– Добрый вечер, – сказал он своим красивым голосом и потом пробормотал что-то еще, Мишка не разобрал.
Двое мужчин с бокалами в руках стояли неподалеку, у перил.
– Это Мелихов, что ли? – сказал один другому, и Мишка узнал свою фамилию.
– Он.
– Фигасе. Три года назад в одном фестивале с ним выступал. Он тогда так катился, я думал, не выберется.
– Да что ему станется? Мажор. Просаживает папашины деньги.
– Как всегда, под мухой.
Отец перестал бормотать в микрофон и запел. Музыканты поддержали. Пел он хорошо, выравниваясь и как будто трезвея, и только иногда издавал слишком резкие ноты.
– Лажает, – сказал мужчина с бокалом. – Но интересно лажает.
Дама со стрижкой не сводила с отца глаз.
– Следующую песню я посвящаю своему сыну, – сказал отец, посмотрев наверх, и множество других тоже посмотрели наверх.
Мишка вжался в стул.
– У него сейчас болит нога, – добавил отец. – Но я уверен, что очень скоро он поправится и вырастет большим и сильным.
В зале поддержали его слова и захлопали невидимому Мишке.
Ему было ужасно приятно и ужасно страшно. Мишка замер и уставился в салфетку, лежащую на столе. Отец запел. Медленно и ласково. Это была песня про что-то непонятное и запутанное: про часы, и старый дом, и море, и любовь. Это была очень хорошая песня про жизнь. И когда в конце все захлопали, Мишка тоже захлопал.
Отец будто протрезвел, пока пел. А когда закончил, он снова стал пьяным и, уходя со сцены, повалил стойку микрофона, но ухитрился поймать ее, чем снова вызвал аплодисменты. Он поднялся по лестнице и подошел к Мишке.
– Ну все, сын, – сказал он. – Я отстрелялся… Привет, Лариска, – сказал он даме со стрижкой, и по ней было видно, что они знакомы.
– Ты бы покормил его, – сказала дама.
– Ты что будешь? – спросил отец у Мишки.
– Не знаю, – честно ответил Мишка. – Я домой хочу.
– Пойдем, я сначала познакомлю тебя с отличными ребятами, – сказал отец, и они пошли в гримерку.
Гримерка оказалась прокуренной комнаткой с маленьким зеркалом, вешалкой и столом, заставленным полупустыми бутылками с коньяком и соком.
– Мой сын Михаил! – объявил отец, и десяток глаз с любопытством уставился на Мишку.
– Дайте парню стул! – громко сказал кто-то.
Мишку тут же усадили у стены и спросили по порядку всё как полагается: сколько лет, в какой класс ходит и кем хочет быть. И тут же потеряли к нему интерес.
– Дайте ребенку попить, – сказала маленькая кучерявая женщина. – Осталось что-нибудь? Тебе чего хочется?
Мишка покосился на бутылку с колой. Ему налили колы и забыли про него. Все, кроме этой маленькой женщины, которая внимательно разглядывала его лицо, руки, даже костыли.
– Сын! – воскликнул отец, указывая на женщину в кудряшках. – Сын, эт Кристина. Она очнь хорошая. Я ее очлюблю. И ты люби.
Мишка вежливо улыбнулся Кристине.
Они просидели там еще час или больше. Мишка просил отца отвезти его домой, потом Кристина тоже просила. Отец обещал и тут же забывал про обещание. Наконец кто-то вызвал такси, и в машину набилась шумная компания. Кристина с трудом усадила туда отца, а Мишку посадили к нему на колени, больше некуда было.
Машина тронулась. Отец и еще один парень запели смешную народную песню.
Вдруг отец замолчал и резко распахнул на ходу дверцу. Холодный воздух ворвался в машину.
– Ты что делаешь?! – закричала Кристина.
– Мишка где? Мы Мишку забыли! Тормози!
– Да вот он! На коленях у тебя сидит.
Отец будто только сейчас увидел Мишку и потрепал его по голове:
– Вот ты где… Маленький какой, я тебя и не заметил…
Вся компания не разуваясь ввалилась в квартиру. Загудела кофемашина, зашумел туалетный бачок.
Отец был пьяный, но веселый. И гости были веселые.
Мишка устроился на своей тахте в углу, бережно положил рядом коробку с конструктором. Разорвал пленку. Новенькие детали приятно пахли. Изучив схему сборки самолета, Мишка аккуратно начал с хвоста.
Коньяк закончился, гости стали расходиться.
– Кристинка, не уходи! – просил заплетающимся языком отец.
– К тебе сын приехал, – говорила Кристина, поглядывая на Мишку. – Сыном занимайся.
– Ты нам не помешаешь, – канючил отец.
