– Скажи мне, Икрам, какой ишак – прости мой лопоухий друг! – Насреддин погладил ишака по голове, – выстроил вокруг мечети забор, да еще такой высокий?

– Это наш мулла, – повел плечами дехканин. Было хорошо заметно, что муллы он побаивается.

– Но зачем? Впрочем, я, кажется, знаю ответ. А что здесь делают эти люди?

– Они принесли подношения господу. Мулла помолится за них, за удачу в делах.

– Судя по несчастному виду этих людей, ваш мулла не особо усерден в общении с богом. Но я сам хочу узнать, в чем тут дело.

Насреддин спешился и быстрой походкой направился вдоль длинной очереди, берущей свое начало в широких деревянных резных воротах.

– Салам алейкум, салам, и вам доброго дня, – раскланивался он по пути с ожидавшими своей очереди людьми. Икрам, немного поколебавшись, припустил следом за ходжой.

– Прошу тебя, – быстро зашептал дехканин, нагнав ходжу, и подергал того за рукав халата, – не связывайся с ним. Наш мулла очень хитер, и еще у него могущественные друзья.

– Разве Аллах не может защитить своего слугу, что тому требуются влиятельные друзья? Разве он ведет неправедный образ жизни, что ему есть чего опасаться? – отвечал Насреддин, не сбавляя шага.

– Но бояться как раз стоит тебе!

– Глупости! Перед всевышним я чист, а с муллой как-нибудь найдем общий язык.

Икрам, видя, что ходжу не переубедить, только рукой махнул – будь что будет. Но покинуть Насреддина не решился, хотя появляться на глаза мулле ему вовсе не хотелось. Тот обязательно опять возьмется упрекать Икрама в отсутствии религиозного рвения и жадности и будет грозить страшными небесными карами. А что может принести Икрам, если сам едва сводит концы с концами?

Ходжа между тем насилу протолкался мимо людей в чуть приоткрытую створку тяжелых ворот и застыл на месте, пораженный увиденным. Икрам последовал за Насреддином и тихонько примостился за его спиной.

Посреди большого двора в тени высокой груши, на топчане гордо восседал худой, словно палка, человек в черных одеждах и черной же высокой чалме. Его костлявое подвижное лицо ходило ходуном, а маленькие, глубоко посаженные глазки стреляли в каждого просителя, казалось, просвечивая его насквозь. Вернее, даже не самих людей, а подношения, которые люди передавали мулле, прося его помолиться за успех в делах и начинаниях, за счастье и мир в доме, за то, чтобы пошел дождь и чтобы он не случился – каждый просил о своем, и каждый лелеял надежду, что мулла непременно поможет ему.

Мулла же, беря очередное подношение, долго принюхивался к нему, приглядывался и чаще морщился, нежели расточал ни к чему не обязывающие его обещания. Подарки ему не особо нравились, но, как видно, выбирать не приходилось.

– Да-да, я обязательно помолюсь за твой урожай. Пусть он будет богат! – обещал мулла одному дехканину. – И не забудь, что я тебе поспособствовал!

– Не забуду, мулла, – кланялся в ответ дехканин, стягивая с головы тюбетейку и прижимая ее к груди.

– Все вы так говорите, а потом забываете, – ворчал мулла, засовывая палец в горшок с маслом и пробуя. – Немного прогорклое, но ничего, сойдет.

– Нет, нет, оно совершенно свежее! Уверяю вас.

– Э-э! – зло отмахнулся мулла. – Тащат всякое завалящее, для себя же жадничают. Следующий!

– О мулла, – склонился перед топчаном старик, протягивая мулле матерчатый сверток, – помолись за моего сына. Я хочу, чтобы ему сопутствовала удача. Он желает стать учеником гончара.

– Что это ты притащил? – Мулла придирчиво оглядел сверток, потом брезгливо, двумя длинными паучьими пальцами потянул за свисавший уголок. – Платок? Да еще ношеный! Зачем Аллаху нужен твой платок?

– Но… – растерялся старик, не зная, как ему поступить.

