Первая книга похода

АСТРАХАНЬ

Вот имена начальников, стоявших в Астрахани: Сухой Федот, начальник над плотниками из Царицына, Архип Заяц, прозванный Горелым, – он привел людей из Нарын-Худука и Улан-Хола, Моисей Черноус и брат его Багряный, Салават-мирза, начальник над башкирами, Данила Сыч, бывший тогда уже преклонных дней, Щорс, Завьялов Неназванный, Говоруха-Отрок, Еврей Гольц, Матвей Плаха – тот, что с одной рукой, Соленый, с ним Ефим Дуга и другой Ефим – Небогат; от рыбников астраханских – Евсей Калина, а также Фома Солдат и Анисим Хворый. Всего начальников семнадцать человек. Всего же людей, стоявших в Астрахани, числом было тридцать восемь тысяч – коней же двадцать тысяч, верблюдов две тысячи семьсот, упряжных животных – до восемнадцати с половиной тысяч. Стояли же в Астрахани до смерти Ленина шесть месяцев и восемь дней, а по смерти Ленина еще четырнадцать дней.

2.

По смерти Ленина на седьмой день созвал Фрунзе начальников астраханских и обратился к ним, говоря: «Вы, сталь от стали и кровь от крови, – Вы, радость и отмщение народа Земли, – одежда ваша из кожи, оружие ваше у пояса вашего, легок шаг ваш, узок ваш след – люди ваши послушны, кони ваши быстры: кто, как не вы, однажды выйдя, – дойдет и, однажды выехав, – доедет; не пойдем ли, не отомстим ли по свету за Ленина? или мало нас? или не пускают раны дней ушедших?» И ответили начальники астраханские: так говоришь! И сказал тогда Фрунзе, говоря: до края лежит земля перед нами: Дербент и Шемаха, Асхабад и Мерв, Тебриз и Бухара – пойдем же и освободим народы гор и народы пустынь, людей рек и людей колодцев – и да будет так! И сказали ему: да будет по слову твоему и по руке твоей, веди нас! И условились о сроках – и решили призвать еще людей, помимо тех, что были с ними. И сказал Евсей Калина: «Как быть нам? Ведь могут объявиться пустые среди призванных? И нет времени у нас проверить их делом!» И стали искать пробы – и не находили; и сказал тогда Данила Сыч, бывший самым старым из них: «Пусть сделают по слову моему: пусть сварят кашевары каши по всем котлам, большим и малым, и еще пусть сварят – и как станут они солить ту кашу – пусть солят втрое против обычного, и еще пусть солят – и это будет пробой!» И воскликнул тогда Евсей Калина: «Что ж из того, старый Сыч? Какая же проба на каше?» И сказал Данила Сыч: «Вот проба: пусть каждый из призванных подведен будет той каши отведать. Коли отведает и не поморщится – пусть прилепится к обществу и будет нашим, а коли поморщится – да возвратится в дом родителей своих». И решили так, поелику Сыч был мудр и старше других начальников астраханских. И сделали по слову его, и вот пополнение, обретенное в Астрахани: четырнадцать тысяч без малого человек. А негодных на пробе было одиннадцать тысяч семьсот. Всего же людей стало пятьдесят две тысячи человек. И пришел некто и говорил, что мало упряжи разной и другого имущества, а купцы в лавках, узнав про поход, спрашивают цену впятеро против обычного, а где и больше спрашивают. И возмутился Фрунзе и сказал: «Доколе зависеть нам от прихоти златолюбивых? Пойдите же и возьмите у них то и то и ничего взамен не давайте!» И бросился народ к лавкам, и разрушили лавки, и каждый взял, чего ему не хватало; а купцов и всех слуг их связали и привели их к Фрунзе связанными, так как не знали, что делать с ними. И увидел старшина купеческий, что гнев велик и сила велика, и сказал с умыслом: «Славен будь, Фрунзе! Широкая степь – коням твоим, стрелам твоим – тугая тетива! Нам ли, малахольным, перечить пути твоему? Или слепы мы? Или вдруг рассудка лишились? Вот мы – в руке милосердия твоего: слово твое – и казнят, слово – и милуют: ничто не перечит тебе». И сказал Фрунзе: «Так говоришь!» И сказал старшина купеческий: «Уповаем на милость твою: не погубишь ты нас: без нас город, что церковь без подклети». И ответил Фрунзе, рассмеявшись: «Тщедушные! Я выступаю завтра – что мне город!» И велел казнить их водой; и вывели их на плотах и били баграми до последнего.

