– Почему?
Я сам испугался той смелости, с которой у меня вырвалось это «почему». Она же нисколько не испугалась; у нее только слегка приоткрылись губы, так что сверкнули маленькие белые зубы, и проронила вскользь, словно речь шла о чем-то таком, о чем не стоило и говорить:
– Хотите быть моим рабом?
Она говорила, и глаза ее светились лукавством; я схватил ее руки, хорошенько не сознавая, для чего, но потом, как истинный дилетант, поспешно выпустил их.
– Ваша искренность восхищает меня, – сказал я, – и не одна она…
Опять все то же – проклятый дилетантизм сковал мне язык!
Мы предпочитаем скромненькую, бледную гольбейновскую деву, принадлежащую только нам, – античной Венере, которая, как бы она ни была божественно прекрасна, любит сегодня Анхиза, завтра Париса, послезавтра Адониса
С мраморных плеч богини ниспадает до самых ступней ее длинное меховое одеяние…
Я стою в оцепенении, не сводя с нее глаз, – и снова чувствую, как меня охватывает тот неописуемый страх… и бегу прочь.