– Проследили за вашими лимузинами.

Фролих молчала.

– Хорошие лимузины, – похвалил Ричер. – И тактика ловкая.

– Утром пятницы все получалось особенно удачно, – подхватила Нигли.

– Но вся остальная часть пятницы оказалась так себе, – добавил Ричер. – Недостаточная согласованность действий привела к серьезной ошибке в обмене данными.

– Какой?

– У ваших людей в Вашингтоне было видео из бального зала, но их коллеги из Нью-Йорка явно запись не смотрели: Нигли не только исполнила роль женщины в вечернем платье в четверг, но и сыграла фотографа у здания фондовой биржи.

– У одной газеты из Северной Дакоты есть сайт, – объяснила Нигли. – Как и у прочих изданий, там размещен логотип. Я скачала его и соорудила пропуск для прессы. Заламинировала, проделала отверстия, протянула нейлоновый шнур через латунные люверсы и повесила на шею. Прошлась в Нижнем Манхэттене по секонд-хендам, купила старую, потрепанную фототехнику. И потом все время держала камеру перед лицом, чтобы Армстронг меня не узнал.

– Надо было составить список допущенных лиц, – посоветовал Ричер. – И проверять журналистов по нему.

– Невозможно, – отозвалась Фролих. – Запрещено Конституцией. Первая поправка гарантирует журналистам доступ на мероприятия в любое время, когда бы им ни вздумалось. Но их всех обыскали.

– Оружия у меня не было, – призналась Нигли. – Я просто ради интереса пробивала дыры в вашей системе безопасности. Но могло и быть, это уж как пить дать. При таком досмотре можно пронести хоть гранатомет.

Ричер встал и подошел к письменному столу. Открыл ящик и достал пачку фотографий. Это были профессиональные цветные снимки размером шесть на четыре дюйма. Он взял первую фотографию. На ней у здания фондовой биржи стоял Армстронг, а над его головой парила знаковая надпись.

– Нигли снимала, – сообщил Ричер. – Неплохо вышло, по-моему. Может, стоит продать в какой-нибудь журнал – компенсируете часть из потраченных двадцати тысяч.

Он отошел к кровати, сел и передал фотографию Фролих. Она стала разглядывать снимок.

– Главное – я была от цели всего в четырех футах, – подчеркнула Нигли. – Если бы захотела, могла бы легко добраться до вице-президента. Снова как у Джона Малковича, но черт с ним.

Фролих машинально кивнула. Ричер, как игральную карту, выложил следующий снимок. Фотография была зернистая – явно сделана с помощью телеобъектива, с большого расстояния и с такой высоты, что улица оказалась далеко внизу. В самом центре кадра возле фондовой биржи стоял крошечный Армстронг. Вокруг его головы шариковой ручкой было грубо нарисовано перекрестие прицела.

– Когда я говорил о половине раза, то имел в виду это, – сказал Ричер. – Я снимал с шестидесятого этажа офисного здания в трехстах ярдах от Армстронга. В пределах периметра работы полиции, но гораздо выше, чем проверяли.

– У вас была винтовка?

– Не совсем, – покачал головой он. – Деревяшка, но такого же размера и формы. И фотоаппарат, само собой. С телеобъективом. Я сделал все, как если бы действительно задумал убийство. Хотелось проверить, получится ли так добраться до Армстронга в принципе. Подумал, что если форма моей ноши будет намекать на винтовку, это привлечет ненужное внимание, поэтому взял большую квадратную коробку от компьютерного монитора и положил в нее деревянный муляж по диагонали, от верхнего угла к нижнему. Вкатил в лифт на ручной тележке, притворяясь, что груз очень тяжелый. Я встретил нескольких полицейских. На мне была вот эта одежда, но без фальшивого значка и наушника. Наверное, копы подумали, что я водитель доставки или что-нибудь в таком роде. Была пятница, и после закрытия торгов район уже затих – это меня вполне устраивало. В пустом конференц-зале я нашел подходящее окно. Правда, оно не открывалось, так что пришлось бы вырезать в стекле круг. Я сделал фотографию, но с таким же успехом мог сделать и выстрел. Как герой Эдварда Фокса. И спокойно убраться оттуда.

Фролих неохотно кивнула.

– Почему только половина? – спросила она. – Мне кажется, стопроцентное убийство.

– Только не на Манхэттене, – сказал Ричер. – Я был от Армстронга на расстоянии около девятисот футов по горизонтали и шестисот по вертикали. То есть выстрел был бы с дистанции примерно тысяча сто футов. Обычно для меня это не проблема, но ветер и восходящие потоки теплого воздуха вокруг башен превращают работу в лотерею. Ситуация постоянно меняется, каждую секунду. Воздух ходит завихрениями – то вверх, то вниз, то в одну сторону, то в другую. Гарантировать точное попадание невозможно. И это для нас, собственно, положительный фактор. Ни один грамотный стрелок не согласится работать издалека на Манхэттене. Разве что идиот, а идиот в любом случае промахнется.