3.

Вот селения и города, которые взял Фрунзе: Каралат и Камызяк, Камардан и Аксарай – это в Астраханской губернии; Акколь и Аккыстау, Махабет и Балыкши – это в Области Войска Уральского, Пешной взял Салават-мирза с коня – это у моря. И подступили к Гурьеву-городку. И было перед Гурьевом тем предместье, где жили армяне, большей частью ремесленники и возчики. И укрепились они в предместье и, изготовив оружие, выслали вперед двоих, чтобы те оповестили их, – потому что не знали, что это Фрунзе. И привели их к Багряному, и сказал им Багряный, думая напугать: «Видели вы лагерь сей?» И сказали посланные: «Так, полковник! Видели мы станы киргизов, видели станы кочующих калмыков – видели и твой, полковник». И разгневался тогда Багряный и велел прогнать посланных прочь. И сделали так. Тогда велел он узнать, что в предместье, и донесли ему, – что тихо и не оставляют жители укреплений своих; и сказал тогда Багряный себе: «Что толку уговаривать их? Пойду и возьму их силой руки, как взял Салават-мирза Пешной, что у моря, и буду славен!» И выехал он перед лагерем и велел трубачам играть атаку. И был один человек, по имени Тимофей Пакля, вышел он перед строем своим и сказал Багряному: «Что творишь!» И разгневался тогда Багряный и покраснел лицом своим, но, сдержав гнев свой, сказал: «О чем судишь ты? Или не веришь ты начальнику своему? Иди же в строй свой, малахольный!» И замахнулся на него своим оружием, но не ударил. И сказал тогда Пакля: «Что ж губить нам братьев наших – работников и ямщиков?» И ропотом отозвались слова его. И увидал тогда Багряный, что сомнения произвели слова сии, и стал тогда теснить говорившего конем своим, говоря: «Что мелешь ты? Будто не слышал, что сказали о нас люди эти? Будто не слышал, как насмехались они, говоря: «Вот новые разбойники степи – на смену старым. Одолели мы прежде тех – одолеем и этих!» И, подняв над головой оружие свое, велел идти на предместье.

4.

И была атака, и была другая – и многих поразили у Багряного армяне, потому как сражались за дома свои. И приблизились тогда к Багряному некоторые из старших его и сказали: «Стоит ли атаковать укрепившихся вновь и вновь? Не лучше ли, дождавшись прочих, взять их правильной осадою? Сбережем этим людей наших!» Но прервал их Багряный, сказав: «Близорукие! Или неведомо, что скажет старый Сыч? Или милее кому из вас плеть его сотников? Или забыли уже, как Салават-мирза смеялся над вами давеча?» И велел идти вновь – и исполнились бойцы стыдом великим и бились дотемна, прежде чем вошли в предместье, – и после того резались по улицам его, пока оставалась в нем хотя бы одна живая душа, – тогда лишь отдали его огню.

5. ГУРЬЕВ

К утру подошел с прочими Фрунзе и стал против Гурьева лагерем. Был Гурьев укреплен изрядно – стоял там гарнизон сильный, частью из казаков, частью – драгун, и был при пушках. Старшим над ними был полковник Родченко и при нем – немец Вольф, фортификационный мастер. Раз поднялись они на укрепления городские и увидели лагерь перед собой – огни и людей множество. И сказал тогда Родченко: «Вот – сила немалая против нас: станешь считать огни и собьешься!» И усомнились тогда люди его, бывшие с ним: «Одолеем ли силу? Вон горят предместья города этого!..» И сказал Родченко: «Что в силах тóлпы гикающие против регулярного строя? Подобны они морю безмысленному – накатываются на камень берега без страха, но после откатываются без печали прочь, не сдвинуть им камня, как и камню не догнать их в море!» И велел усилить посты.

6.

