Убедившись, что собаки ушли уже далеко и возвращаться явно не собираются, Гретхен спустила кота на траву и сама села рядом – все-таки следовало унять волнение перед тем, как двигаться дальше. «Какие они страшные, эти собаки! Страшные и гадкие!» Она допила воду из фляги, медленно, одну за другой вытряхнула на траву зачем-то две последние капли, после чего поднялась на ноги. Все же надо было поторапливаться, чтобы добраться до города засветло, – вопреки полной неизвестности, окутавшей ее будущее, Гретхен почему-то была уверена, что в этом случае сразу же сможет обзавестись ночлегом и ужином.

После отдыха корзина, несмотря на изрядно уменьшившееся количество еды, неожиданно показалась девочке словно бы потяжелевшей – она приподняла ее руками и тут же поставила на землю вновь: «Как я только дотащу все это – а ведь еще и кота сюда придется прибавить!.. – произнесла она с отчаянием, – Так можно и не поспеть до вечера…» Гретхен вздохнула жалобно и в этот момент услыхала, как кто-то произнес совсем рядом странным, растягивающим гласные звуки голосом:

«Ну, поло-ожим, кота-то можно и не держать в корзине, да-а… вполне спосо-обен своими четырьмя ла-апами топать, вполне, ей-ей… так-то ему лу-учше даже…»

Гретхен вздрогнула и оглянулась – но вокруг по-прежнему не было ни души. Лишь Тимофей сидел в двух шагах за ее спиной, обернув белый хвост полукругом вокруг лап и по-лошадиному поводя ушами.

«Кто здесь? – пробормотала девочка в изумлении, – Кто это говорил сейчас?..»

Никто не ответил. Тимофей внимательно смотрел на нее зелеными миндалинами своих глаз.

«Ты что ли, кот?»

Кот чуть вытянул вперед лапы, потянулся слегка, затем вернулся в прежнюю позу: «Ну, да-а, я… кто же еще, как не я… и чего ты так смотришь, что тут такого?.. первый раз встретила, что ли?.. давай-ка лучше – собирайся побыстрее… нам еще идти черт-те сколько…»

При всей необычности происходящего, ворчливые интонации кота показались Гретхен настолько естественными для его всегдашнего характера и знакомыми, что, забыв изумление, девочка нечаянно улыбнулась:

«Так ты умеешь говорить, оказывается!?»

«Ну, да-а, умею… что в этом тако-о-ого… поди, не велика мудрость!»

Кот поднял правую лапу, чтобы почесать ухо, но на полдороге, по-видимому, передумал и так и остался сидеть с приподнятой лапой и разведенными в стороны коготками.

«И раньше умел, да?»

«Конечно. И раньше умел. – Тимофей самодовольно поднял голову, – Что ж я – с твоим семейством шумным да болтливым столько лет в одном, считай, доме – и по-вашему лепетать не выучусь? Вот ты посиди на мельнице хотя б один августовский день с утра до ночи – послушай, как крестьяне с твоими братьями рядятся! Тут уж и стропилам деревянным впору говорить научиться… тем более мне, отпрыску, как ни кинь, древнего и уважаемого во всей округе кошачьего рода!.. Мой дед, если хочешь знать, – это именно тот знаменитый кот, что избавил от крыс подвалы вашей церкви Святого Духа!.. А другой мой предок, весьма, впрочем, далекий, сопровождал сеньора нашей деревни в крестовом походе и даже побывал на Кипре… Говорят, с тех пор большинство кошек там рыжие с белыми пятнами на лапах – той же масти, что и этот мой предок… Да я… – кот наконец вернул свою правую лапу на место, – я, если хочешь знать… я и по-лошадиному даже… понимаю… немного… и по-коровьи вполне!..» («И по-собачьи» – сходу решил уже было соврать Тимофей, но все же вовремя остановился, вспомнив, должно быть, недавнюю неприятную встречу во всей ее красе).

«Но почему же ты… молчал до сих пор? Я ведь ни разу не…»

«… Не слышала от меня человеческой речи – это ты хочешь сказать, не так ли?»

«Да, но…»

«Вот тебе и но: чего говорить словами, суди сама, коли я всякий раз твой ответ наперед знаю…»

Гретхен вновь улыбнулась – ворчание кота показалось ей очень милым и, по большому счету, добродушным:

«Коли так, зачем же ты сейчас заговорил?»

«Зачем, зачем… затем!.. – Тимофей легонько пошевелил лапой лежавший рядом небольшой камушек, – Затем, что вижу: тебе без моей помощи – никак. Не дотащить корзину, и все».

Гретхен согласно кивнула:

«Не дотащить, верно. Но почему же ты не захотел помочь мне раньше? Видел же, что я с самого утра с этой корзиной мучаюсь…»

«Не захотел почему? Глупая девочка… А ты сама вот подумай-ка… а?.. пошевели мозгами, коли на то способна…»

Гретхен нахмурилась.

«Не знаю… нет, я, правда, не знаю, дорогой кот… но мне действительно ничего в голову не приходит…»

«Оно и не мудрено! – в голосе Тимофея явственно послышались нотки раздражения и застарелой обиды, – Когда такое было, чтобы кто-нибудь из вашего семейства вдруг да о коте задумался! Ну, что ж… раз уж у тебя не получается, я, так и быть, подскажу немножко…»

Тимофей выпрямился и обвернул хвостом свои лапы так же точно, как и в самом начале их беседы:

«…вспомни-ка, к примеру, когда ты – не кто-нибудь вообще, а именно ты, Гретхен, – совершила бы для меня, кота Тимофея, что-нибудь доброе, полезное что-нибудь?.. а?»