Фролих снова кивнула, на этот раз с некоторым облегчением.

– Это хорошо, – вздохнула она.

«Насчет идиота не переживает, – подумал Ричер. – Тут должен быть профессионал».

– Итак, – сказал он. – Если хотите, считайте три раза, а про половину забудьте. Насчет Нью-Йорка вообще можно не беспокоиться. Этот случай не так уж показателен.

– А вот Бисмарк был показателен, – вставила Нигли. – Мы добрались туда около полуночи. На коммерческом рейсе, через Чикаго.

– Когда я звонил вам насчет музыкантов, нас разделяла всего миля, – подхватил Ричер и протянул ей еще две фотографии. – Снято на инфрапленку. В темноте.

На первом снимке была видна тыльная часть дома Армстронгов. В инфракрасном спектре цвета размывались и искажались, но фотограф, очевидно, стоял довольно близко. Различалась каждая деталь дома. Двери, окна. Фролих даже разглядела одного из своих агентов, стоявших во дворе.

– Откуда сделан снимок? – спросила она.

– С участка соседа, – ответил Ричер. – Примерно с пятидесяти футов. Нехитрый ночной маневр, несанкционированное проникновение в темноте. Стандартная пехотная тактика, тихо и скрытно. Пара собак, правда, немного погавкали, но мы обошли их стороной. Полицейские штата сидели в машине и ничего не заметили.

Нигли указала на вторую фотографию. На ней был виден фасад дома. Те же цвета, те же подробности, такое же расстояние.

– Это снимала я, с другой стороны улицы, прямо напротив фасада, – объяснила она. – За спиной у меня был чей-то гараж.

Ричер, все еще сидевший на кровати, наклонился вперед.

– Если бы планировалось убийство, у каждого из нас было бы по винтовке M-шестнадцать с подствольным гранатометом. Плюс длинноствольные автоматы. А может, даже пулеметы М-шестьдесят на треногах. Времени для установки хватило бы. Пальнули бы по первому этажу из М-шестнадцать двумя фосфорными гранатами, спереди и сзади одновременно – Армстронг либо сгорел бы в постели, либо мы застрелили бы его при попытке сбежать через окно или дверь. Атаку назначили бы на четыре часа утра. Невероятное потрясение, полная суматоха – в кавардаке легко перестреляли бы ваших агентов. Дом разнесли бы в щепки. И уйти смогли бы нормально, а потом все свелось бы к обычному преследованию беглецов, что в глуши не очень-то хорошо, но доля везения – и мы бы, скорее всего, улизнули. Вот вам еще один вариант с персонажем Эдварда Фокса.

В комнате повисла гнетущая тишина.

– Я вам не верю, – сказала наконец Фролих, не отрывая глаз от фотографий. – Это не пятничный вечер. Это снято совсем в другое время. Вас там вообще не было!

Ричер в ответ не произнес ни слова.

– Так были или нет? – спросила Фролих.

– Посмотрите-ка вот сюда, – сказал Ричер.

Он протянул ей еще одну фотографию. Снимок фотоаппаратом с телеобъективом. Она с мобильным телефоном в руке сидит у окна в квартире над гаражом и вглядывается в темноту. Ее тепловая сигнатура обозначалась в странноватых красных, оранжевых и фиолетовых тонах. Но это была Фролих. Несомненно. Казалось, фотограф находился от нее так близко, что мог дотронуться.

– Я тут звоню в Атлантик-Сити, – тихо объяснила она. – Ваши друзья-музыканты уехали благополучно.

– Хорошо, – ответил Ричер. – Спасибо, что присмотрели за ними.

Она переводила взгляд с одного инфракрасного снимка на другой и молчала.

– В общем, и бальный зал, и его родной дом – дело ясное, – сказал Ричер. – Два – ноль в пользу нехороших ребят. Но на следующий день их победа стала разгромной. Я имею в виду вчерашнее мероприятие около церкви.

Ричер передал Фролих последнюю фотографию. Обычную, не инфракрасную, снятую сверху, с большой высоты. Армстронг в теплом пальто шагает по лужайке общественного центра. Фигура освещена золотистыми лучами вечернего солнца, отбрасывает длинную тень. Вице-президент окружен толпой людей, но голова его видна хорошо. И на ней снова грубо нарисовано перекрестие прицела.

– Я засел в церкви, наверху, – объяснил Ричер.

– Церковь была заперта.

– С восьми часов утра. А я находился там с пяти.

– Там же все обыскали.