И донесли Фрунзе, как брал Багряный предместье, и исполнилось гневом сердце его – призвал он тогда Багряного, а с ним людей его, перед прочими начальниками астраханскими и обратился к нему в ожесточении: «Что сделал ты, недалекий? Зачем истребил ты братьев наших, ремесленников и возчиков? Или провинились чем они? Или мало страданий нес им удел их? Что скажешь теперь в оправданье свое?» И склонил тогда голову Багряный и сказал, оправдываясь: «Один разве я в отряде моем? Разве не первый лишь я среди равных товарищей? Или разума были лишены все опричь меня? Или слово молвить не в силах?» Но выступил тут Тимофей Пакля, бывший при этом, и сказал перед собранием Багряному: «Заслонит ли нам взор человек сей? Или лгать ныне дозволено всякому?» И спросили его тогда, и сказал он, как Багряный давил его конем перед прочими. И допросили людей Багряного, всего четырнадцать человек на выбор. И показали на слова обличающего все как один, на слова же Багряного не показал ни один из них. И решили тогда начальники астраханские: быть Багряному низвергнутым из водителей отряда своего, и хотели даже изгнать его прочь, наказав плетьми, да вступился Моисей Черноус – и решили умериться. А над прежними людьми его поставил Фрунзе Тимофея Паклю, дав ему Кривого Алатая в помощники. И закончили суд на этом и разошлись к кострам.

7.

И приступили к Фрунзе близкие его и просились штурмом взять Гурьев. Тогда сказал им Фрунзе, думая удержать: «Силен город этот – вон пушки на насыпи, многие числом. Надо ли лить кровь понапрасну?» Но ответили ему пришедшие: «Не затем ли пришли мы сюда?» И сказал он тогда, усмехаясь: «Будь по-вашему, но пожалеете!» И распорядился о приступе, не откладывая. И как пошли в атаку – увидел Родченко с высоты стен городских, что идут они кучно, и дал знак артиллеристам, чтобы стреляли шрапнелью, и многие легли тогда под стенами Гурьева. И увидел Черноус, что захлебывается приступ, выхватил шашку и стал стыдить бегущих от стен – но тщетно: велик был уже страх штурмующих, и не было силы их уговаривать. И подступили к Родченко в его черед старшие из бывших под ним и просились на вылазку, говоря: «Что не догнать бегущего и не добить показавшего спину!» И согласился Родченко, и велел вывести казаков перед укреплениями города. И донесли Фрунзе, что одолевают Черноуса, и призвал он тогда Щорса и Соленого и велел идти на помощь. Но прежде чем вывели они людей своих в поле, явился Салават-мирза с башкирами и, указав на казаков бойцам своим, воскликнул: «Вот вам противник достойный в руки ваши: кони его хороши и оружие хорошо – возьмите и будет добычей вам!» И завязался бой, и резались крепко.

8.

Вот имена сражавшихся под укреплениями Гурьева: Соленый одолел Роттенберга, Ухан одолел Илловайского, но после пал от Гурды. Гурда же достал Щорса саблей, однако не насмерть. После Щорс наехал на адъютантов Родченко и порезал их немало, уже раненый; однако сам не уберегся – есаул Коноваленко пронзил его пикой. Также Гурда искал, с кем сразиться, и поехал на Хворого Анисима – долго рубились они: то один одолевал, то другой, пока не сломался у Хворого клинок. Посмотрел Хворый вокруг и не увидел, кто мог бы ему помочь; тогда ударил он своего коня шпорами и смял Гурду к земле. И сам повалился рядом, зарубленный насмерть. Также погиб Моисей Черноус – ему пришлась шальная пуля и спасла от позора. И сообщили Багряному, что погиб брат его, и подумал он в обиде: «Чего ждать мне теперь, когда единственный заступник мой мертв?» И послал он к нескольким друзьям своим по прежним делам, и собрались они и ушли в степь. Прочие же решили, что Багряный ушел к городу мстить за брата, и не стали ему препятствовать.

9.

