«Передвигают по столам тарелки…»

 
Передвигают по столам тарелки.
Стук ложек. Чавканье. Неровный гул.
Плакаты драные. На дрянный стул
Валю пальто. На платье у соседки
Гляжу – затейливый узор приметив.
Уродства не сокроют тонкие отделки.
Я быстро ем, в лад темпам пятилетки
И ухожу, внимания не встретив.
 

1931 июнь 5-6

«Я проходил аллеями…»

 
Я проходил аллеями
Сумерки нависли
Казались лиходеями
Навязчивые мысли.
 
 
Топтал ногами травы,
Что были при дороге.
Корил дурные нравы,
Раздумывал о Боге.
 
 
Деревья шелестели,
Трепетали листики,
В никудышном теле –
Изобилье мистики.
 

1931 июнь 18

«Посмотришь со стороны…»

 
Посмотришь со стороны
Влюбишься необычно,
Друзья поражены,
Самому не привычно.
– Как можно без причин,
Без причин не понятно,
Но даже маленькая
Личин-
ка
и та
приятна.
 

1931 июль

«Большая горбатая жаба…»

 
Большая горбатая жаба
На камне сидела.
 
 
Травы шумели.
В речонке журчала вода.
 
 
На солнце темнело
И нежилось тело.
 
 
Весело было.
Пелось, как никогда.
 
 
Раздулася жаба,
Мух глотала.
 
 
Обмывало камень
Водой проточной…
 
 
Но ещё не мерещилось,
Не пугало
 
 
Кружево дней
С червоточиной…
 

1931 июль 26

«И бранных слов ты не услышишь…»

 
И бранных слов ты не услышишь
В минуты гнева и несчастья.
Но будешь подыматься выше
Высокомерного участья…
 
 
Со временем, считая годы,
Ты удивишь своих потомков,
Костюмом, вышедшим из моды,
И пребыванием в потёмках.
 

1931 июль 27

«Билося сердце…»

 
Билося сердце –
боем
За будущее
страх.
Мне оборвали
в трамвае
Пуговицы
на штанах.
Две девушки
засмеялись
Плакать они
не должны
Я выбежал
из трамвая
Поддерживая
штаны.
Нёсся
от остановки
Ветер в ушах
свистел,
А там,
где люднее
было
Я плёлся
в самом
хвосте.
В наше
кипучее время
Все говорят
о делах.
Сны бы мои
оборвали,
Чем пуговицы
на штанах.
 

1931 июль 28

«Тебя любили до поры…»

 
Тебя любили до поры
До времени, покуда
Не изнывали от жары
Весёлости и блуда.
 
 
Затем сама любила ты
Свои неверные мечты,
Плотские желания
Пустое прозябание…
 

1931 август

«Висит невзрачная афиша…»

 
Висит невзрачная афиша.
Я слышу хохот за стеной.
То собралися: дядя Миша,
Киномеханик и немой.
 
 
– Мы пьём… садися между нами,
Да подбодри себя винцом,
А закусить можешь грибами,
Либо солёным огурцом.
 
 
«Собачий вальс» на пианино
Киномеханик и немой
Играют в три руки. «Картина» –
Быть обещает трюковой.
 
 
И пляшет сторож… Я не знаю
Когда апатия нашла –
Я мир особый различаю
Из-за гранёного стекла.
 

1931 сентябрь 12

Трилогия

1.

 
– Вы слишком субъективны,
Молодой человек,
Мне ваши речи противны
Словно весенний снег.
 
 
–Но разве я прежде глумился,
Над теми, кто одинок.
Вместе со мной родился
И подрастает Бог.
 
 
–Готовится пышная встреча
На древний, библейский манер.
Будем мы с Богом весь вечер
В парке гулять, например.
 
 
– С ума вы сошли, вероятно.
Откуда подобная прыть?
– Знаете, ждать приятно!
И скептику – нечем крыть.
 

1931 июнь

2.

 
Ты живёшь одиноко в саду,
Поливаешь из лейки цветы.
Я под вечер к тебе приду.
Как обрадован будешь ты.
 