Кристина вопросительно смотрела на Мишку и мотала головой.
– Умоляю тебя! – отец вдруг шумно бухнулся перед Кристиной на колени. – Кристина. Будь моей женой и матерью моих детей! Мишка, ты не против?
Чтобы маленькая кучерявая женщина стала его матерью, Мишке не очень понравилось, ведь у него уже была мать, но вообще он был не против. Мишка вежливо кивнул.
– Все, она теперь моя жена и остается, – сказал отец гостям, с удивлением замершим в дверях, и стал снимать с Кристины шарф.
Мишка думал, что Кристина пойдет мыть посуду, – так всегда делала мама, когда уходили гости. Но Кристина сидела на стуле, поджав под себя ноги, и курила. Дым тянулся через комнату, от него першило в горле. Мишка согнулся над конструктором.
Отец сел на пол около Кристины, обхватив ее ногу.
– Господи, я счастлив. Все мои любимые люди со мной, – не очень внятно проговорил он.
Кристина улыбнулась:
– То есть это все сейчас было серьезно?
– Да! – Отец поднял голову и попытался посмотреть ей в глаза. Но у него не получалось сфокусировать взгляд.
– О'кей. Спрошу тебя, когда будешь трезвый.
– Я отвечаю за свои слова! – Отец встал и пошел пошатываясь к кухонному шкафчику.
Но коньяка там не было. Пустая бутылка стояла на столе. Кристина проводила его взглядом. Ехидно усмехнулась. Раздавила окурок в пепельнице.
– Все. Спать пора, – сказала она, поднимаясь со стула. – Мальчик тут ляжет?
У Мишки слипались глаза, но ему очень хотелось доделать самолет.
– Встань на минуту.
Кристина сгребла коробку и остаток деталей к краю. На освободившемся месте расправила простыню и одеяло.
– Ну, спокойной ночи.
– Спокойной ночи, сын! – Отец подошел, шатаясь, и чмокнул его в макушку.
И они с Кристиной ушли. Никто не отнимал у него конструктор и не выключал свет. Это была странная и грустная свобода.
Мишка посидел еще с самолетом. Передняя и задняя часть были готовы, но никак не хотели соединяться. Глаза слипались. Он аккуратно положил обе половинки на край тахты и лег.
Проваливаясь в сон, он вдруг подумал, что хочет домой, к бабушке и маме. Мишка удивился этому, потому что у отца было весело и интересно и тот ему все покупал.
Мишку разбудили женские рыдания. Кто-то плакал в темноте и искал на вешалке одежду. Потом Мишка услышал тяжелые шаги босых ног и громкий шепот отца:
– Ну куда ты, я пошутил! Не уходи, я люблю тебя, дура.
За этим последовала тихая возня в темноте, шлепок как будто по щеке, снова рыдания.
– Сука ты. Не уходи!
Провернулась задвижка замка в двери, и резко загорелся свет. Мишка прищурился. Тахта была отделена от коридора длинной стеной, прямо напротив двери висело зеркало. Мишка увидел отца, совершенно голого, который двумя руками сжимал лицо Кристины и что-то шептал в него. На лице женщины застыло мученическое выражение. У отца были волосатые длинные ноги и маленький белый зад с впадинами по бокам. Он пытался прижать к себе Кристину, уже одетую, в пальто и сапогах, и это почему-то напомнило Мишке картинки про фашистов и концлагерь, которые показывала ему мама, рассказывая про войну.
Хлопнула дверь, загудел лифт.
Отец, покачиваясь, вошел к Мишке и плюхнулся на край тахты. Что-то хрустнуло.
– Никто нам не нужен, – сказал отец. – Никто нам не нужен, мой дорогой, любимый мой сын. Да?
– Да, – прошептал Мишка, с ужасом понимая, что самолета больше нет.
Отец потрепал его по голове и пошел к себе.
Маленькая лопасть пропеллера, похожая на комариное крылышко, приклеилась к его заду.
Настало утро, но отец не просыпался. Мишка несколько раз заглядывал в его комнату. Отец спал некрасиво, с разинутым ртом, и громко храпел.
Мишка сам сделал себе бутерброд, заварил чай в пакетике и сел собирать другую модель. Остатки самолета он аккуратно сложил в пакет. Дома можно попробовать починить.
В обед приехал дед, констатировал факт пьянства и стал звать Мишку с собой, к бабушке, но Мишка отказался. Дед, ругаясь, собрал мусор в клеенчатые мешки и ушел.