И стали одолевать казаков, и увидел это Родченко, и сам выехал в поле с драгунами. И завязался бой с новой силой – и утомился Данила Сыч в рубке, и сказал, обратившись к отрокам своим: «Верно, пришли дни старости моей – мочи нет рубиться против прежнего! Глаз еще цепок, да немеет рука уже – что пользы от того для дела ратного!» И вывели его отроки из боя и отвели прочь – тогда слез старый Сыч с коня и, опустившись на траву, закрыл руками лицо свое. И донесли Салават-мирзе, что ищет Родченко Фрунзе, чтобы сразиться с ним, и просил он указать ему место, где Родченко, и сделали по слову его. И выехал Салават-мирза перед ним и крикнул: «Вот я – мой конь и шашка моя. Меня ли ты ищешь?» И спросил Родченко: «Ты Фрунзе?» И ответил Салават-мирза: «Да, это имя мое – так зовут меня». И сказал Родченко: «Пусть рука нас рассудит – один на один, одолеешь ты – твой будет Гурьев, одолею же я – прочь уйдете в степь». Отвечал Салават-мирза: «Пусть так, полковник» – сам же думал: «Что в том нужды – я возьму верх – так и будет, ну, а коли мне не судьба – кто-нибудь иной придет мне на смену». И съехались они и стали биться, и рассек Родченко Салават-мирзе лисью шапку башкирскую, и было бы хуже того для Салават-мирзы, да спасла звездочка литая эмалевая – зацепился клинок. Вскричал тогда Салават-мирза криком сердца своего и ударил Родченко пикой, целясь в коня его, – но промахнулся и лишь поранил бедро ноги его – пику же Родченко перерубил шашкой своей. И стали рубиться они шашками – наотмашь, искрами осыпая вокруг себя, и отсек Салават-мирза Родченке край одежды его, где заговоренная ладанка, – и не заметил Родченко этого, потому как был разгорячен боем и глядел лишь на врага своего. И съехались они вновь, и прежней яростью наполнились сердца их – достал Салават-мирза правого плеча Родченки, и выронил тот шашку из руки своей и думал уйти прочь, да не удержался в седле. Набросил тогда Салават-мирза на него аркан и повел кругом коня своего, надеясь опутать. Сам же думал: «Приведу связанным полковника в лагерь наш, это ли не победа?» И понял тогда Родченко, что не уйти ему от судьбы своей, и рассек кинжалом жилы на горле своем, чтобы избежать плена.

10.