– Я был на самом верху, где колокола. На верхней ступени деревянной лестницы за крышкой люка. Лестницу я посыпал перцем. Ваши собаки сразу потеряли интерес и вернулись на первый этаж.

– С собаками работало подразделение местной полиции.

– Работало очень неаккуратно.

– Я собиралась вообще отменить это мероприятие.

– Надо было.

– Потом хотела попросить Армстронга надеть бронежилет.

– Без толку. Я бы целился в голову. День был, Фролих, чудесный. Солнечно, небо чистое, ни ветерка. Воздух плотный, прохладный. Настоящий воздух. Я был от Армстронга в паре сотен футов. Мог бы попасть ему прямо в глаз.

– А здесь Джон Малкович или Эдвард Фокс? – спросила она после паузы.

– Я убрал бы Армстронга, а потом еще три-четыре секунды стрелял бы по толпе, чтобы задеть как можно больше людей. В основном, думаю, полицейских, но прихватил бы женщин и детей тоже. Постарался бы их не убивать, а только ранить. По возможности в живот. Так эффективнее. Люди разбегаются, многие истекают кровью – массовая паника неизбежна. Чтобы скрыться, думаю, времени бы хватило. За десять секунд выбрался бы из церкви, а потом растворился в окрестных кварталах. Нигли ждала в машине поблизости. Подкатила бы сразу, как только услышала бы выстрелы. Так что я, скорее всего, стал бы героем Эдварда Фокса.

Фролих поднялась и подошла к окну. Уперевшись ладонями в подоконник, уставилась вдаль.

– Это катастрофа, – резюмировала она.

Ричер промолчал.

– Я совсем не ожидала от вас настолько высокого уровня, – добавила она. – Даже не подозревала, что вы прокрутите полномасштабную диверсионную операцию.

– Обычно убийцы – не самые кроткие люди на свете. А именно они устанавливают тут правила, – пожал плечами Ричер.

Фролих кивнула:

– И еще я не знала, что вы позовете кого-то на помощь, тем более женщину.

– В общем-то, я вас предупреждал, – отозвался Ричер. – Говорил же, что ничего не получится, если вам останется только сидеть и ждать, пока атака не начнется. Настоящий убийца и не подумает заранее оповещать о своих планах.

– Да, понимаю, – сказала она. – Но я представляла себе одиночку.

– В таких случаях всегда есть кто-то на подхвате, – сказал Ричер. – Одиночки бывают только в кино.

– Значит, докладу комиссии Уоррена^[9] вы не доверяете? – В стекле отразилась ее ироничная полуулыбка.

– Так ведь и вы тоже, – покачав головой, сказал он. – Ни один профессионал никогда в эту чушь не поверит.

– Сегодня я что-то мало ощущаю себя профессионалом, – сказала она.

Нигли встала, подошла к Фролих и села рядом, прислонившись спиной к стеклу.

– Обстановка, – сказала она. – Вот о чем вам нужно думать в каждом случае. Вообще, все не так уж плохо. Мы с Ричером были специалистами отдела уголовных расследований армии США. Нас учили очень многим вещам. В основном нас учили думать. Быть изобретательными. А еще беспощадными, конечно, и уверенными в себе. И куда более жесткими, чем те, с кем мы имели дело, а некоторые из них были люди очень жесткие. Так что мы нетипичный случай. Таких специалистов, как мы, по всей стране наберется не больше десятка тысяч.

– Десять тысяч – это много, – возразила Фролих.

– Из двухсот восьмидесяти одного миллиона? А сколько из них сейчас в подходящем возрасте, свободны и имеют причину заниматься подобным? Статистически доля таких на уровне погрешности. Так что не парьтесь. Ваша работа в принципе невыполнима. От вас ведь, по сути, требуется, чтобы подопечный был уязвим. Потому что он политик. Он должен работать на публику. Нам бы и в голову не пришло позволять человеку делать то, что делает Армстронг. Никогда в жизни. Для нас это совершенно немыслимо.

Фролих повернулась лицом к комнате. Судорожно сглотнула и как-то неопределенно кивнула неизвестно кому.

– Спасибо, – сказала она, – за то, что пытались поднять мне настроение. Но теперь придется о многом подумать.

– Например, о периметре, – сказал Ричер. – Охватывайте площадь радиусом в полмили, никого не подпускайте к охраняемому объекту и следите, чтобы как минимум четыре агента в любое время находились от него на расстоянии вытянутой руки – буквально. Это все, что вы можете сделать.

– Нельзя, – покачала она головой. – Подобные методы сочтут чрезмерными. Даже недемократичными. Таких недель, как эта, в ближайшие три года предстоят сотни. А четвертый год, когда срок подойдет к концу, окажется даже хуже: команда будет надеяться на переизбрание и контролировать все станет еще сложнее. Лет через семь Армстронг сам выдвинется в президенты. Видели, как это происходит? Толпы народа повсюду – от Нью-Гэмпшира и далее. Городские собрания в непринужденной обстановке. Сбор средств. Словом, полный кошмар.