 
И малиной меня угостишь
Сам повыберешь червяков.
Поглотит нас извечная тишь
Вместе будет смешно и легко.
 
 
На работе из дружеских слов
Примененье себе найду.
Вечера я с Тобою готов
Проводить в нашем райском саду.
 

1931 август

3.

 
Неизвестный стоит над душой
И твердит: – хорошо, хорошо…
 
 
Очень много неверных дорог.
По которой – придёт Господь Бог?
 
 
Неизвестно ни мне, ни тебе.
Пропадёшь ты в неравной борьбе,
 
 
Сам свернёшь по ошибке с пути,
Знать до сада тебе не дойти.
 
 
И досада стеснит твою грудь
И появится тайная жуть,
 
 
Пропадёт бестолковая прыть
И земное ты станешь любить.
 
 
Слишком мелкий пошёл народ
Он без веры спокойно живёт.
 
 
Не пора ли тебе отдохнуть?
Вряд ли правилен избранный путь.
 
 
Отдыхать, милый мой, хорошо…
Неизвестный стоит над душой.
 

1931 октябрь

«Здесь как всегда…»

 
Здесь как всегда
одно и тоже
И мысль одна,
А вечерами
скука гложет,
Гибель – видна.
 
 
Всё те же тени
скрывают стены,
Всё та же темь
И впереди
нет перемены,
И новых тем.
 
 
Здесь не живёт,
а существует
Влачит свой век
Впрок тайно
мысли
маринует
Свободный человек.
 
 
Людей весёлых
избегает
Им смех забыт,
Давно не слышит
и не знает
Весь век молчит.
 
 
Повсюду чужд
и безучастен
Из года в год
Веленью сердца
он подвластен
А сердце лжёт.
 

1931 декабрь

Письмо Булавиной
(Из романа «Анатолий Заумный»)

 
С тобою вовсе нету сладу,
Я думала, что ты придёшь,
У нас собралась молодёжь,
Ты мог бы прочитать балладу
О неизвестном Двойнике.
 
 
Я записала в дневнике,
Что ты ленив и неподвижен,
Что некому тебя толкать.
Твоим привычкам потакать
Привыкли… Если ты обижен,
Я вычеркну свои слова.
 
 
Мне жаль. Такая голова
Должна пропасть. Иные люди
Связать не могут пару слов,
Но им оклад большой готов,
А что, скажи, с тобою будет,
Когда ты пишешь ерунду,
Я буду нынче откровенна.
 
 
Весь день в туманах и в бреду, –
Но ведь должна быть перемена.
Читай поболее газет,
Беги скорей на производство.
Какие видишь ты уродства,
Когда тебя в работе нет?
 
 
Ты в уголке своём забился,
Читаешь древние тома,
Твой ум туманами затмился,
Всё твоё горе – от ума,
Вокруг тебя кипит работа,
Ужель строительству страны
 
 
Тебе петь гимны неохота?
Ужели темпы не видны?
Как о героях пятилетки
Не написать огромный труд?
Тебе газетные заметки
Обильный матерьал дадут.
 
 
Я новое пальто купила,
Дешёвое. По ордерам
У нас давали.
Получила
Письмо от Клугмана и там
Тебе поклон. На Днепрогэсе
Он трудовую жизнь ведёт,
От героических работ
И сам становится героем,
Самодоволен и счастлив
Он прославляет коллектив.
 
 
Сейчас Панфёрова читаю,
Есть много мест занятных там,
Я, между прочим, по «Брускам»
Деревню нашу изучаю.
С подобным мнением, согласен
Тебе известный, Лебеда
И остальная лабуда.
Роман по форме безобразен,
Довольно неуклюжий слог,
Однако, бедность не порок.
 
 
В четверг я снова жду тебя.
Тащи стихи. Покритикуем.
О Маяковском потолкуем,
Что революцию трубя,
Вдруг потерпел фиаско с бытом.
И сильный оказался слаб,
Хотя и был зачислен в РАПП
Пролетписателем маститым.
 