Как пал Родченко, велел Салават-мирза людям своим отсечь голову его и выставить на пике как бы на манер знамени. И сделали так, и увидели защищавшие город, что пал их начальствующий, и смутились сердца их – и дрогнули их ряды, и побежали они к городским стенам. Некоторые же думали: «Что толку возвращаться в Гурьев на милость побеждающим! Добром ли обернется?» И малыми отрядами уходили в степь. И вступили в город осаждающие – на плечах врага; и бились на улицах его, хотя и недолго – вскоре взяты были батареи, затем арсенал и прочие места опоры – и после уже затихли звуки боя на улицах города этого. И велел Фрунзе разыскать плотников и сделать помост на центральной площади городской и скамьи возле помоста, – чтобы было где творить суд. И сделали по слову его, и собрался на площади народ городской и народ, пришедший под знаменами, – и привели плененных в бою, чтобы те ждали судьбы своей. И пришел Фрунзе, а с ним начальники астраханские, кроме павших при штурме и кроме Багряного, ушедшего в степь. И сказал Фрунзе пришедшим на площадь: «Вы, дети свободы первородные! Вот – свобода ваша отныне рукою моей! Да не посмеет вовеки никто пресечь ее, ибо будет повержен волею вашей и руками вашими!» И радовались люди на площади – и угощали друг друга вином и немногим хлебом, бывшим в городе. И приведен был некто, и говорили про него, что грабил дома жителей города этого; и спросили его судьи, что брал он из домов, и сказал допрашиваемый, что брал золото и украшения женщин – и сверх того не брал ничего. Тогда стали решать судьи – как быть с ним, и решили приговорить его к отсечению рук, и спросили Фрунзе, сделать ли так. И сказал Фрунзе, говоря: «Беда ли в том – у вора вор украл песку степей? Хоть бы и все золото города этого взял, что тогда?» И велел лишить его мужского естества потому, что крал украшения женские, и сделали по слову его. После приведен был другой, грабивший провиант защитников городских. И спросил Фрунзе у судей, как быть с ним. И сказал один: горе ему, он покушался на то, что ныне в руках войска нашего. И сказал другой: достоин пощады человек этот, ибо он ослаблял противника нашего. И спросил тогда Фрунзе у Соленого, почему пал Гурьев перед рукой его. И ответил Соленый без умысла, что, верно, правда легла на сторону осаждающих, хоть бы и стояли крепко противоборствующие им. И сказал тогда Фрунзе судьям и народу, бывшему на площади: «Слышали вы, что сказал человек этот? Вот причина победы нашей и побед, бывших прежде, и тех, что обретем мы во дни грядущего, – где здесь о провианте?» И велел высечь вора перед собранием. И спросил тогда Ефим Дуга, бывший старший над судьями, как поступить с жителями городскими, и ответил Фрунзе, что прощает всех во имя свободы, наступившей вовеки. И призвал вступить под знамена его, и стали жители делать по слову его, кто и хотел – но набралось их числом немного, не более двух сотен. После приведен был на суд немец Вольф, фортификационный и артиллерийский мастер, взятый в бою. И спросил его Фрунзе: «Какая служба была ему у Родченко?» И ответил немец Вольф, что был призван как изучивший науки артиллерийских и фортификационных дел – начальником над крепостью и батареями. И спросил тогда Фрунзе: «Что за науки ты изучал, тщедушный?» И ответил ему ожидающий суда его: «Науки оборонять крепости малым числом людей и науки разрушать крепости штурмом либо правильною осадой, о вождь степей». И спросил тогда Фрунзе: «Какому же войску годятся твои науки, мастер?» – «Это без разницы, о начальствующий над полками; каждому случаю свое наукой предписано. Всегда есть правильная тактика и школа». И задумался Фрунзе. И, увидев это, сказал немец Вольф, ободрившись: «Дозволь мне еще сказать, начальствующий над войском степей, – резонно ли людям твоим, взяв в городе пушки и все припасы к ним, нужные для обхождения, брезговать словом стратегии: позволь быть при пушках и впредь». И расхохотался тогда Фрунзе громоподобно: «Пусть будет по-твоему, мастер!» И велел бросить в реку пушки, пленного же перед тем привязать к одной из них по его выбору.

11.

В тот же день донесли Фрунзе, что нет нигде Багряного. Люди же, бывшие при нем, показали, что видели, как он с немногими ушел в степь – во гневе великом. И призвал тогда Фрунзе Фому Солдата и сказал ему так: «Слушай, Фома, слова скорби сердца моего – все вы дети мне, дети возлюбленные; трещиной сердца мне проступки ваши – быть ли мне строгим либо великодушным теперь? Кто разрешит мне? Кто укрепит меня? Отправляйся, Фома Солдат, разыщи ослушника собрания – пусть вернется он, не помня мерзости своей, – пусть снова станет среди рядов наших, никто не упрекнет его впредь памятью заслуг минувшего: если же по нраву ему упорствовать в деле своем, – то пусть скитается в страхе, словно суслик степей, и нет ему нигде убежища – до самой смерти его, ибо достанет его рука моя от Астрахани до Андижана и от Оренбурга до Тебриза в земле Персидской». Так сказал Фрунзе, и отправился Фома Солдат по слову его; и прошло восемь дней и пришло известие, что погиб он от руки кочующих киргизов, и немногие вернулись из бывших с ним. И спросил тогда Фрунзе вернувшихся, видели ли те Багряного, и сказали они, что видели. И спросил он тогда, не было ли слова для него, и сказали в свой черед, что да – насмехался Багряный над ним и над людьми его, Фому же Солдата называл падалью овечьей, удобряющей степь. И исполнился тогда Фрунзе гневом сердца своего, и велел искать охотников привести Багряного мертвым или живым, – нашлось таких немало. И отправились они по степи, откуда пришли люди Фомы Солдата. И не было их четырнадцать дней – после воротились они с головою Багряного: удачливым же из них был Ефим Дуга, разыскавший его со слов перегоняющих овец и пронзивший его стрелою в затылок, пока тот охотился и не было рядом отроков его.