К вечеру отец проснулся, долго бродил по дому в халате, звонил куда-то и спрашивал, что было вчера, хотя Мишка легко мог ему это рассказать. Потом он спросил Мишку, есть ли у них что-нибудь пожрать. Нашлись только яйца, и Мишка предложил их сварить. Но отцу неохота было ждать, и он пошел в магазин. Он вернулся только через час и принес два пакета всякой всячины. Там были и пирожные, и крабы в банках, и соки, и даже крылышки из «макдака» для Мишки. И маленькая круглая бутылка коньяка. Мишка покосился на нее, на что отец сказал:
– Это про запас. В доме должно быть спиртное на случай болезни.
Он поставил бутылку в шкаф, где раньше стояла другая бутылка, и сел завтракать.
Мишка расположился на ковре перед телевизором. Он ел куриные крылышки и собирал танк.
– Эй, Мишка! – сказал отец. – Ты какой-то дикий человек. Зачем кости на ковер кладешь?
Замечание было сделано не зло, с улыбкой. От мамы он сейчас получил бы подзатыльник. Мишка собрал кости и обнаружил, что на ковре остались жирные пятна. Он испугался и прикрыл их пакетом с останками самолета.
– Что это? – спросил отец.
– Ты вчера сел на мой самолет.
У отца сделалось расстроенное лицо.
– Прости, сын, – сказал он. – Я куплю тебе десять таких самолетов, даже лучше!
Отец вытер салфеткой рот и подошел к заветному шкафчику.
К вечеру модель танка была готова. Отец тоже был готов. Он ходил по квартире и бренчал на гитаре.
– Мишка, хочешь, мы позовем Кристину?
– Нет, – испугался Мишка, вспомнив ночную сцену в прихожей.
– Она тебе не понравилась?
– Да не, нормальная.
– А что тебя в ней смущает?
– Она дома не убирает, – сказал, подумав, Мишка.
Отец раскатисто захохотал и смеялся очень долго.
– Мишка, ты гениальный парень. Действительно, зачем нам такая баба? Что будем делать?
В комнате отца телевизор был еще больше. Они лежали в кровати, ели из банки крабов и смотрели мультики. Отец принес бутылку коньяка и пил не стесняясь. Он смеялся в тех же местах, что и Мишка. И удивлялся в тех же местах. Он был отличный друг. И ничего вкуснее этих крабов Мишка никогда не ел.
Мишка осмелел и спросил у отца:
– А ты можешь купить мне такие с собой?
– Конечно! – сказал отец. – Хоть десять банок!
Мишка вспомнил, что так говорил Карлсон. Но отец совсем не был похож на маленького толстого человечка. И это Мишку успокоило.
Потом отец уснул. А Мишка лежал рядом и слушал, как он дышит. И теперь ему казалось, что отец спит красиво и даже храпит красиво.
Утром отца растолкать не смогли.
Чертыхаясь, дед собрал Мишкины вещи и сказал, что отвезет его сам. Мишке не хотелось ехать с дедом. К тому же они с отцом собирались купить крабов. Но тот как будто никого не узнавал.
В самолет их с дедом пустили первыми, на какие-то специальные места, где было просторно и всем давали наушники и пледы. Назад они летели очень долго. Дед всю дорогу молчал, посматривал на Мишку и барабанил пальцами по подлокотнику. Выходя из самолета, Мишка набрал целый клубок наушников, и стюардессы не ругались, а вежливо улыбались.
Встреча деда и матери была короткой, дед передал снимки и заключение, вкратце рассказал о визите к врачу. И что через полгода надо приехать на консультацию еще раз. Мать слушала молча и озабоченно кивала.
Прощаясь, дед сунул белый конверт ей в карман. Мать сказала «спасибо, но это совсем ни к чему» и покрылась пятнами.
– Ботинки бы новые ребенку купил, – ворчала бабушка, глядя на коробки с моделями. – Раз деньги девать некуда. Фанфарон, ему бы только впечатление производить.
– Что такое фанфарон? – спросил Мишка.
Он сидел за столом и ремонтировал самолет. Почти все детали удалось склеить. Не хватало только лопасти пропеллера, но Мишка вырезал ее из пластиковой упаковки от сыра.
– Фанфарон – это типа царь такой сказочный, – сказала мама.
Мишка подумал, что отец и дед вполне похожи на царей, но непонятно, почему бабушка сказала это как ругательство.
Несмотря на то что маме эта затея совсем не нравилась, они пошли на почту, и Мишка отправил отцу посылку с самолетом и письмом:
Дорогой папа, спасибо за подарки и отдых.
Самолет я починил и посылаю тебе. Как ты?
Привет Кристине.
Через месяц, перед Новым годом, от отца пришел большой денежный перевод и смешная открытка с миньонами. В ней он поздравлял Мишку и его маму с Новым годом и сообщал, что они с Кристиной поженились и скоро у Мишки появится сестра. Или брат.
Про самолет ничего не было.
О проекте
О подписке