии, что за обедом мы будем спорить о плоской Земле. Мог ли он отказать мне? Конечно, далеко не каждый бы согласился, но впечатляющее выступление этого человека заронило в меня надежду, что, если обратиться к нему верным образом, он не откажет. Я честно сразу сообщил, что не верю в плоскую Землю. Что я философ, и изучаю антинауку, и даже пишу об этом книгу, и очень бы хотел с ним побеседовать. К моему удовольствию, он согласился при одном условии: пока я буду пытаться обратить его, он попробует обратить меня!

Идти нам было недалеко, поскольку мы решили пообедать в ресторане отеля. Мы сели за небольшой столик напротив друг друга. Я спросил, могу ли делать пометки во время разговора. Он не возражал и даже предложил записать всю беседу на диктофон, если мне это нужно. Я отказался – из опасения, что это помешает свободному общению. Мне не хотелось, чтобы кто-то из нас вольно или невольно принялся «играть роль», а хотелось откровенного разговора с глазу на глаз. Это устраивало моего визави. Заказав еду, мы тут же приступили к делу.

Сперва я просил его еще рассказать о его жизни. Она была к нему сурова. Имея угрожающий жизни диагноз, он жил в трейлере, но владелец земли потребовал освободить территорию, и наш герой перевез трейлер к дому своей матери. Однако владелец ее дома тоже не позволил остаться, так что трейлер пришлось продать, что было особенно обидно, так как на его покупку в свое время собирало средства сообщество плоскоземельцев. Где он живет теперь, так и осталось неясным, и я не стал уточнять.

Потом настал его черед. Было ясно, что ему любопытно, как это ученый вроде меня решил посетить конференцию плоскоземельцев. Он держался настороженно (что естественно), но притом подкупающе искренне и открыто и сразу решил задать вопрос: «Как человек, который только сейчас что-то узнал о плоской Земле, не думаете ли вы, что эта идея несколько обогнала время?» Опасаясь, что прямой ответ тут же настроит его против меня, я ответил: «Давайте вернемся к этой теме позже, когда я услышу от вас что хочу». Мы так и не вернулись к этому вопросу, что, пожалуй, хорошо, поскольку мой ответ был бы: «Нет, вы на пять столетий отстали от времени».

И мы перешли к делу. Я знал, что такого шанса, скорее всего, у меня больше не будет. Я беседовал с плоскоземельцем – умным, искренним и весьма поднаторелым в искусстве спора. Он даже нравился мне. Было бы глупо пустить на ветер те доверие и взаимное расположение, которые между нами установились, но в то же время никто не гарантировал, что мы их сохраним надолго, так что я решил начать с самого важного вопроса. «Я понимаю, – сказал я, – что ваши убеждения вполне совмещаются с теорией креационизма, но не похоже, что они основаны на вере. Ваши люди все время ищут доказательств, а значит, для ваших воззрений важны факты. Тогда какое доказательство могло бы убедить вас в том, что ваши взгляды на форму Земли ошибочны?»

Он посмотрел на меня с болью в глазах. Не думаю, что ему приходилось отвечать на такой вопрос прежде. Он поморщился, но, очевидно, принялся думать, разбирая мой вопрос. «Ну, во-первых, какой бы ни был эксперимент, я должен участвовать в нем сам. На веру я ничего не приму». Я сказал, что понимаю. Он принялся рассуждать, что, пожалуй, настоящая космическая ракета, поднимающаяся на высоту в сто километров (до воображаемой границы космоса), могла бы дать ему возможность увидеть своими глазами. Я сказал, что военные самолеты поднимаются на высоту 24 километра и оттуда уже заметна кривизна Земли, но он возразил, что картину может искажать изогнутая поверхность иллюминатора и потому уверенным быть нельзя.

Мы с минуту пожонглировали мыслью о том, каково было бы долететь до границы космоса и выглянуть в окно. Мой собеседник заметил, что в движении «Плоская Земля» его любят и, если он вернется из космического путешествия и сообщит, что больше не разделяет его идей, это будет убийственно. Многие утратят веру. И конечно, совершенно напрасно было бы думать, что когда-нибудь он сможет такое путешествие совершить.

Тогда я предложил тот самый опыт, о котором шла речь на семинаре Скибы: отойти на судне по озеру Мичиган дальше того места, откуда можно наблюдать верхний мираж, и посмотреть в сторону чикагского берега. Скажем, со 150 километров. Если мы увидим на горизонте силуэт города, выйдет, что плоскоземельцы правы; если же нет, их теория неверна. Это будет эксперимент, твердо устанавливающий истину. Но мой собеседник не согласился. Он сказал, что здесь слишком много непредсказуемых факторов: погода, водяной пар в воздухе… Я предложил ждать сколь угодно долго условий, которые он сочтет идеальными для наблюдения, но он ответил «нет»… слишком много переменных.