– Ладно, давай сюда! – Мулла выдернул из рук старика сверток и сунул его за отворот халата. – Будет тебе удача.

– Сыну, – напомнил мулле старик. – Я просил за сына.

– Да, да, и ему тоже. Всевышний сегодня милостив к тебе. Следующий!

И тут ходжа Насреддин сорвался с места. Оттолкнув очередного просителя, он бухнулся на колени у топчана и ткнулся головой в землю.

– О великий! – вскричал он, поднимая голову и молитвенно протягивая ладони к мулле.

– Ай! – подпрыгнул на топчане мулла, как раз собравшийся отведать только что подаренного ему плова. Он давно уже манил муллу своим ароматом, но мулла никак не мог улучить момент, чтобы полакомиться блюдом – народ все шел и шел. – Ты чего? Чего ты? – отодвинулся от ходжи мулла, но зажатую в руке щепотку плова все-таки засунул в рот и облизал пальцы. После непонимающе уставился на пустые руки стоявшего на коленях старика, затем медленно поднял голову, перехватив его восторженный взгляд. – Чего тебе нужно, старый голодранец? – грозно спросил мулла, немного придя в себя и прочистив горло. – Или ты считаешь, будто Аллах за просто так будет выслушивать твои пожелания?

– Значит, я не ошибся! – воскликнул ходжа, подползая на коленях поближе к топчану. – Это ты, господи! А он? – Насреддин указал дрожащим от волнения пальцем на замершего у топчана слугу муллы. – Верно, наш великий пророк, да восславится его имя в веках!

Упитанный слуга пару раз моргнул и сжался, затравленно стреляя глазками по сторонам. Ему явно было невдомек, к чему клонит старик в драном халате.

– Что ты несешь, о презренный безумец? – вскипел мулла, насилу справившись с растерянностью. – Ты, похоже, тронулся умом! Я мулла, верный слуга нашего Аллаха! А это мой слуга, а вовсе никакой не пророк.

– Так ты слуга господа нашего, а не он? – понимающе кивнул ходжа и поднялся с колен, упираясь в них ладонями.

– Именно так! – подтвердил мулла кивком, стараясь придать своему подвижному лицу черты смирения, но выходило не очень. – Я всего лишь его скромный слуга. А это, – мулла широким жестом руки обвел свои владения, – дом нашего всесильного и милостивого Аллаха.

– Ага! Тогда ответь мне, мулла, почему ты раздаешь обещания людям от имени своего господина, даже не испросив его разрешения и не воззвав к нему, как полагается?

– Э-э, глупый ты человек, – покачал головой мулла, – Аллах наш в своем величии даровал мне способность погружаться в его самые сокровенные помыслы. Я знаю все, о чем знает он!

– Предположим, но почему ты воруешь у своего господина?

– Да ты что?! – Чалма у муллы от подобной наглости едва не воспарила над его маленькой головой. – Да я тебя! Я…

– Но ты ведь поедаешь и прибираешь к рукам то, что принесли твоему господину, разве не так? Все это видели.

– Я… ну… – смешался мулла. Ничего подобного он не ожидал.

Собравшиеся, затаив дыхание, во все глаза глядели на муллу, и платок, который мулла сунул за пазуху, теперь жег ему грудь, а съеденная горстка плова, казалось, возмущенно ворочалась в его животе.

– Ты все неверно понял, странник. Это подношения на благо мечети. Вот! – обрадовался мулла, так успешно ему удалось выкрутиться.

– Но ты сказал, что здесь дом самого Аллаха, – прищурился Насреддин, – и люди принесли свои дары в его дом, надеясь на его помощь. Значит, они принесли их ему, а вовсе не тебе. Разве не так?

– Но господь не вкушает земной пищи! И тем более ему ни к чему драное тряпье! – воскликнул мулла. С этими словами он выхватив из-за пазухи платок и отбросил его в сторону. – А я его взял, чтобы не обидеть несчастного старика. Зачем мне платок?