В комнате воцарилась тишина. Нигли отделилась от подоконника и прошла через всю комнату к письменному столу. Из ящика, в котором лежали фотографии, достала две тонкие папки.

– Вот это письменный отчет. – Она указала на первую. – Основные моменты и рекомендации с точки зрения профессионалов.

– Ладно, – поблагодарила Фролих.

– А здесь наши расходы. – Нигли показала на вторую папку. – Все учтено. С квитанциями и прочим. Чек надо выписать на имя Ричера. Все оплачивал он.

– Ладно, – повторила Фролих.

Она взяла папки и прижала их к груди, словно хотела от чего-то защититься.

– И еще. Не забудьте об Элизабет Райт из Нью-Джерси, – добавил Ричер. – Для нее потребуется кое-что сделать. Я сказал, что в качестве компенсации за пропуск недавнего приема ее, вероятно, пригласят на празднование инаугурации.

– Ладно, – повторила Фролих в третий раз. – Празднование так празднование. Поговорю об этом кое с кем. – Она замолчала и несколько секунд стояла не шевелясь, а потом еще раз произнесла: – Это катастрофа.

– Не корите себя, – сказал Ричер. – Ваша работа действительно просто невыполнима.

– Джо говорил то же самое, – кивнула она. – Говорил, что в таких условиях девяносто пять процентов успеха надо считать триумфом.

– Девяносто четыре процента, – поправил Ричер. – С тех пор как Секретная служба взялась за охрану, потерян один президент из восемнадцати. На неудачи падает шесть процентов. Не так уж плохо.

– Девяносто четыре или девяносто пять, – сказала она, – это не так уж важно. Думаю, Джо был прав.

– Насколько я помню, Джо во многом был прав.

– Вице-президента, впрочем, мы еще не теряли, – проговорила Фролих. – Пока.

Она сунула папки под мышку, фотографии сложила на письменном столе стопкой, аккуратно ее выровняла и положила в сумку. Затем окинула взглядом все четыре стены номера, словно хотела запомнить все в мельчайших подробностях. Маленький отрешенный жест. Кивнула, ни на кого не глядя, направилась к двери.

– Мне пора, – объявила она.

Фролих вышла из комнаты, тихо закрыв за собой дверь. Какое-то время в номере царила тишина. Потом Нигли встала у изножья одной из кроватей, зажала в ладонях манжеты джемпера и, вскинув руки над головой, потянулась. Откинула голову назад и зевнула. Волосы каскадом рассыпались у нее по плечам. Край джемпера задрался, обнажив крепкие мышцы над поясом джинсов. Живот напоминал панцирь черепахи.

– Ты все еще хорошо выглядишь, – сказал он.

– Как и ты во всем черном.

– Ощущение, будто на мне униформа, – признался он. – Пять лет прошло, как в последний раз ее надевал.

Нигли опустила руки. Пригладила волосы, поправила джемпер.

– Ну что, мы закончили? – спросила она.

– Устала?

– Не то слово. Выложились по полной, вдобавок испортили бедняжке весь день.

– Что ты о ней скажешь?

– Она мне понравилась. Как мы оба и сказали, такая работа в принципе невыполнима. И в целом я считаю, что у нее неплохо получается. Вряд ли кто-то справился бы лучше. Кажется, Фролих и сама так считает, просто ее раздражает, что она вынуждена довольствоваться девяноста пятью процентами вместо ста.

– Согласен.

– Кто этот парень Джо, о котором она говорила?

– Ее бывший.

– Ты его знал?

– Это мой брат. Они встречались.

– Когда?

– Расстались шесть лет назад.

– Что он за человек?

Ричер опустил голову. Не стал настоящее время исправлять на прошедшее.

– Такой же примерно, как я, только чуть культурнее, – сказал он, глядя в пол.

– Возможно, ей захочется, чтобы и ты с ней встречался. Культурность не такая уж добродетель, ее часто переоценивают. А девушке всегда интересно собрать полный набор.

Ричер ничего не ответил. В комнате стало тихо.

– Пожалуй, отправлюсь-ка я домой, – объявила Нигли. – Обратно в Чикаго. Вернусь в реальный мир. Но признаюсь, было приятно снова работать с тобой.

– Врешь.

– Нет, правда, я серьезно.

– Тогда не торопись. Ставлю десять баксов: не пройдет и часа, как Фролих вернется.

– Чтобы позвать тебя на свидание? – улыбнулась Нигли.

– Нет, – покачал головой Ричер, – чтобы рассказать нам с тобой, в чем ее настоящая проблема.