Гретхен вновь нахмурила было лоб, однако уже миг спустя лицо ее озарилось радостной улыбкой:

«Да, да… конечно же, я вспомнила, дорогой Тимофей… я вспомнила, и это, право, было не так уж сложно – ведь не далее, как полчаса назад, я помогла тебе спастись от этих ужасных собак, готовых разорвать тебя на кусочки… и мне едва не пришлось с ними драться…»

Кот самодовольно кивнул:

«Конечно, конечно… впрочем, тебе все же не следует переоценивать значение твоей помощи – вне всякого сомнения, коли дело дошло бы до всамделишной драки, от этих плешивых ублюдков не осталось бы и мокрого места!.. Но, как бы то ни было, я рад, что не пришлось в этот раз поработать когтями, – и за это действительно тебе благодарен…»

Гретхен хотела ответить, но кот не дал ей, продолжив свою речь:

«…таким образом, ты оказала мне небольшую услугу, и я как благородный кот не заставил тебя долго дожидаться взаимности. И, чтобы тебе окончательно все стало ясно, я задам теперь последний вопрос – вспомни-ка, бывало ли что-либо подобное прежде? Защищала ли ты меня, когда твои племянники на Пасху кидали в меня камнями? Или когда твой брат, вернувшись домой во хмелю, помнится, ни за что пихнул меня ногой так, что я отлетел к самой стенке и пребольно зашиб лапу? Помнишь, как я хромал потом неделю целую? Твоя младшая невестка еще смеялась над этим так, словно бы у нее щекотали под мышками… Не помнишь? Еще бы – ведь это не самые интересные вещи на свете, не так ли?»

Девочка почувствовала, что краснеет. По всему выходило, что Тимофей был прав и за годы жизни под одной крышей Гретхен действительно ни разу не сделала специально для него ничего доброго. Да и вообще не слишком интересовалась котом.

«Прости меня, милый кот… я, должно быть, была несправедлива к тебе!.. но я ведь и не обижала тебя никогда, правда?..»

«Никогда, правда», – кот вспомнил, что так и не почесал ухо, вновь поднял правую лапу, наклонил голову набок и с наслаждением принялся за дело. Закончив, он вернулся в свою прежнюю торжественную позу и, как ни в чем не бывало, продолжил:

«Никогда. Поэтому я и стал с тобой разговаривать. Говоря честно, я бы и раньше не преминул перекинуться парой фраз с тобой на твоем языке, – если бы ты спросила меня о чем-нибудь, я бы ответил. Но ты ведь не спрашивала никогда… А самому мне начинать разговор не пристало: я, как ты знаешь, благородный белый кот!..»

«Какая же я глупая! – подумала про себя Гретхен, – Могла бы уже давно подружиться с котом, а вместо этого лишь сокрушалась безо всякого толку… теперь, однако, когда все разъяснилось, стоит держать себя с ним по-другому…»

Но Тимофей так и не дал ей додумать эту мысль до конца – решив, что настало время продолжить путь, он поднялся на четыре лапы и, махнув несколько раз хвостом из стороны в сторону, шагнул к корзине.

«Ну как – дотащишь?»

Гретхен пожала плечами:

«Кабы знать, далеко ли еще до города…»

«Уже не очень. Если не будем останавливаться без причин, пререкаться, есть сыр или ловить мышей, то часа через три дойдем вполне – но это, повторяю, если не останавливаться и не отвлекаться на разные пустяки».

«Но откуда ты все это знаешь? Разве тебе случалось бывать в городе, Тимофей?» – кот не переставал удивлять Гретхен. На сей раз своей осведомленностью. Сама она до сих пор не была в городе ни разу – отец лишь обещал когда-нибудь взять ее с собой на ярмарку. Обещал, но всякий раз откладывал исполнение обещанного до следующего случая…

«Откуда, откуда, – ответил кот в своей обычной ворчливой манере, – Разумеется, знаю. Или ты думаешь, что я кроме мельницы да вашего дома ничего на свете не видывал?»

«Но ведь ты всю жизнь у нас, на наших глазах… когда же ты мог побывать в городе?»

Тимофей посмотрел на девочку через плечо:

«Милое дитя, до чего же ты наивно еще и не знаешь жизненных обстоятельств! Неужели же ты думаешь, что мне, бывалому и уважаемому коту, надо непременно везде побывать самому… словно бы не существует иных источников сведений… Знай же, что я, хоть и не бывал в городе прежде, имею весьма обстоятельные о нем сведения. Так, многое я почерпнул из длительных и неторопливых бесед с котом нашего священника. Этот старый черный кот исключительно умен, образован и достаточно повидал на своем веку. К тому же он является нашим свойственником, и потому нет причин сомневаться в его искренности. Кроме того, своими рассказами о путешествии в город делился со мною и кот деревенского кузнеца. Однажды он случайно заснул в телеге своего хозяина и благодаря этому обстоятельству оказался в городе, на ярмарке».

При этих словах Гретхен опять стало грустно – она, конечно же, была знакома и со священником, и с тем кузнецом, о котором говорил Тимофей. Вспомнив их, она тут же вспомнила и дом своего отца, от которого они удалились уже изрядно и в который, как видно, ей уже не суждено будет когда-нибудь вернуться.