 
Бранит Бузуев смерть его
И хвалит пьяный. Врёт порою.
Интересуется тобою.
Он в общем парень ничего.
Специалист по анекдотам,
Тебя развеселит в момент,
Сейчас он ГИЖевский студент
И журналист. Его работам
Литературным грош цена,
Зато тематика видна.
 
 
Я жду тебя. Не будь рассеян,
Попробуй записать в блокнот:
«В четверг у Нины. Нина ждёт».
И слову своему будь верен.
 
 
Я видела тебя во сне.
Ты был измучен. Сильно болен.
Вдобавок мною недоволен.
Всё утро грустно было мне.
Ты причиняешь беспокойство,
Вот почему спокоен сам.
Терзаться день по пустякам
Довольно пагубное свойство.
 
 
Я помню шелесты аллей,
Прогулки наши вечерами,
Когда нам было веселей
Играть условными словами,
Но годы горечи несут,
Яснее более сознанье,
Терзает более уют.
Итак, до скорого свиданья!
Нина.
 

1932

1932

Взлёты и будни

«Я забывал про пять в четыре…»

 
Я забывал про пять в четыре^[1]
Теперь торжественно удвоенном.
Я забывал, что кризис в мире
И нужно быть за волю воином.
Когда война подготовляется
Не жди от сильного потачки,
Я забывал, что жизнь меняется
И близок день всемирной стачки.
 
 
Мне снились часто переходы
Где своды тёмные нависли,
Где нет надежды и свободы,
Где в кабале погибнут мысли.
Была расправа с остальными,
Не раз победно пуля пела,
Гремя оковами стальными
Она в тюрьме обезумела.
Её пытали ежечасно,
Нагую били как попало
Железом жгли – и всё напрасно.
Её упорство не пропало,
Всех палачей с ума сводила,
Они удваивали пытки
Их угнетала воли сила,
В ней заключённая в избытке.
 
 
Комок кровавый был прекрасен,
По каплям кровь из ран стекала,
Труд палачей бывал напрасен.
Она вины своей не знала.
В её глазах являлся ужас
У палачей серели лица –
И после пыток снова стужа,
Всё те же цепи и темница.
 
 
Сбегались крысы, как обычно,
Делили хлеб, лакали воду –
Она смотрела непривычно,
Как будто крыс не знала сроду.
Гремели цепи. Ныли раны.
Казалась правда наказаньем –
И были крысы постоянно
Ей роковым напоминаньем.
Уже давно изнемогая,
Она погибнуть не хотела.
Себя на гибель обрекая,
Любила мучимое тело.
Ей были святы остальные,
Кто дал ей первые уроки –
Они покончили земные
Судьбой означенные сроки.
Не забываем час расстрела,
Когда у ям они стояли –
Мишень живая – для прицела
Людей – которым приказали.
И только молодость спасает,
Она предвестница свободы,
Когда закованный считает
Воображаемые годы.
Я не могу…слабеют силы…
Ужели в чём…я виновата…
Спаси из каменной могилы
Где мы встречалися когда-то.
Я слушал речи пламенея,
Мне сны всего дороже в мире
И никогда не сожалея
Я забывал про пять в четыре.
 

1932 январь

«Учись владеть противогазом…»

 
Учись владеть противогазом.
Близка всемирная война,
Не отпечатанным приказом
Тебе со стен грозит она.
 
 
Уж над кровавыми полями
Восходит пламенное солнце
Карать бунтующий Китай,
Победоносные японцы,
Грозят упорными боями,
Кричат пронзительно: – «Бонзай».
 
 
Бери винтовку! Надоела
Разоружительная ложь
Всемирная война назрела
И ждать начала невтерпёж.
 
 
Пусть угнетённые успели
Себя склонить для мятежа;
Крича о новом переделе
И о войне для грабежа.
 
 
А если бестолочь видна,
Сомнения покончи разом,
Когда со стен грозит война
Не отпечатанным приказом.
 

1932 февраль