Мулле вовсе не нравился этот разговор, который слушали десятки людей. Однако священнослужитель никак не мог сообразить, как поставить на место наглого старикашку, позволяющего себе прилюдно оскорблять его, муллу!

– Тогда объясни мне, о многомудрый мулла, освященный мудростью господа нашего: к чему тогда люди несут сюда свои дары, если они не нужны Аллаху?

– Глупец! Подношения – плата за молитву, – взъярился мулла. – Неужели ты считаешь, что я должен работать за просто так? А мое дело через молитвы доносить до господа…

– Прости меня, – перебил распалившегося муллу ходжа, – но молитвы, если честно, я пока не услышал ни одной. Однако обещания ты раздаешь очень охотно. Неужели ты берешь плату за пустые обещания?

– Нет! Я беру плату только за то, что обязательно сбудется, – глазки муллы забегали в темных провалах глазниц.

– Знаешь, хорошая у тебя работа.

– О чем ты? – еще больше насторожился мулла. Ему было совершенно невдомек, почему какой-то незнакомый старикашка столь непочтителен к его особе.

– Значит, ты хочешь сказать, – прищурил левый глаз ходжа Насреддин, – что твои обещания сбываются, так как они исходят от самого Аллаха, и тебе ведомо все сокровенное и тайное?

– Разумеется, – горделиво выпятил грудь мулла.

– Вы все слышали, что сказал великий и мудрый мулла? – обернулся Насреддин, обведя взглядом притихшую толпу, собравшуюся во дворе мечети.

– Да, да, слышали, – донеслось нестройное со всех сторон.

– Да будет так! – рубанул ходжа рукой. – А теперь все расходитесь по домам.

– Но как же?.. – промямлил мулла. – Как же так? А дары?

– Я тебя не понимаю, – Насреддин уже собравшийся было покинуть двор мечети, вновь остановился, – ты же сам сказал, что то вовсе не дары, а плата за твою работу. Но где же это видано, чтобы человек платил за яйца, которые курица еще не снесла? А если и так, то пиши расписку.

– К-какую расписку? – сглотнул совершенно ошалевший мулла.

– Странный ты человек, – пожал плечами Насреддин. – Коли ты берешь плату вперед, то ты должен написать расписку. А вдруг ты не выполнишь свою работу или выполнишь ее не должным образом, тогда что?

– Что? – лупнул глазами мулла.

– Вот и я о том же, – вздохнул ходжа. – Да, за всеми этими торговыми делами я чуть не забыл тебя спросить: зачем вокруг дома нашего господа нужны крепкие высокие стены?

– Сейчас очень много воров, – ляпнул мулла первое, что пришло в голову.

– Я, кажется, понял тебя, – произнес Насреддин с очень серьезным видом. – Аллах всемогущий в своей заботе о несчастном обездоленном народе не хочет, чтобы они выбрались за этот забор. Очень мудро. Теперь я верю, что господь даровал тебе истинное знание, – и ходжа отвесил мулле поклон.

– Нет, нет, ты все неверно понял, – замахал на него руками мулла, судорожно пытаясь сообразить, что имел в виду противный и крайне нахальный старик, в котором не чувствовалось ни капли почтения к сильным мира сего. – Я хотел сказать, что высота забора указывает на близость его обладателя к великому Аллаху! Разве ты не слыхал о том?

– Глупости, – отмахнулся от пустых слов Насреддин. – Какие заборы ни громозди, а всех ближе к Аллаху только покойники. Разве не так, о мудрый мулла?

– Ха! – сказал кто-то совсем рядом с ходжой.

– Хи-хи, – донеслось с другой стороны двора, и вот уже весь народ, что присутствовал при странном споре, вовсю давился смехом. Все, кроме муллы, позеленевшего от ярости и в бессилии сжимавшего кулаки. Он впервые на своей памяти не мог подобрать слов для достойного ответа, да еще кому – паршивому, невесть откуда свалившемуся на его голову старикашке! Но пока он соображал, пыхтя от обиды, двор мечети опустел, и спорить было уже не с кем. А ведь что самое обидное, мулла даже не ведал, как старика зовут, и кто он такой…